Каким запомнится Сергей Слонимский
Широту и многообразие художественных поисков композитора являют его оперы и балеты - от античного "Икара" до романтического "Волшебного ореха", от навеянной русским фольклором "Виринеи" до балладной "Марии Стюарт", от "Видений Иоанна Грозного" и шекспировских "Гамлета" и "Короля Лира" до "Мастера и Маргариты" по Булгакову…
Автор изысканных "Антифонов" для струнного квартета обращается и к аудитории рок-музыки в концерте для оркестра, трех электрогитар и солирующих инструментов. Создатель трех с половиной десятков симфоний, он по праву гордится и популярной песней "У кошки четыре ноги" из фильма "Республика Шкид".
Ушел из жизни мой старинный друг. Нашей дружбе, страшно сказать, более 60 лет! И это не корпоративная дружба музыкального критика и композитора, членов одного и того же творческого союза. Тогда, когда дружба только начинала складываться, мы принадлежали к разным корпорациям - их даже нередко противопоставляли - физиков и лириков.
Студенты ленинградских вузов - будущие врачи, инженеры, математики, физики - мы были завзятыми филармонистами. Перенесемся на миг в 50-е - начало 60-х. Тесной студенческой компанией мы дружили с композиторами-фронтовиками Борисом Клюзнером, Вадимом Салмановым, с молодыми композиторами Сергеем Слонимским, Люцианом Пригожиным, Борисом Тищенко. В антрактах концертов в фойе, в "курилке" мы встречались и с Михаилом Семеновичем Друскиным, выдающимся историком музыки, свидетелем и участником тех премьер Шостаковича, Прокофьева, Стравинского, что были для нас, увы, только легендой. Мы расспрашивали Михаила Семеновича о 20-х - 30-х, о "заветном-запретном" - музыка ХХ века тогда едва выходила из тени.
Наш живой интерес к современной музыке естественно распространялся на самых молодых ее авторов - наших сверстников. Вместе со своими друзьями я состоял в редакциях стенных газет "Слушатель" в Большом зале и "Музыкальная жизнь" в Малом. Именно в них появились мои первые рецензии на филармонические концерты и в их числе отклики на премьеры молодого - он был всего на три года меня старше - Сергея Слонимского. "Карнавальная увертюра", Первая симфония, "Песни вольницы", Соната для фортепиано - среди самых ярких, запомнившихся впечатлений.
Потом Сергей Михайлович доверит мне аннотации к премьерам "Симфонического мотета", "Драматической песни", сюиты из "Виринеи", к грампластинкам… Пригласит на репетиции и премьерные спектакли оперы "Видения Иоанна Грозного" под управлением Мстислава Ростроповича в Самаре (газетная полоса в "Мариинском театре" будет отведена моей обстоятельной рецензии). Появятся мои отклики на симфонии, концерты, вокальные циклы композитора. Став коллегой Сергея Михайловича по профессиональному цеху (он же Союз композиторов Санкт-Петербурга), я оставался, прежде всего, благодарным слушателем. И восторгался необъятной эрудицией, всесторонним профессионализмом композитора, пианиста, музыковеда, публициста.
Однажды, полжизни тому назад, я договорился со Слонимским о встрече на Театральной площади у консерватории - он обещал дать партитуру, сейчас не припомню какую. Опоздав сверх приличий, стал извиняться. Сережа прервал меня, усмехнувшись, и сказал: "А я за это время пропел фугу Баха".
"Русское чудо - музыка М. И. Глинки" - так назвал свою открытую лекцию профессор Санкт-Петербургской консерватории Слонимский. Он анализировал музыку Глинки, тут же играя по памяти фрагменты из опер, симфонических партитур, фортепианных пьес и романсов, с такой любовью, что ни разу не возникло ощущения, будто он, как Сальери, "поверил алгеброй гармонию". Напротив, музыка предстала, словно омытая живой водой.
