180 лет назад родился один из зачинателей современной белорусской литературы
В молодости способный к наукам и окончивший гимназию в Вильно в четверке лучших выпускников Франтишек был еще и везунчиком как минимум четырежды. Первый раз ему повезло с предками - мелкие шляхтичи Богушевичи, происходившие из Полоцкого воеводства, поселились в Кушлянах с 1749 года и смогли доказать российским властям свое дворянское происхождение. Когда будущий поэт заканчивал Виленскую гимназию в 1861-м, власти учебного округа усомнились в бумагах бедного юноши, подписанных предводителем дворянства Ошмянского уезда. Многие тысячи похожих семей шляхты были исключены из благородного сословия, но документам Богушевичей империя поверила.
Второй счастливый случай ожидал Франтишека в Санкт-Петербургском университете, куда он осенью того же 1861 года поступил на физико-математический факультет, причем по причине бедности на казенный кошт. Горячо сочувствуя случившимся тогда же студенческим волнениям, Богушевич спустя два месяца учебы решил покинуть столицу империи. Но клейма участника беспорядков и шлагбаум на пути дальнейшей карьеры при этом не получил, дипломатично сославшись на то, что "по причине неблагоприятствующего климата по совету пользовавшего меня доктора я должен отправиться на место моей родины".
Третья улыбка фортуны поджидала 23-летнего молодого человека уже на родине в трагический для него момент. Летом 1863 года активный повстанец Богушевич получил ранение в ногу, но сумел спрятаться за павшей лошадью. Отец, брат и сестра Франтишека привлекались к ответственности за свои повстанческие дела, но сам он следствия и суда избежал. Не конфисковали и имение в Кушлянах, что по тем временам было большой удачей.
Наконец, четвертый приступ счастья подстерег Богушевича весной 1865 года, когда он начал на абсолютно легальных условиях учиться в юридическом лицее в Нежине: повстанческое прошлое власти раскапывать поленились. Помог добрый приятель, будущий известный польский этнограф Ян Карлович, а с безденежьем Франтишек уверенно боролся уже сам, честно заработав репутацию толкового репетитора.
В родные края ему будет суждено вернуться только при Александре III в 1884 году кавалером двух российских орденов - св. Станислава 3-й степени и св. Анны 3-й степени, когда косые взгляды по отношению к бывшим повстанцам на официальном уровне поубавились. Скромное жалованье судебного следователя, коим Богушевич служил более 15 лет, сменилось 14-летней адвокатской практикой в Виленском окружном суде. Немолодой уже присяжный поверенный заслужил лестную среди простого народа репутацию "мужицкого защитника". И только в эти зрелые годы он начинает свою литературную деятельность, причем при жизни под его собственной фамилией ни единого текста на белорусском языке так и не появилось. Две его нелегальные зарубежные книги были подписаны псевдонимами. У вышедшей в 1891 году в Кракове "Дудки белорусской" автором значился Мацей Бурачок, а у "Смыка белорусского", увидевшего свет в 1894-м в Познани, - Сымон Ревка из-под Борисова. 28 апреля 1900 года скончался внешне законопослушный и благонамеренный дворянин Богушевич, писателя Богушевича ожидала посмертная слава.
Его наследие невелико, многое из написанного утрачено. Тема того, что сохранилось, традиционна для славянских и вообще европейских словесностей XIX столетия - тяжкая крестьянская доля. Вроде бы все уже сказано, все избито: Богушевич, в частности, наследует "Железной дороге" Некрасова с ее "высокорослым больным белорусом". В стихотворении "Дурной мужик, как ворона" читаем, что "чугункой свет обвит" мужицким тяжким трудом. Но очень важны две принципиальные вещи - все это впервые написано на родном для мужиков белорусском языке и написано с редким для эпохи проникновением в реальную крестьянскую жизнь.
Присяжному поверенному удалось то, чего не достигли многие его современники, пытавшиеся снискать симпатии сельского человека. Богушевич, по сути, совершил удачное "хождение в народ" - в отличие от многих интеллигентных городских народников, чьи объяснения в любви мужик часто слушать не желал совсем. В небольшом же предисловии к "Дудке белорусской" представлено не только доходчивое объяснение реальной значимости родного белорусским крестьянам языка, но и четкие представления о том, что белорусы - это большой народ с древней историей. Вот белорусская демография по состоянию на 1891 год от Мацея Бурачка: "Нас же не горсточка, а под шесть миллионов", а вот и география: "Где ж теперь Беларусь? Там, братцы, она, где наш язык живет: она от Вильно до Мозыря, от Витебска чуть ли не до Чернигова, где Гродно, Минск, Могилев, Вильно и множество местечек и деревень".
И ой как не прост при внимательном прочтении народолюбец Богушевич! Принадлежа всю жизнь к "польскому миру" и будучи в быту добрым приятелем знаменитой писательницы Элизы Ожешко, он в реальности жестко оппонировал той картине мира, по которой белорусские земли есть территория польского культурного круга. В головах современных ему поляков уже был любимый герой Генрика Сенкевича, хорунжий оршанский Анджей Кмициц из романа "Потоп", читатели же скромного поэта имели все основания говорить о белорусском характере обширных территорий, где крестьяне говорят по-белорусски.
И совсем не случайно прямыми продолжателями наследия Богушевича уже в начале ХХ века стали два белорусских классика: Янка Купала и Якуб Колас. Ну а за подробностями добро пожаловать в музей в Кушлянах - путешествие того стоит.
