Сегодня много говорят о поддержке русского языка. Кроме поддержки его присутствия в других странах и защиты культуры пользования языком - не материться и т.п. - как, собственно, можно развивать, "культивировать" русский язык?
Георгий Хазагеров: Есть две стратегии культивирования языка. Одна как раз связана с регламентацией. В ней важно достижение языкового стандарта - нормы, правила и т. д. Эта стратегия заявила себя очень давно, во время национальных государств, прежде всего во Франции, а у нас как реакция на это была "языковая политика" Екатерины Великой. А вторая стратегия счастливым образом совпала с развитием русской литературы, и это была стратегия на развитие языка. На выходе она предполагает не стандарт, а создание языковой цивилизации. Пример - античная цивилизация, античная риторика. Никакой палочки-погонялочки не было, но была самоорганизация.
На что опирается такого рода развитие?
Георгий Хазагеров: На персону, на личность. Например, на Вергилия, Горация, Цицерона. Примеры из их речей входили в трактаты, на них, как на авторитеты, ссылались другие ораторы (они к тому же друг друга знали). И никакого "единого центра", как при дворе Людовика 14 или учредившей Академию и академические словари Екатерины Великой, не было, их языковая цивилизация становилась через прецеденты и персоналии.
Прецедент - это чей-то удачный текст или яркое высказывание, вошедшее в трактаты, и повторяемое другими людьми. Этими удачными текстами размечается речевое пространство, и происходит культивирование, совершенствование. То, что сказал Цицерон (а почему он сказал так? А это хорошо, что он так сказал?) как снежный ком, обрастает деталями, и люди начинают находить в этом свой идеал. В цивилизованной, отшлифованной речи. Словарей как таковых нет, есть стратегии "как вести речь". Как Аристотель говорил, есть варварская речь, а есть речь периодическая. Варвары просто набрасывают слова одно за другим, а периодическая речь состоит из правильных периодов.
И вот эта стратегия развивает язык и сам словесный космос.
А много позже это стали делать национальные художественные литературы, которые не только задавали языковую норму, как это написано в учебниках, но еще и развивали язык, делали его богатым. Недаром считается, что русский литературный язык - это язык прежде всего классической литературы. А словари хоть и отразили его, но это отражение - орфографической или пунктуационной нормы - поверхностное.
А когда кончилось время классической литературы?
Георгий Хазагеров: В 20-м веке языковая политика сильно склонилась в сторону стандартизации. Потому что большевикам, как воздух, нужно было "упорядочить речь" - через единую школу, газеты и т.п., и для эффективности управления, и для того чтобы было легче подмешать идеологию. Они ее сделали неотличимой от языка. Но как раз с этого момента началась деперсонализация нашей языковой культуры.
Потому что в этой работе они не могли опираться на персоналии так, как это было раньше. Потому что очень мало было персоналий, которые разделяли большевистскую идеологию. Тем более что идеология все время обновлялась с коленки - уклон левый, уклон правый. Ну и как поладить сочинителям уклонов с такими людьми, как Маяковский? Ясно, что трудно. Поэтому по-настоящему значимые писатели и поэты обязательно попадали под какой-нибудь запрет в школьной программе. А тех, кого разрешали - препарировали. Они не могли им позволить стать самостоятельными авторитетами, авторитеты были только государственные, партийные. Препарировалось все, начиная с биографии с писателя. Они подверстывались под идеологический штамп - выходец из бедных слоев, не любивший существующий порядок вещей… Если попадались совсем уж неудобные фигуры вроде очень много сделавшего в литературе Алексея Константиновича Толстого, они исключались из школьной программы. Доверия к живой жизни не было никакого. И ученик не должен был сам делать выводы.
А что произошло в постсоветское время?
Георгий Хазагеров: Во-первых, был утерян всякий интерес к языковой политике, к языковому упорядочиванию. Началось время большого "стеба" . Сейчас хватились наводить порядок. Но сразу обратились к тотальным диктантам, к стандартизации языка. А она, во-первых, отчасти не возможна - ну как стандартизовать интернет? А во-вторых, стандартизация не страхует нас от языкового оскудения, с которым мы так часто сейчас встречаемся.
В чем выражается языковое оскудение?
Георгий Хазагеров: Язык становится грубым, простым, жаргонным, уходят нюансы, сложности. И вместе с этим уходят возможности о чем-то сложно, нюансировано говорить. И этот процесс развивается, как цепная реакция, читатель отвыкает читать сложные тексты, думать. Речь сводится к простым репликам. Скуднеет словарный запас, человек выражает свою мысль стандартно, бедно.
Скуднее становятся и наши коммуникативные навыки, мы не умеем разговаривать между собой, перебиваем друг друга, у нас не получается красивой публичной речи или диалога. Нападать? Можем. Но, нападая, высказываем крайне примитивные суждения. Это все легко отследить по блогам в интернете - в них мало мыслей и слов. Или давайте сравним переписку Пушкина с Дельвигом или Вяземским с современными электронными письмами. Возникает некультивированный язык, состоящий из обрывочных фраз, бедный на слова. Учителя жалуются, что школьники не умеют связно рассказывать. Как университетский преподаватель подтверждаю - студенты тоже. Только в жанре презентации - один кадр, другой кадр, а повествование о том, что произошло, затруднено.
Как же бороться с языковым оскудением?
Георгий Хазагеров: Я думаю, единственный способ - погружать ученика в хороший язык. А это возможно только через живого человека - учителя и его мысли. Или мысли любящих язык внимательных родителей. Может быть, через аудиокниги, если кто уже совсем не читает.
А "тотальный диктант" - это хорошо, но очень мало. И акценты он смещает. Можно подумать, что русский язык - это знание, где два "н" писать, а где одно. Нет, русский язык - это умение говорить, думать, обсуждать сложные и тонкие материи. Сейчас в школе снова будут писать сочинения. Я, конечно, "за". Но для того, чтобы писать сочинения, надо иметь языковой идеал.
В общем, надо персонифицировать обучение языку. Но сегодня на деперсонализацию работает уже сама информационная среда. Мы получаем информацию из интернета, это очень удобно. Но это же не диалог, не чтение цельной книги, а лишь выхватывание "куска информации, какой мне нужен" по поисковику. Да, найдешь любой пассаж по ключевой фразе, но не познакомишься с личностью, которой принадлежит этот пассаж.
Мы живем во времена дефицита персоналий?
Георгий Хазагеров: Да. Деперсонализации в советское время была сознательной, потому что нужны были только "свои" персоны - Сталин, вожди, - а у Тургенева, Толстого, Чехова слишком много "противоречий" в мировоззрении.
Сейчас такой цели никто не ставит, но из-за бюрократизации образования происходит то же самое. Если преподаватель обязан все время составлять планы и соответствовать им, он все меньше и меньше может взаимодействовать со студентом на личностном уровне. Из преподавания уходит "штучность" преподавателя. Даже на филологическом факультете, где она абсолютно важна. Нам говорят: если на ваш курс не придет 25 человек, значит, он не нужен. Но к Гегелю на спецкурс ходил один человек.