Слушая Тридцать вторую симфонию 80-летнего мастера, - ее премьера в Михайловском театре состоялась в один вечер с первым действием "Мастера и Маргариты", многострадальной оперы Слонимского - я невольно подумал: среди трех с лишним десятков симфоний, среди сотен других его сочинений есть музыка на любой вкус (кроме плохого, разумеется). Как сказал поэт, "Каждый выбирает по себе/Слово для любви и для молитвы". И всякий раз выбирает сообразно жизненному моменту. Сегодня я выбрал бы Десятую симфонию "Круги ада", которой композитор ознаменовал в 1992 году свое 60-летие. Авторское посвящение симфонии "Всем живущим и умирающим в России" не должно восприниматься как мрачный эпиграф. Композитор воздает должное мужеству тех, кто оставался и остается со своей страной, кто делит с ней горький хлеб, радости и упования.
На концерте в родной консерватории, где отмечали 85-летие композитора, Слонимский в конце вечера импровизировал на заданные темы. Сергей Михайлович вставал из-за рояля, комментируя каждую тему и обращаясь к приславшему ее, - публика была, что называется, своя. Он вспоминал учителей, вручивших ему эстафету первой в России композиторской школы. С любовью говорил о молодых коллегах, рассказывал смешные истории из советского прошлого - байки, ставшие музыкантским фольклором. А за роялем он был по-прежнему молодой виртуоз, задорно сочетающий строгий контрапункт и музыку улицы, сугубый авангард и новую простоту.
Композитора часто спрашивали, не жалеет ли он, что не уехал на Запад.
- Нет, я не жалею, потому что я русский музыкант, я сердцем люблю свою страну, - неизменно отвечал он.
Старейшина петербургской композиторской школы, Народный артист России, лауреат государственных премий, кавалер многих отечественных и зарубежных орденов Сергей Михайлович Слонимский до конца своих дней был полон сил и творческих планов. Прощай, дорогой Сережа! Вечная память!
Сергей Слонимский о своих произведениях. Из интервью композитора авторам "РГ"
Владимиру Дудину:
Кто и за что запретил исполнять оперу "Мастер и Маргарита"?
Сергей Слонимский: Ленинградский обком партии. 1-м актом оперы в 1972 году взялся дирижировать Геннадий Рождественский в Ленинградском Доме композиторов. Я собрал певцов из Мариинского театра, артистов из оркестра Мравинского, фаготист Печерский надел клетчатый пиджак, изображая Фагота. Но кто-то донес, что опера - против советской власти. На генеральную репетицию пришел скромный человек "выполнять служебный долг". Запретить не решились, но приказали никого не пускать - концерт закрытый. На входе милиция проверяла паспорта. Пытались не пустить даже Товстоногова. Люди из обкома проникли на концерт под видом хористов. Сразу после исполнения мы собрались у Рождественского, который посоветовал прийти в девять утра, чтобы сделать запись, потому что в десять начинает работать обком, откуда наверняка позвонят и запретят. И оказался прав. Ровно в десять раздался звонок из обкома: "Больше никому не показывать - наложить вето!" Я тут же переправил запись в Москву, где ее переписали мои друзья. Но она уже была под запретом.
Какова, по-вашему, главная тема в романе Булгакова?
Сергей Слонимский: Неограниченная власть - главное зло, тем более власть тирана. При этом власть Воланда оказывается добрее, чем власть Пилата: Воланд справедлив, воздает злом за зло, добром за добро.
Если всякая власть - зло, то какой вы представляете модель государства?
Сергей Слонимский: Ну что я буду дилетантски рассуждать? Лишь немногим на вершине власти, получив возможность решать судьбы людей, удается не испортиться самим. У меня есть опера об Иване Грозном: там самодержец перестает видеть людей - видит только голосующие единицы. Что касается соотношения власть - народ, то его бы надо поставить с головы на ноги: чтобы не народ думал о том, кто у него начальник, а начальники думали о том, как живет народ. Как только кто-то становится начальником, даже если это ректор или губернатор, у меня сразу спрашивают, как я отношусь? А почему я должен как-то относиться? Это ко мне должны как-то относиться.
Сегодня Владимир Юровский продолжит традицию исполнения "Мастера и Маргариты" в Михайловском театре. Почему вы выбрали этот театр?
Сергей Слонимский: Петербургский Союз композиторов послал письмо в Михайловский театр, где говорилось, что на его сцене шли мои оперы "Виринея" и "Мария Стюарт", и что было бы неплохо, если бы театр откликнулся на мой юбилей. Там заинтересовались "Мастером и Маргаритой" и обратились к Владимиру Юровскому, отец которого провел премьеру в Москве и Петербурге в 1989 году и потом в Ганновере. Юровский-младший решил, что нужно отметить 40-летие запрета оперы, исполнив, как и тогда, только 1-й акт.
