Нас, как говорится, Бог миловал. Добрались до Сирии без приключений. Единственное отличие от других рейсов проявилось разве что во время посадки. Экипаж Ту154 начал закладывать такие виражи, что дремавшие в темном салоне пассажиры (свет вырубили раньше, видимо, после пересечения сирийской границы) моментально проснулись от жуткого свиста в барабанных перепонках. К земле "Туполев" летел на приличной скорости, а маневрировал, скорее всего, во избежание обстрела. Хотя в Хмеймиме такого прежде не случалось, военные пилоты, сидевшие в кабине нашего лайнера, явно выполняли инструкции для полетов в опасной зоне. А уже на бетонке мы еще долго "продували" уши и, полуоглохшие, трясли головами.
Всем смотреть в оба
Вообще-то Хмеймим - это международный аэропорт со всеми присущими такому объекту атрибутами. На Ближнем Востоке они не обходятся без портрета местного лидера. Вот и здесь огромная фотография президента Башара Асада висит на главном здании в окружении пальм и флагов Сирии. А на лобовом стекле автобуса, который возил нас по аэродрому, поместились сразу два оттиска президента: смотрят друг на друга через солнцезащитные очки.
Иностранные самолеты воздушный порт сейчас не принимает, а местные на аэродроме изредка появляются. Изредка, потому что круглые сутки, практически без перерыва здесь взлетают и садятся российские бомбардировщики, штурмовики и истребители. А в небе вокруг летного поля постоянно барражируют вертолеты Ми24 и Ми8 с ракетами на внешней подвеске. Их главная задача - не подпустить к аэродрому террористов. Самолеты наиболее уязвимы во время старта и приземления, вот и следят винтокрылые экипажи, чтобы какой-нибудь бородач с трубой-зениткой или крупнокалиберным пулеметом не прятался в кустах или среди мандариновых деревьев. Летают вертушки быстро (так меньше шансов самому быть сбитым) и низко - прочесывают с воздуха каждый клочок земли вокруг своей базы.
Системе безопасности, которые наши военные организовали на аэродроме и вокруг него, могут позавидовать иные спецслужбы. На въезде в Хмеймим дежурят местные военные с автоматами наперевес. Через несколько десятков метров - еще один пост, теперь уже с нашими вооруженными бойцами. Дорогу перекрывают бетонные заграждения. Без остановки и проверки документов ни одна машина к аэродрому не приблизится.
Вокруг летного поля расставлены блокпосты и устроены позиции зенитных ракетно-пушечных комплексов "ПанцирьС1". Служебная и жилая зоны на территории аэродрома окутаны колючей проволокой, въезды туда закрывают шлагбаумы, у которых стоят часовые.
Военных в "тропической", цвета какао с молоком, полевой форме, праздно шатающихся по служебному или жилому городку, не встретишь. Мужики здесь серьезные, все военные профи, ни одного солдата-срочника, и свободного времени у авиаторов не слишком много. К тому же за всеми перемещениями по аэродрому людей и транспорта внимательно следят военные полицейские. Их легко узнать по яркой повязке с буквами "MP" - military police - на плече. Иностранная аббревиатура используется не случайно, по международным правилам за пределами своей страны армейские правоохранители обязаны носить именно такой знак отличия.
Репортаж с закрытым шлемом
Вся эта круговая оборона устроена для максимальной безопасности наших военнослужащих и обеспечения ритмичной работы авиации. О результатах этой работы в Москве на брифингах постоянно рассказывают начальник Управления пресс-службы и информации минобороны генерал Игорь Конашенков или кто-то из руководителей Генштаба. А тут появилась возможность на месте узнать, посмотреть и сфотографировать наших летчиков и наземных специалистов. Да еще получить комментарии Конашенкова до и сразу после боевых вылетов.
Почему у Конашенкова, а не у самих пилотов? Ответ простой. Терроризм, как раковая опухоль пустил метастазы по миру, представители таких организаций есть, к сожалению, и в России. Каждый удар по боевикам в Сирии, каждый результативный вылет наших пилотов - для них, как нож в горло, повод для подлой, бессмысленной и кровавой мести. Вроде той, что террористы устроили над Синаем пассажирам российского лайнера А321. Оттого наши летчики в Хмеймиме, не столько из-за страха за собственные жизни, сколько из опасения за родных, предпочитают не "светиться" перед телекамерами. Более того, это им запрещено в приказном порядке.
