- Планируете ли вы совмещать какое-то время функции директора МАМТа с работой заместителя генерального директора Большого театра?
Антон Гетьман: Совмещать я ничего не буду. Это и невозможно сделать. Процесс передачи дел моим коллегам в Большом театре займет какое-то время. Учитывая то, что мое назначение было довольно неожиданным для всех, в том числе и для меня, мы договорились, что у меня будет переходный срок, два-три месяца, когда я буду передавать дела в Большом театре коллегам. Оставшуюся часть июля и весь сентябрь мы будем обмениваться информацией с коллегами, передавая дела. Задача состоит в том, чтобы этот переход был минимально травматичным, вернее, вообще не травматичным ни для Большого театра, ни для театре Станиславского и Немировича-Данченко. Какое-то время я буду бывать в Большом театре ежедневно. Я полагаю, что мы должны справиться до конца сентября.
Кто будет осуществлять ваши обязанности там?
Антон Гетьман: Мой коллега, заместитель генерального директора, который уже вошел в этот процесс - Дмитрий Кияненко. Есть продюсерский центр , который оснащен профессиональными людьми. Машина работает, работает очень слаженно, и, на мой взгляд, очень эффективно.
Что именно составляло вашу деятельность в Большом и собираетесь ли вы ее как-то продолжить здесь?
Антон Гетьман: В Большом театре я руководил блоком продюсерского центра, в компетенцию которого входило - если очень коротко - организация творческого процесса. Так же я занимался всеми вопросами, которые связаны с охраной объектов интеллектуальной собственности театра, начиная с товарных знаков и заканчивая теми правами, которые Большой театр приобретал при выпуске спектакля, при осуществлении прямых трансляций и так далее.
В конце концов, все мы занимаемся организацией творческого процесса. В этом смысле в сравнении с тем, чем я занимался в Большом последние 14 лет, у меня расширятся полномочия, ответственность немножко увеличится. Но по сути это будет то же самое. Есть замы, есть художественный руководитель оперы Александр Титель, есть главный художник Владимир Арефьев, есть главный дирижёр, Маэстро Феликс Коробов, есть руководитель балета Игорь Зеленский. Все налажено, все работает. Я свой приход трактую очень просто. Я пришел помочь. В моем понимании, руководитель - это не командир, а тот, кто должен помогать тому процессу, который налажен. А если он по каким-то причинам не налажен или налажен не очень качественно, надо помочь его переналадить.
Вы уже встречались с вашим предшественником, с новыми коллегами? Каковы ваши отношения на сегодняшний день?
Антон Гетьман: Да, Ара Арамыч предложил мне поддержку и помощь, за что я ему искренне благодарен. Оперный мир очень маленький, и я считаю нормальным, что мы друг друга поддерживаем. Я очень благодарен Аре Арамовичу, который несмотря на то, что для него это было так же неожиданно, как и для меня, принял меня доброжелательно и готов к диалогу. Что-то мне подсказывает, что все нормально.
С первым замом Андреем Черномуровым я знаком очень давно. Он прошел не только школу ГИТИСа, но и школу Большого театра, причем, в довольно сложное его время - период, когда историческое здание Большого театра закрылось на реконструкцию, было много гастролей, в том числе - по России, было много сложных проектов, которые Андрей вел. К его профессиональным качествам у меня нет никаких вопросов. И я очень рад что он остается моим первым замом. Я надеюсь он станет мне опорой, потому что театр большой, и без профессионального помощника здесь не обойтись. То, что его кандидатура рассматривалась, я тоже слышал. Одно могу сказать - сейчас Андрей мне очень помогает, и никакой напряженности у нас нет. Ну и, мне кажется, быть не может.
С Александром Тителем мы выпускали в Большом "Чародейку". Александр Борисович 25 лет отдал этому театру, и многое, что здесь сделано, сделано только благодаря его личным усилиям - и административным, и творческим прежде всего. Я не вижу здесь никаких проблем. Опыт профессионального общения у нас есть, и это во многом облегчает дело. С руководителем балета Игорем Зеленским мы знакомы очень давно, еще с тех пор, когда он танцевал, в том числе в Большом.
