04.04.2022 09:44
    Поделиться

    Электричка везет меня туда, куда я не хочу

    Историческое противостояние Японии и Кореи (издавна внутренние неурядицы было принято списывать на происки соседа) перекочевало в область искусства. Если несколько лет назад по всему миру гремели "Паразиты" Пон Чжун Хо, то в этом году победу в битве за сердца киноведов выиграл представитель Страны восходящего солнца Рюсукэ Хамагути. Кажется, жюри Канн, "Оскара", "Золотого глобуса" и BAFTA устали от непредсказуемого хаотичного трэша, ставшего фишкой корейского кино, и прильнули к груди размеренного и консервативного японца.

    Основанная на одноименном рассказе Харуки Мураками лента повествует о театральном режиссёре Кафуку (Хидэтоси Нисидзима), пережившем сперва гибель маленькой дочки, а затем и жены. Из трёх китов, на которых зиждилась жизнь героя, остался один - работа. Он переезжает на несколько месяцев в Хиросиму, где готовит постановку чеховского "Дяди Вани" с невероятно разношёрстным актерским ансамблем, состоящим в том числе из англоговоряшей китаянки, девушки, общающейся с помощью корейского языка жестов, и экс-любовника своей жены Ото (Рэйка Кирисима) - звезду-расстригу местного телевидения Такацуки (Масаки Отари). Из-за местных правил безопасности Кафуку не может самостоятельно водить машину. Каждый день на репетиции его возит угрюмая пацанка Ватари (Токо Миура).

    Повествование настолько переполнено крошечными, но существенными деталями (прямо как в шахерезадовских историях Ото), что любая попытка пересказать фильм превратится в анекдот о Рабиновиче, который старается напеть товарищу по телефону Карузо. Режиссёр слой за слоем снимает шелуху со своих героев, очищая луковицу души. И чем ближе к сердцевине, тем настойчивее, как при чистке самого обыкновенного лука, наружу просятся слёзы. Истории нескольких людей, чьими жизнями судьба поиграла в футбол и пнула за забор, пересекаются полумистическим образом, типичным для Мураками. Каждый из них по-своему справляется с горем, не задумываясь об исконном японском способе забыть о проблемах до следующего перерождения. Очевидно, Хамагути ближе фатализм Чехова, которого он многократно прямо цитирует и настойчиво вдалбливает зрителю фрейдистскую максиму: задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира. Но это не повод отчаиваться.

    В остальном автор ничего не навязывает. Мы наблюдаем лишь за отдельным эпизодом жизни, который, словно скользящая по серпантину Хиросимы машина, проявился в свете фонаря и бесследно исчез спустя мгновение. Можно, подобно главному герою, пустить всё на самотёк и буквально зажмуриться (глаукома Кафуку как символ его нежелания замечать измены жены) и проиграть. А в следующий момент отпустить контроль, разрушить рутину, посадив за руль своего ненаглядного авто чужого человека, и выиграть. Главное не забывать: бездействие - это тоже выбор - тезис, ставший особенно актуальным в настоящее время.

    Под скорлупой простенькой детективной интриги скрывается смелое утверждение о том, что убийство убийству рознь, несёт в себе неодинаковое зло и заслуживает разного наказания. А, может, и вовсе не заслуживает? Вообще Хамагути не стесняется копаться в нюансах. Чего стоит один выпад в сторону "традиционных семейных ценностей"? Крамольные рассуждения о том, что можно одновременно любить человека и изменять ему, ушатом ледяной воды прольются не на одну голову.

    "Сядь за руль моей машины" - не просто симбиоз русской и японской классики со всеми её атрибутами, мастерски оформленной в лаконичных декорациях. Скупая камера фиксирует беспощадную до боли в родинках картину людских одиночества и бренности, которые ни Чехов, ни Мураками, ни все мыслители Вселенной не могут объяснить, но в лучшем случае - утешить. Переполняясь вместе с героями ближе к концу невысказанной болью, зритель разряжается в катарсисе, наблюдая за тем, как сквозь сдержанное, непроницаемое лицо Кафуку прорывается бушевавшая там буря, заставляя забыть о пресловутом восточном страхе это самое лицо потерять.

    Немного неловко, что в промежутках нам подсовывают простенькие истины вроде народного "чужая душа - потемки" или ванильно-ремарковскую "каплю тепла" от одного человека другому. И совсем уж полное недоумение вызывает предпрощание со зрителем религиозно жизнеутверждающей выдержкой из "Дяди Вани". Оптимизм Хамагути непонятен и ничем из показанного за три часа не обусловлен. Век человека недолог. На то, чтобы, подобно уничтоженной Хиросиме, отстроиться и заблестеть конфеткой, у нас времени нет.

    4
    Поделиться