Между прочим, так же себя ведут их коллеги, участвующие в контртеррористических операциях по всему миру. Понимают, что журналисты на войне должны делать свою работу, терпят их присутствие. Но скрывают лица за светофильтрами летных шлемов и игнорируют любые вопросы. Особенно те, что связаны с боевыми операциями в воздухе.
Сразу после прилета в Сирию генерал Конашенков попросил репортеров: "Не приставайте к людям, не мешайте им работать. Все, что можно, вам покажут и расскажут". Обещание генерал выполнил. Возил нас по аэродрому и особо не донимал указаниями. Когда приехали на стоянку истребителей Су30СМ, иностранные коллеги разве что в сопла самолетов не залезали. Снимали "сушку" со всех ракурсов, никто им не препятствовал. Отвели в сторону лишь после команды готовить пару истребителей к вылету.
Пилоты оказались рядом, в палатке с флагом ВКС. Оттуда вышли уже в шлемах с прикрывающими лица "забралами". Быстро приняли у техников машины, поднялись по стремянкам в кабины и начали выруливать на полосу. Взлет Су30 тоже попал в объективы.
Аналогичной была ситуация на стоянке штурмовиков Су25. А в месте базирования бомбардировщиков Су34 техники в нашем присутствии подвешивали к "брюху" самолета корректируемую бомбу КАБ500. Ее российские летчики в Сирии используют для ударов по хорошо укрепленным объектам террористов, в частности, по их пунктам управления и складам.
- Эта бомба работает по сигналу со спутников системы ГЛОНАСС. Ею также можно управлять из кабины самолета. После того как боеприпас сброшен, экипаж визуально за ним следит и при необходимости корректирует траекторию падения бомбы, - тут же давал пояснения полковник Игорь Климов.
Он служит в управлении Конашенкова, курирует информационное обеспечение по линии Воздушно-космических сил и находится в Хмеймиме с первого дня пребывания там нашей авиагруппы. Орденов пока не заслужил, зато получил документы на четырехкомнатную квартиру в Москве - их полковнику вручили прямо на сирийском аэродроме.
Пока слушал объяснения Климова, которого вместе с генералом иностранные репортеры использовали в качестве консультанта и задавали им достаточно каверзные вопросы, думал: а как бы встретили российских журналистов на авиабазе США? Очень сомневаюсь, что американцы дали бы нам работать так же свободно. Во всяком случае, телевизионщиков перед выпуском материала в эфир наверняка заставили бы показать съемку. А пишущую братию вообще могли не подпустить к базе. Как говорится, во избежание...
Обратил внимание на такую деталь. Практически на всех наших самолетах чуть ниже фонаря кабины нарисованы небольшие красные звезды. На одном бомбардировщике Су24М насчитал их девять. На других - чуть больше или меньше. Техник штурмовика Су25 объяснил: каждая звезда - десять боевых вылетов. Эти личные звездочки пилотов уже сложились в общие несколько тысяч бомбовых и штурмовых ударов по позициям боевиков. В сводках такая информация спустя почти два месяцев непрерывных воздушных атак воспринимается достаточно буднично. Даже в Хмеймиме поначалу до конца не понимаешь, что всего в трех десятках километров отсюда идет война, зверствуют террористы. А затем приходит осознание: не окажись тут наша авиагруппа, боевики, очень возможно, уже хозяйничали бы и на этом аэродроме, и в других относительно мирных районах Сирии.
Война войной, а обед по расписанию
Когда наши военные были в Афганистане, наводили порядок на Северном Кавказе, некоторые деятели любили публично рассуждать о мужестве русского солдата. Дескать, ему не страшна ни жара, ни холод, ни грязь, ни голод. "Это вам не американцы, которые без пипифакса шагу не сделают. Наши все выдержат", - вещали урапатриоты с экранов и газетных страниц.
Солдаты у нас действительно мужественные и неприхотливые в быту. Только до бесконечности эксплуатировать их стойкость и неприхотливость, спекулировать на этих качествах глупо. А по большому счету - преступно.
