Полицейский "барин"
В России до эпохи Великих реформ полицейские органы имели право вести следствие. Знаток дореформенной юстиции В. Бочкарев писал: "Суд и полиция находились в таком единении, что между ними трудно было положить какую-либо грань. Следственная часть всецело была в руках полиции"1. Судебные уставы 1864 г. поставили крест на содействии полицейских чиновников, и предварительное расследование по уголовным делам оказалось целиком обязанностью специальных судебных следователей.
Сибирь в ожидании подобных преобразований прожила десятилетия, а согласно действовавшему там Сибирскому учреждению 1822 г., написанному еще М.М. Сперанским - знаменитым российским реформатором, местная полиция - земские заседатели, приставы и др. - занималась "преследованием всякого рода преступлений", "производством следствий и взятьем под стражу обвиняемых установленным законами порядком", "преданием их суду"2. Делалось это наряду с другими многочисленными функциями по обеспечению благочиния и управлению, совокупно дававшими огромную власть: "Земский заседатель в одно и то же время и полицейский чиновник, и судебный следователь, и верховный вершитель судеб целого участка, имеющего подчас до 100 тысяч населения"3.
За всемогущество полицейский чин почитался "грозой" для населения и величался "барином"4, а представители местной общественности такое верховенство сибирских бюрократов и правоохранителей над людьми уподобляли даже крепостничеству5, которого в крае никогда не существовало.
В подготовке и нравах полицейские сотрудники явно не преуспели. К примеру, в середине 1880-х гг. доля земских заседателей Иркутской и Енисейской губерний, не имевших образования, доходила до половины6. В 1892 г. в Западной Сибири проводилась ревизия юстиции под руководством обер-прокурора Сената П.М. Бутовского, установившего, что полицейские региона "ни по своему образованию, ни по своим нравственным качествам не представляли никаких гарантий успешного и добросовестного ведения возложенного на них дела"7.
Невежественный и морально эластичный "барин", как правило, не проявлял служебного рвения, зачастую позволяя лиходеям избегать ответственности. Тобольский губернатор А.И. Деспот-Зенович в начале 1860-х гг. сплошь и рядом замечал полицейских, трудившихся крайне нерасторопно по выяснению обстоятельств злодеяний, и это "давало виновным возможность скрыть преступления или успеть приготовиться к следствию"8. При этом, напротив, эффектом нерадивости чинов полиции могла стать чрезмерная репрессия. Томский губернатор И.И. Красовский в 1884 г. сообщал в Министерство юстиции, что местные заседатели и приставы производили следственные операции крайне "тихо" и "неумело", потому дела нередко возвращались судами на доследования, и подследственные, "ожидая приговоров, содержались в тюрьмах по несколько лет"9.
Путешествующие мертвецы
Грозного "барина" сибиряки очень боялись вообще, а то, как тот воспользуется своей громадной властью в ходе расследования преступления, наверняка пугало еще больше. В сибирской прессе отмечалось: "Что такое сибирский заседатель-следователь? Это лицо, которое может всякого заподозрить в каком угодно преступлении и начать обвинять. Но от него же зависит повернуть так или иначе процесс. Он в то же время может отдать подсудимого на обычный суд и расправиться волостным порядком, он же и администратор, поэтому его приказаниям будут повиноваться тотчас, без промедления"10.
Следствие ложилось тяжким бременем на население. Настоящим бедствием считалось обнаружение трупа в сельской местности: мертвеца надлежало хранить в целостности, что бывало очень затруднительно при отсутствии оборудованных ледников, стеречь, а самое печальное, такие случаи предвещали много нежелательного общения с властями в процессе расследования. Американцу Дж. Кеннану, проехавшему через Сибирь в 1880-х гг., местные крестьяне рассказывали, что, если находились останки неустановленного лица, "они или сами предавали мертвеца земле или подбрасывали его ночью тайком своим соседям"11.
В летописях сибирского абсурда запечатлелось "Дело о хождении мертвого тела по Березовскому краю". Как-то раз на волостной окраине жители одной северной деревни Тобольской губернии обнаружили труп. Чтобы избежать неприятностей и следственной волокиты, было принято решение перетащить мертвеца на землю близлежащей волости. Соседи, однако, не зевали и при осмотре своей территории нашли неприятный сюрприз. Вернуть тело на место не удалось, поскольку избавившиеся от обузы расставили караулы. Тогда крестьяне обеих волостей достигли согласия и перенесли труп в третью волость, откуда он продолжил перемещение дальше, в конце концов, вернувшись туда, где был обнаружен впервые.
