До настоящего момента еще никто не предпринимал попытки объединения "Сына мандарина" и "Соловья". К тому же оба композитора, мягко говоря, никогда не питали уважения к творчеству друг друга, постоянно обмениваясь критическими колкостями. Но ради соблюдения ориентальной верности замыслу создателям спектакля пришлось сделать не только дипломатический ход, но и пойти на явную жертву художественного качества. Дело в том, что незатейливый во всех смыслах опус Цезаря Кюи и создавался автором, справедливости ради надо заметить, как нечто увеселительное для домашнего музицирования, а никак не для постановки на академической сцене. В то время как опера Игоря Стравинского - это всемирно признанный шедевр.
"Сын мандарина" - до предела сентиментально-комическая история на либретто Виктора Крылова о юноше-слуге, влюбленном в дочь хозяина, отвергнутом ее отцом, но неожиданно нашедшем своего богатого родителя, что и позволило влюбленным в финале действа обрести счастье. Опера, впервые исполненная в 1859 году, как бы сегодня выразились, на "квартирнике" жены Кюи в Санкт-Петербурге, умиляет банальностью сюжета, озадачивает незамысловатостью примитивно (с явными элементами пародии) стилизованного музыкального языка; и уж совсем грубо и несмешно выглядят специально сочиненные к данной постановке разговорные диалоги (авторства Кей Бабуриной). И это не единственная новация в опере Кюи. Партитура "Мандарина", которую первоначально делал друг композитора Балакирев, ныне считается утерянной. Новую оркестровку для Большого театра сделал Валерий Кикта, стремясь придерживаться старинного правила, по которому экзотические персонажи в европейских операх всегда характеризовались с заметной передозировкой разнообразной перкуссии.
И все же в постановке этой оперы, даже не претендующей на наличие серьезных образцов оперного пения, есть то художественное решение, что оправдывает появление ее на профессиональных подмостках. Речь об изысканной работе кукол в эстетике театра теней. За ширмами актеры, которые работают с куклами, ювелирно иллюстрируют поворотные моменты оперы, и куклы вместе с певцами проживают этот, по сути, водевиль, придавая ему оправдательной сказочности и красоты.
И конечно, ничто не роднит "Сына мандарина" и "Соловья", кроме формальной китайской темы. И неслучайно их театральная судьба, столь различна, как и роль их авторов в истории музыкального искусства...
"Соловей" - первая опера Игоря Стравинского, сочиненная им на либретто своего друга Степана Митусова по сюжету одноименной знаменитой сказки Андерсена, признанная и удостоенная самых уникальных театральных интерпретаций. Мировая премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Эту маленькую оперу Стравинский создавал фантасмагорически долго, начав работу над ней в 1908 году, а к моменту ее завершения уже был неотъемлемой частью парижского культурного мифа. В этой опере нет ни любви, ни зла, ни смертей (кроме самой Смерти). Но есть идея укрощения нравов и доминирующая тема силы великого, чудотворного живого, а не механического пения.
Алексей Франдетти наполнил постановку медитативным спокойствием, лунным сиянием, яркими красками, причудливо-роскошными нарядами и куклами в человеческий рост. Не сразу можно отличить живого императора от его двойника-марионетки. Визуальная утонченная красота (помимо паркетных, задействованы еще и куклы-объекты, что "живут" с певцами в унисон) гармонична прихотливым изыскам партитуры Стравинского. Смотреть на сцену - подлинное наслаждение, а вот слушать пение - увы, не всегда. Солистам заметно не хватает вокально-технического мастерства, точности интонации и стиля, ясности фразировки. При этом оркестр под управлением дирижерской палочки Алексея Верещагина старается быть чутким, откликаясь на изощренную импрессионистскую фактуру музыки Стравинского. Как и куклы Виктора Антонова, костюмы Виктории Севрюковой и грим Татьяны Величкиной создают таинственно-спасительное волхвование "Соловья". И не поверить, что это и есть тот самый заветный Китай с мудрым императором, зависшей луной и маленьким чудо-соловьем, прогнавшим смерть, уже невозможно.