К счастью, это отлично понимают в минобороны. Готовя авиагруппу для работы в Сирии, руководители ведомства позаботились не только о самолетах, бомбах и ракетах, но и создали нормальные условия жизни и отдыха военнослужащих. Быт на аэродроме устроен, на мой взгляд, даже лучше, чем в некоторых "домашних" полевых лагерях. Те, кто не верит, слетайте в Хмеймим - убедитесь.
Слышал, что когда кто-то из чиновников предложил министру обороны Сергею Шойгу поселить людей на сирийском аэродроме в палатках, тот миндальничать не стал. "Врезал" подчиненному по первое число и приказал в короткие сроки развернуть в Хмеймиме стационарную авиабазу. За тысячи километров из России сюда доставили не только жилые домики, душевые, прачечные, мобильные кухни и хлебозавод, но даже станцию очистки воды и металлические отбойники - их забетонировали на стоянках самолетов и теперь используют для проверки двигателей перед рулением.
Палатки в Хмеймиме тоже имеются. В больших белых шатрах размещаются столовые, перед каждой - умывальники на асфальтированной площадке. Внутри палаток расставлены пластиковые столы на четыре человека. Пищу в одноразовой посуде разносят официантки. Видимо, из солидарности с военными они тоже не слишком разговорчивы, ограничиваются коротким приветствием да пожеланием приятного аппетита.
Ежедневный рацион питания, в просторечье - сухой паек, здесь почти не используют. Завтрак, обед и ужин из натуральных ингредиентов готовят профессиональные повара. Даже свой хлеб выпекают. Горячей корочки, как и наваристого супа, гречневой каши с мясной подливой, мы отведали с удовольствием. Они показались еще вкусней потому, что были сварены из российских продуктов. Почти сто процентов продовольствия, в том числе минеральная вода и сок, - наши. Правда, время от времени меню военных разнообразят местными фруктами, благо мандариновые сады в провинции Латакия разбросаны повсюду.
Захочется солдатам и офицерам чего-нибудь не с кухни, можно зайти в чайную или магазин Военторга. Там все продают за рубли, и цены почти как в России. Мороженое по 50 рублей, стаканчик кофе за 60. Его приятно выпить на свежем воздухе, за столиком под навесом, а заодно посмотреть новостной канал "Россия 24".
Больше нравится в своем домике - покупай пачку чая, сок, воду, что-нибудь на десерт и шагай в прохладу типового жилого модуля. Их производят в Коврове, в Сирию доставляют в сложенном виде и уже на месте собирают, это не слишком трудоемкая процедура.
В помещении несколько коек в два яруса. Летчики живут по четыре человека, остальные, как правило, вшестером. Помимо кроватей каждый домик оборудован кондиционером, пластиковым столом со стульями и электрочайником. А еще узкими железными ящиками для хранения личных вещей. На стенах обитатели клеят вырезки из журналов, календари или фотографии родных - так уютней. Конечно, не хоромы, но куда лучше палатки, где в 30градусную сирийскую жару обливались бы потом.
Связь с домашними тоже есть, на Хмеймиме работает телефонный переговорный пункт. Им военные пользуются бесплатно, но по установленному графику. А вот звонить в Россию по мобильнику или общаться с близкими и друзьями по "скайпу" не получится. Это запрещено (все-таки зона боевых действий), да и wifi на аэродроме отсутствует. Зато имеется библиотека. В воскресенье показывают фильмы: проектор выводит картинку на боковую стену палатки-столовой, получается открытый кинотеатр.
Время от времени на аэродроме высаживается десант артистов. Тут уже побывал Александр Маршал, которого в армии хорошо знают. В Хмеймиме давали концерты "Голубые береты", другие военные ансамбли. А коли есть нужда в духовном общении, для этого имеется походный храм, где несет пастырскую службу отец Дмитрий.
Шукран, Русси! Шукран, Путин!
На второй день пребывания в Сирии нам объявили: едем в Тартус. Конечно, обрадовались, там ведь пункт материально-технического обеспечения нашего ВМФ. Эмоции подутихли после другого сообщения - отправляемся не в порт, а на митинг в поддержку действий российских летчиков. Тоже дело, значит, будет что написать в газету по возвращении домой.
Хотя это другая провинция, дорога до Тартуса заняла всего ничего. Меньше чем через час высадились на улице Мсшанке. Она примыкает к площади Революции, это самый центр города. Главная тут достопримечательность - памятник борцу за независимость Сирии шейху Салеху альАли. Металлический всадник гордо восседает на вздыбившемся арабском скакуне.