К тому времени до здешнего земского заседателя уже дошли слухи о странном "трупном" круговороте, и он приехал вместе с врачом. Вскрытие установило естественную смерть, но комичности ситуации немало добавляло следственное заключение. Изрядно выпивший писарь зафиксировал, что надобно "тело приобщить к делу, а протокол предать земле". К неверной записи полицейский начальник собственноручно внес поправку: "А что в сем протоколе, в конце, значится - тело приобщить к делу, а протокол предать земле - тому не верить, ибо сие наоборот учинить надлежит"12.
Сибирские детективы и неправосудие
Обычно добропорядочные сибиряки не доверяли чинам полиции, "а злонамеренные видели в них людей, с помощью которых они всегда имели возможность избегнуть кары за свои преступления путем обмана или подкупа" (из отчета томского губернатора А.И. Лакса за 1886 г.)13. Чиновничье корыстолюбие в следственных делах выливалось во всякие лихоимства, а некоторые земские заседатели оказывались успешными в них настолько, что получили от Дж. Кеннана прозвание "виртуозов" вымогательства14.
Путешественнику М. Квитке на палубе сибирского парохода посчастливилось слушать разговорчивого старика, вспоминавшего о времени, когда ему пришлось служить кучером у поднаторевшего в психологии коррупции "барина". Ловкий правоохранитель описывался следующим образом: "Такой из себя тихий, душевный, что ежели даже и не хошь в иную пору дать ему, то все же беспременно дашь, потому в душу так и залезет". В рассказе приводился пример, когда убийцы конокрада пожаловали к этому полицейскому чину с просьбой, чтобы тот не покарал за преступление. Предметом переговоров была стоимость, за которую злодеяние не получило бы расследования. После задушевных бесед "барина" с просителями "уж и вина им подносил, и речами всякими приятными в резонт (просторечие от слова резон. - Авт.) приводил", стороны договорились, и чиновник "покрыл убивство чистенько"15.
Некоторые хитроумные земские заседатели следственными операциями добивались для себя различных благ. Однажды крестьяне всем миром совершили смертоубийственный самосуд над преступником и стали договариваться с местным "барином". Тот за значительные деньги согласился "замять" дело, пообещав, что "никого не посадит в тюрьму", но при этом окончил следствие и отправил дело в суд. Затем плут написал рапорт губернатору, в котором заверил начальника в собственной неподкупности и указал на коварных взяткодателей, назвав намного меньшую сумму и, разумеется, серьезно обогатившись. Суд приговорил крестьян к суровым наказаниям, а когда деревенские простофили стали поминать акт мздоимства, то услыхали лишь про безупречную честность заседателя. Последнему, пока обманутые привыкали к лязгу кандалов, губернатор высказал благодарность "за энергию и неусыпную деятельность по обнаружению преступлений и за бескорыстное служение делу", а вскоре ему же был пожалован орден16.
Между тем выходить сухими из воды лихим людям кроме взятки позволяло многое. В статье "Сибирская уголовщина" рассказывалось: "Следствие в Сибири страшно только на минуту, а потом дела совершенно изменяются. Ловкий и опытный человек даже не боится этих следствий и подсудностей, особенно человек, имеющий место и протекцию. За всяким следствием следует преследование, за одним судом следует другой. Где-нибудь найдется смягчение, а не то обеление. Подсудимый при прежних порядках не дремал, а только ухмылялся"17.
Дело "о лае собаки"
Сибирский злоумышленник мог обмануть всю государственную систему правосудия и не попасть в разряд осужденных благодаря крайней бестолковости полицейских расследований. По этому поводу, например, иркутский генерал-губернатор А.Д. Горемыкин в отчете за 1889-1892 гг. отмечал, что большинство поступавших в судебные учреждения следственных дел "заключало в себе весьма ненадежные материалы"18.
Из-за дилетантизма полицейские детективы порой просто не понимали своих действий. Томский юрист Р.Л. Вейсман рассказывал, как один из земских заседателей Алтая по делу об умерщвлении матерью своего ребенка распорядился вопреки здравому смыслу и логике по такому роду расследованиям похоронить тело младенца без проведения судебно-медицинской экспертизы, то есть сделав невозможным установление самого факта убийства. Зато вероятную детоубийцу недалекий следователь отправил в полицейское управление для освидетельствования "на предмет определения, доношен ли был рожденный ею ребенок", что не имело к составу преступления никакого отношения19.
Однажды томский губернатор, любивший прогуливаться на работу пешком, подходил к губернскому управлению, как вдруг маленькая собачка без всякого чинопочитания залаяла на него. Рядом был полицейский чин - помощник пристава, оттолкнувший шашкой пса, который убежал, поджав хвостик. Начальник губернии обратился к "спасителю", сказав, что в городе следовало бы принимать меры против бродячих собак, и блюститель порядка сначала попробовал изловить злокозненную собачонку, а когда ничего не вышло, он под влиянием безграничного служебного рвения и собственной глупости составил протокол о происшествии, заведя уголовное производство "о лае собаки" на его превосходительство губернатора.
