Этот крик у них песней зовется
Начало, живописующее сцену с противостоянием Сирано и Монфлери, выглядит затянутым, экзальтированным, до боли неестественным и очень непродуманным. Спотыкающееся, то и дело провисающее повествование при большом желании можно было бы объяснить особенностями фильма-мюзикла, в котором центральным объектом обычно являются музыкальные номера, к которым режиссер умело подводит зрителя, нагнетая внутренне напряжение. Однако в данном случае бледность и однотипность всех без исключения композиций лишь подчеркивают невразумительность повествования в целом, уже после получаса просмотра становится понятно, что все надежды услышать хоть одну сколько-нибудь запоминающуюся мелодию будут разбиты вдребезги.
Чтобы продолжить наблюдать за развитием событий без особого ущерба для психики и самооценки, нужно ввести себя в особое медитативное состояние, в совершенстве отточенное любым спортивным болельщиком со стажем - когда становится понятно, что зрелище будет особо удручающим, следует найти в происходящем юмористическую сторону и с несколько противоестественным азартом ждать очередных антирекордов, гадая, когда свободное падение наконец закончится. Попутно выясняются еще две особенности происходящего: из присутствующих петь умеет только Динклэйдж (у него в девятностых, кстати, была собственная панк-группа под названием Whizzy). Но и это не спасает ситуацию, так как, помимо плохой музыки и посредственных вокальных данных, остальных исполнителей подводит еще и текст с умопомрачительными рифмами, которые можно предсказать на строку вперед. И то не вполне - такое форменное шарлатанство, с исходом на одинаковый корень, типа come - overcome, обычно пресекается даже на уровне представления для последнего звонка в школе.
Единственное примечательное в этой ленте - разнообразные, элегантные, искусно сшитые костюмы (что и было отражено в номинациях грядущего "Оскара"). Но и здесь порадоваться не получится - так как зрителя ожидают новые издевательства, на этот раз - в виде танцев, призванных не дать окончательно уснуть. При всем уважении к традициям индийского кино наблюдать стилистически схожие приемы в приложении к эталонному образчику французской культуры по меньшей мере странно. От возникающей кутерьмы пестрит в глазах - что к этому моменту лишь беспомощно регистрируется где-то на задворках сознания как не самое страшное во всей самонавлеченной пытке.
Сокрушительным фиаско обернулся подбор актеров, что усугубляется явным несоответствием Питеру Динклэйджу исполнителей всех оставшихся сколько-нибудь значимых ролей. Сие явно мучительно и неловко как для него самого, так и для его коллег (об истерзанном зрителе и его впечатлениях на этом этапе уже хочется молчать). Между Кристианом (Харрисон) и Роксаной (Беннетт) нет ни намека на магию любви, ни отблеска романтического чувства, из сцены в сцену они переползают со стеклянным взглядом и добросовестно заученным (плохим) текстом, только и всего.
А вот Динклэйдж... он неустанно притягивает к себе внимание, завораживает и поражает - многим сразу - остротой неизбывной экзистенциальной боли, от чего захватывает дух, богатством оттенков противоречивых эмоций, которые сменяют друг друга, отражаясь в его пугающе красивых изумрудных глазах, обреченностью, исступлением, благородством, всепринятием… И - что самое обидное - его игрой в силу предлагаемых обстоятельств не удается насладиться. Невольно начинаешь "болеть" за него в истинно спортивном смысле, как за человека, который изо всех сил вытаскивает команду. И это очень прискорбно, так как Динклэйдж такого явно не заслужил. Он показал, в этот раз на примере классического произведения, глубину своего таланта, столь редкую в сегодняшнее суетное время. Остается лишь надеяться, что это увидят те, кто способен подойти к очередному проекту с его участием с тем же тщанием, с которым Динклэйдж подходит к своей работе над ролями.