Народу собралось немало, и митинг, по моему разумению, напоминал нечто среднее между цыганской свадьбой и рождественским балом. Вверху поперек улицы были протянуты тросы с развешанными на них, словно елочные гирлянды, сирийскими флагами. Разноцветные полотнища, в том числе с российским триколором, украшали примыкающие к площади здания. А вокруг гремела восточная музыка, под которую выплясывала молодежь и которую безуспешно пытались перекричать в микрофон выступающие. Штатного переводчика с нами не было, поэтому разобрали только два слова: Путин и Русси. Их митингующие скандировали со словом "шукран". Позже выяснил, что по-арабски это "спасибо". Сирийцы так благодарили нашего президента и нашу страну за поддержку в войне с террористами.
Увидев европейские лица, к автобусам потянулась местная ребятня. Некоторые несли портреты Башара Асада и Владимира Путина, размахивали сирийским и российским флагами. В толпе было много молоденьких девчат, выглядевших явно не по-восточному - в джинсах, с непокрытыми головами и мобильниками в руках. Подростки непременно хотели снять селфи с русскими журналистами и безостановочно выкрикивали: "Шукран, Русси! Шукран, Путин!". Выбраться из их окружения было трудно, но надо, тем более что рядом послышалась русская речь. Оказалось, ее вспомнил Арус Мохаммад, который почти сорок лет назад окончил Харьковский политех. Сейчас он доктор наук, возглавляет ассоциацию выпускников вузов СССР. Таких в Сирии, между прочим, более 70 тысяч человек.
Другой мой собеседник Ахмед Бадран учился в Одесском инженерно-строительном институте. Он рассказал, что его сын Алип - студент университета в Латакии. Буквально перед нашим прилетом в Сирию этот город террористы обстреляли ракетами. Одна взорвалась рядом с учебным заведением, когда там окончились занятия. Были погибшие и раненые. Мы накануне ездили в Латакию, видели место взрыва. Поэтому я спросил у Ахмеда, не пострадал ли его парень?
- Живой-здоровый, - ответил сириец и добавил. - Поскорей бы война закончилась.
Самолетик летит
Этого с нетерпением ждут и в лагере беженцев, который уже несколько лет располагается в спортивном комплексе Латакии. До войны здесь соревновались атлеты, теперь ютятся вынужденные переселенцы из Ракки, Алеппо, Идлиба и других провинций, пока еще не освобожденных от террористов. Палатки беженцев облепили стадион со всех сторон. Специально не подсчитывал, но здесь их явно не одна сотня. Одних только российских, как мне сказали, более 200 штук.
Хайдар Маши, представитель организации "Бустан", которая объединила добровольных помощников беженцам, объяснил, что в этом лагере сейчас живут 5 тысяч человек. Примерно половина из них дети в возрасте до пятнадцати лет.
Ребятни действительно хватало. Те, что поменьше, жались к матерям и бабушкам. Мальчишки повзрослей занимались домашним хозяйством, собирали в мешки хворост и дрова для костра. На них обездоленные семьи готовят пищу и согревают палатки, ведь в ноябре ночи в Сирии уже относительно прохладные. Впрочем, совсем обездоленными этих людей я бы не назвал. В палатках видел и ковры, и телевизоры, а рядом с временным жильем - спутниковые тарелки.
Ребятня моментально сбежалась к нашим автобусам, когда коллега с Первого телеканала запустил в небо специально купленный для такого случая игрушечный дрон. Он барражировал над головами, а детишки восторженно кричали: "Тайяра!" - самолетик.
Взрослых мужчин в лагере почти не было, одни дети, женщины да старики. Оказалось, что сирийские власти устроили многих беженцев на местные текстильные заводы. Хотя в лагере среди мужчин преобладают бывшие госслужащие, к станку пошли практически все: семьи надо как-то кормить. Денежное пособие беженцам в Латакии не выдают. Зато два раза в день снабжают хлебом, а еще предоставляют лекарства, медицинскую помощь и места в школах для детей и подростков.
В общем, живут люди. Хоть и не дома, зато в относительно мирном городе. Для них это, конечно, лучше, чем соседствовать с террористами-головорезами.