Нагиев против Шварценеггера, или Шило на мыло

Не так-то просто определить, кого имел в виду режиссер, которому российские зрители никогда не простят такие фильмы, как "Тот еще Карлосон!", "Беременный" и "Защитники", называя так свое новое творение. В отличие от чуть ранее вышедшей картины со Шварценеггером "Последствия" (ее создатели изменили имена и сознательно исказили некоторые факты - Сарик же настаивает на максимальной приближенности к реальности), Нильсен здесь исполняет простую сюжетную функцию, и прощать его ни герой, ни автор фильма явно не собираются. Что касается протагониста, на котором повествование сконцентрировано на сто процентов, он-то как раз прощение получает - из рук Андреасяна, не только ни на секунду не сомневающегося в выборе стороны в этом кошмарном во всех отношениях инциденте, но и отрицающего всяческую необходимость взглянуть на него хоть сколь-нибудь отстраненно.

О каких-то оттенках и полутонах в "Непрощенном" вообще речи не идет. Как и в "Землетрясении" (с той разницей что на этот раз нет вырвиглазназных спецэффектов - от них Сарик теперь мудро отказался), все делается в лоб, направлено на интенсивную эксплуатацию зрительских чувств и снабжено простейшей символикой, понятной даже первокласснику: грустно - дождь пошел, объятие - похоже на распятие, боль утраты визуализируется в бесконечных видениях, котенок становится символом новой жизни и так далее. И все - под истерически драматичную музыку, до неприличия напоминающую циммеровский саундтрек к "Интерстеллару".

Особого разговора, конечно, достоин исполнитель главной роли. Дмитрий Нагиев известен россиянам в первую очередь как шоумен и комик, а его "серьезные" - с оговорками - роли вроде чеченского командира в "Чистилище" или Иуды в "Мастере и Маргарите" уж никак не способны подготовить к тому, чтобы увидеть его в образе такого непростого человека, как Виталий Калоев.

Многого от Нагиева, в принципе, невзыскательный Андреасян и не требует - несмотря на огромное количество экранного времени, в основном герой занят тем, что демонстриует исступленную любовь к родным, затем - молчаливо замыкается в собственном горе, мрачно глядит исподлобья, сурово требует от циничных европейцев извинений за гибель своих близких и скачками обрастает фальшивой клочковатой бородой. Однако есть в фильме пара моментов, где Дмитрий, как предполагается, должен продемонстрировать эмоции и надрыв, и тут кожа зрителя мгновенно покрывается мурашками. Не от закономерного, казалось бы, чувства сострадания, а от запредельного переигрывания.

Душераздирающая жизненная драма Виталия Калоева потрясла и продолжает потрясать миллионы - тут вообще равнодушных быть не может. Но вышедшие одна за другой по ее мотивам киноленты - что американская, что российская - умудряются ничего внятного по этому поводу не сказать, оставаясь - увы - неумелыми спекулятивными поделками, даже несмотря на принципиально различные подходы к вопросу.

2