Дело велось в установленном порядке, пока не было обнаружено чиновником посообразительнее и отправлено в архив20. Позже его нашел в ходе проверки П.М. Бутовский21, рассказывавший затем своим столичным знакомым о незадачливом сибирском криминалисте, учинившем расследование "собачьего преступления"22.
Эта ревизия положила конец полицейским расследованиям в Сибири. Сам П.М. Бутовский славился "беспристрастием и тщательным изучением дел"23; ему помогали чиновники с безупречными карьерами: позже ставшие сенаторами прокурор Люблинского окружного суда Н.П. Ераков и товарищ прокурора Санкт-Петербургского окружного суда С.Г. Коваленский24, в 1905 г. даже возглавивший Департамент полиции МВД25.
Ревизоры испытали потрясение от выявленных недостатков. Только в Тобольской губернии без всякого рассмотрения у сотрудников полиции находилось на руках 7000 следственных производств, по невежеству или злому умыслу спрятанных под статусом дознаний. Качество следствий не оставляло никаких иллюзий. П.М. Бутовский называл сообщение о совершенном преступлении к служащему полиции "началом гибели дела"26.
В 1897 г. Сибирь наконец-то дождалась введения Судебных уставов, и, как в остальной империи, преследованием злоумышленников здесь впредь занимались только судебные следователи27.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований и правительства Тюменской области в рамках научного проекта N 20-49-720019.
1. Бочкарев В. Дореформенный суд // Судебная реформа / под ред. Н.В. Давыдова и Н.Н. Полянского. М., 1915. С. 207.
2. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собрание первое. Т. 38. N 29125. Ст. 79, 112.
3. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. СПб., 1892. С. 541.
4. Гурьев Н.А. Сибирские чиновники былого времени // Сибирский наблюдатель. 1901. N 10. С. 24, 31; Киевский И. Из памятной книжки сибирского судьи // Сибирские отголоски. 1906. N 8. С. 2.
5. Борисовский Н.Ф. В дореформенной Сибири (из дневника местного старожила) // Исторический вестник. 1899. N 2. С. 538-539.
6. Высочайше учрежденная комиссия для пересмотра законоположений по судебной части. Подготовительные материалы. СПб., 1895. Т. 10. С. 112-113.
7. Государственный архив в г. Тобольске (ГАТ). Ф. 152. Оп. 37. Д. 875. Л. 13 об.
8. Сборник циркулярных распоряжений начальника Тобольской губернии (с 15 февраля 1863 г. по 27 января 1867 г.). Тобольск, 1867. С. 2.
9. Государственный архив Томской области. Ф. 3. Оп. 2. Д. 2190. Л. 1 об.
10. Восточное обозрение. 1883. 3 марта.
11. Кеннан Г. Сибирь! СПб., 1906. С. 241.
12. Ла-н][ .А. Курьезы сибирской старины. (Из архивных дел и рассказов старожилов) // Сибирский наблюдатель. 1902. N 12. С. 99-101.
13. РГИА. Коллекция печатных записок. N 102. Отчет о состоянии Томской губернии за 1886 г. С. 12.
14. Кеннан Г. Указ. соч. С. 239.
15. Квитка М. По рекам Западной Сибири. (Из впечатлений поверхностного туриста) // Дорожник по Сибири и Азиатской России. 1900. N 4. С. 35.
16. Ла-н][ .А. Указ. соч. С. 104-107.
17. Восточное обозрение. 1885. 16 мая.
18. Высочайше учрежденная комиссия... С. 117.
19. Вейсман Р.Л. Заметки о судебной реформе в Сибири // Томский листок. 1896. 29 ноября.
20. Ла-н][ .А. Указ. соч. С. 109-111.
21. ГАТ. Ф. 152. Оп. 37. Д. 875. Л. 26.
22. Три последних самодержца. Дневник А.В. Богданович. М.; Л., 1924. С. 171.
23. Павловский П.Ф. Полтавцы. Иерархи, государственные и общественные деятели и благотворители. Полтава, 1914. С. 139-140.
24. Государственный архив Тюменской области. Ф. 40. Оп. 2. Д. 392. Л. 41.
25. Административно-судебная система Восточной Сибири конца XIX - начала ХХ в. в лицах и документах: Материалы к энциклопедии. Иркутск, 2004. С. 103; Биографический словарь. Высшие чины Российской империи (22.10.1721-2.03.1917). Т. 2. И-П. / сост. Е.Л. Потемкин. М., 2017. С. 117.
26. ГАТ. Ф. 152. Оп. 37. Д. 875. Л. 8, 15 об.
27. ПСЗРИ. Собрание третье. Т. 16. N 12932.