Стоило ли создателям фильма "Аэронавты" подменять исторические факты
В реальности этот полет предприняли в середине XIX века молодой ученый Джеймс Глэйшер, изучавший погодные закономерности, в компании с одним из первопроходцев воздухоплавания известным тогда пилотом Генри Трэйси Коксвеллом. Роль Коксвелла огромна: именно он сконструировал воздушный шар, из-за циклопических габаритов прозванный "Мамонтом", и в сентябре 1862-го вместе с Глэйшером достиг рекордной по тем временам высоты в одиннадцать с лишним тысяч метров. От холода и разреженного воздуха его ученый партнер потерял сознание, а Коксвелл, несмотря на онемевшие руки, сумел зубами открыть клапан, шар рванул вниз и за пятнадцать минут совершил благополучную посадку. Вот такая была поразительная история, из которой авторы фильма вычеркнули ее главного, в сущности, героя, заменив мужественного пилота Коксвелла чудо-акробаткой Амелией Врен, устроившей на взлете цирковое шоу с собачкой.
Что от этой подмены выигрывали авторы? Понятно, что зрителям приятнее лицезреть вместо скучного бородача красивую супервумен в облике Фелисити Джонс. Понятно также, что в таком виде фильм без зазоров укладывается в новейшую тенденцию все главные функции в кино передавать бывшему "слабому полу": в "Аэронавтах" в роли лидера - женщина, именно она здесь проявляет трезвый разум, противостоит безумному азарту Глэйшера и демонстрирует недюжинную силу. Именно она совершает чудеса выносливости, смелости и находчивости, пока герой-мужчина лежит в обмороке и не в состоянии прийти на помощь. Подмена позволяет также ввести лирическую тему: если в одной корзине Он и Она, зритель будет ждать поцелуя в диафрагму. И, наконец, так обозначена преемственность от фильма "Вселенная Стивена Хокинга", где тоже возникал образ героического ученого, и та же Фелисити Джонс играла вместе с оскаровским лауреатом Эдди Редмэйном, который в "Аэронавтах" предстает в роли самоотверженного метеоролога Глэйшера.
Какие странности при этом возникают? Первая и главная: вызывает вопросы столь бесцеремонное переписывание истории. Конечно, искусство и не такие подмены совершало: Сальери не убивал Моцарта, как у Милоша Формана, а Гитлер, вопреки Квентину Тарантино, не погибал в горящем кинотеатре. Но если никто из зрителей не принимал эту игру гениев как истину в последней инстанции - слишком общеизвестны реальные факты, то окончательное стирание из людской памяти даже имени героя, каковым был ныне забытый Коксвелл, не кажется вполне корректным. Не говоря о том, что многочасовое пребывание в тесном пространстве двух разнополых субъектов переводит романтически возвышенную картину в ранг зрелища абсолютно условного и не очень правдоподобного, уже как бы не имеющего отношения к любой реальности.
С другой стороны, возникают дополнительные сюжетные линии, придающие картине многослойность. Например, были свои прототипы и у супервумен Амелии - это прежде всего Софи Бланшар, тоже фанатка аэронавтики, выступавшая с головокружительными воздушными шоу перед самим Наполеоном и погибшая при исполнении одного из самых эффектных трюков. Ее имени нет в фильме, но есть прямые параллели с ее бедовым характером и даже мотивы трагической истории ее полета с любимым супругом, тоже заядлым воздухоплавателем и смельчаком, который в критическую минуту пожертвовал собой, выбросившись из корзины аэростата вместо уже израсходованного балласта.
Флэшбеков в фильме много - это и истории ученого, который тщетно выпрашивает деньги на свои исследования, обещая изменить мир, и эпизоды прошлого Амелии Врен, ее болезненные видения, отблески ее воспаленной памяти. По композиции и стилю фильм напоминает биографические ленты что американского, что советского кино с их пылкими монологами, с претендующими на вечность афоризмами и торжественным пафосом творения самой истории.
Есть несколько эпизодов, захватывающих дух и сопоставимых с наиболее эффектными сценами таких картин, как "Гравитация": полет сквозь грозу, встреча со стаей бабочек или преодоление невозможного, когда героиня карабкается по обшивке шара над бездной. Есть изобретательная работа оператора Джорджа Стила и фантастические звуковые эффекты, передающие ощущение безбрежного пространства и его бездн, откуда мистически несется перезвон церковных колоколов. Эдди Редмэйн и Фелисити Джонс еще раз подтвердили репутацию актеров, способных обжить любой сценарий и сделать достоверной любую условность. И если абстрагироваться от исторического контекста, картина Харпера вполне может служить качественным развлечением - гибридом костюмной авантюры с фильмом катастроф.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"