Татьяне Эсауловой:
Обращаясь к японской поэзии, древним шумерским текстам, фрагментам Ветхого Завета, насколько Вы погружаетесь в другую культуру, в ту или иную эпоху?
Сергей Слонимский: Я пишу то, чем я сам захвачен. Когда мне было 25 лет, мне подарили книгу японских стихов, которые произвели на меня огромное впечатление лаконизмом и образностью. Я стал собирать японские гравюры, а потом написал вокальный цикл на стихи японских поэтов. Японский композитор Ооки, когда его послушал, сказал: "О, это чистое дыхание наших гор!". Для меня это была высшая похвала.
Общаясь с замечательным историком и переводчиком древней поэзии Игорем Михайловичем Дьяконовым, я открыл для себя переводы "Эпоса о Гильгамеше" и "Песни песней" и затем написал музыку к этим великим текстам. При этом я, конечно же, мысленно жил в шумеро-аккадском мире, путешествовал вместе с Гильгамешем и искал Бессмертие. Это вечная тема и, наверное, первое в истории произведение о трагизме небытия. Песнь песней Соломона - напротив, изумительный гимн любви. Когда я писал свою "Песнь песней" и оперу "Мастер и Маргарита", конечно, воображал Иерусалим. Когда сочинял "Песни Вольницы" на стихи древних русских песен - представлял себе старую русскую деревню.
В конце 70-х годов, мысленно живя в Шотландии, в Эдинбурге, я изучал национальную музыку и нашёл изумительные инструментальные образцы, древние песни и молитвенные песнопения. В Шотландии даже вышла моя авторская статья с этими музыкальными примерами. Разумеется, эта работа отразилась в моей опере "Мария Стюарт" - я писал о Шотландии так, как её слышу, как её чувствую. Я трудно учу иностранные языки, плохо запоминаю слова, но вот музыкальный язык той или иной страны становится мне понятен и близок, когда я слушаю его в реальном звучании.
Чем определяется неповторимый русский колорит многих ваших сочинений?
Сергей Слонимский: Я большой любитель русской старины, фольклора, знаменного распева и строчного пения. Мне кажется, что в каждой национальной культуре есть образцы, которые являются основой. Моя основа - это, конечно, Мусоргский, Глинка, Стравинский, Прокофьев, на которых я воспитан. Но, вместе с тем, в числе моих любимейших композиторов - Монтеверди, Шуман, Брамс, Малер, Шопен… Музыке изначально свойственна универсальность. И, в то же время, в каждом значительном произведении всегда есть тонкий и поэтичный национальный колорит.
В чем видите выражение духа в сочинениях?
Сергей Слонимский: Специально я над этим не задумываюсь, не встаю в позу этакого духовного композитора. Я чувствую, что у человека есть душа, чувствую ее и в себе. Мне кажется, душа проявляется ярче и сильнее всего именно в музыке. Конечно, существование души было бы невозможно, если бы не было Всевышнего. Но я это не демонстрирую и этим не спекулирую.
Удалось ли прикоснуться к тайне "вечной жизни" в творчестве?
Сергей Слонимский: В финале "Мастера и Маргариты" - Вечный Дом. Что это? Это ведь не рай. В этом романе есть загадочные вещи, до сих пор не расшифрованные. Например, почему добрый Иешуа через своего посланца Левия Матвея сообщает Воланду, что Мастер не заслужил света, а заслужил покой? Неужели Иешуа стал начальником-бюрократом, который распределяет свет и тень? Вечный дом - это состояние вечного благоденствия человека с любимой женщиной, возможность работать, творить. То есть та идеальная жизнь, которой Мастеру не хватало на Земле.
Моя тема - личность, индивидуальность. Вовлекаемая в гигантские конфликты общества, эта чистая, нравственно ценная личность гибнет, но морально побеждает. Поэтому финалы большинства моих сочинений печальны.
Гражданская панихида и похороны Сергея Слонимского состоятся в четверг, 14 февраля. Отпевание пройдет в Никольском соборе. Похоронен Сергей Слонимский будет в Комарово.