Как на ваш взгляд должна быть организована работа МАМТа? Как тот опыт, те идеи, что вы обрели, работая в Большом, могут быть реализованы здесь?
Антон Гетьман: Я думаю, что Большой театр-2 Москве не нужен. Найти нишу, в которой театр должен существовать, чтобы удовлетворять вызовам времени и публики - в этом состоит задача. На мой взгляд , у Театра Станиславского и Немировича-Данченко такое лицо есть, оно давно сформировано. У него есть своя публика, безусловно отличная от публики Большого.
У меня есть идеи, что нужно развивать. Есть довольно обширные контакты, которые я приобрел благодаря 14 годам работы в Большом театре. Если они потребуются для того, чтобы формировать репертуар театра в горизонте 3-5 лет, эти контакты могут быть использованы, и эти люди, я уверен, с удовольствием отзовутся. В этом мире границ нет. В нем нет ни санкций, ни визовых режимов. Это мир, существующий, слава Богу, на других принципах. Насколько эти идеи будут приняты, творчески переработаны моими новыми коллегами, пока говорить преждевременно. При этом вплести театра Станиславского в международный оперный контекст совершенно необходимо.
Это не моя идея, но она принципиально для меня важна - оперный музыкальный театр не может существовать в рамках отдельно взятой страны. Он не будет развиваться. Таков жанр. Он не имеет языковых границ, следовательно, он не имеет границ вообще. И найти этот баланс очень важно. Найти этот компромисс, оставаясь российским, русским музыкальным театром, но при этом интегрированным в те процессы, которые сегодня существуют в мире - нам это сделать удастся.
И бюджеты здесь не при чем. Я могу вам назвать десятки оперных театров по всему миру с бюджетом куда более скромным, чем в Большом, но при этом они являются очень успешными игроками на этом рынке.
Если не нужен второй Большой, то что именно нужно сделать, чтобы не быть в его тени?
Антон Гетьман: Нужно очень ясно понимать, что происходит в оперном мире глобально. Причем - давно. В течение многих лет нам казалось, что мы к этим процессам не имеем никакого отношения. Я имею ввиду все российские оперные театры. Мы понимали, что там у них есть некоторая конкуренция, хотя не очень понимали, по поводу чего, а у нас тут свой путь, свой мир и своя жизнь. Все эти иллюзии разрушились очень быстро, где-то к середине нулевых годов, когда бюджеты музыкальных театров стали расти, поскольку росли цены на углеводороды. И с бюджетами стали естественно расти амбиции, связанные с международным процессом - это и гастроли, и приглашение иностранных певцов, постановочных творческих групп.
Где-то в 10-х годах мы поняли, что конкуренция идет за идею. Если взять два десятка значимых мировых оперных театров класса А и класса В, мы обнаружим, что в их репертуаре идет 30-32 названия, не больше. Безусловно, есть и неожиданные названия, которые не являются долгожителями ни в каком репертуаре, но они демонстрируют класс театра. Такие постановки как "Воццек", "Пелиас и Мелизанда" - это бутик, который могут себе позволить только театры, готовые на очень сдержанный кассовый успех. Не надо объяснять, что "Травиату" продавать легче, чем "Воццека". И самих режиссеров и дирижеров, которые хотят и могут делать этот материал - не так много.
И вот в 10-х годах мы поняли, что существуем в очень конкурентном поле, предметом конкуренции в котором является идея. Она состоит из трех составляющих: 1) что делать (название), 2) кто это будет делать (постановочная группа) и 3) как это делать.
Эта конкуренция сегодня имеет абсолютно глобальный характер. Какого бы крупного директора театра вы не взяли, вопрос, который крутится у него в голове 24 часа в сутки: "Что делать? Как совместить интересы публики, интересы кассы и интересы творца?" Это очень трудно совместимые вещи.
По большей части публика всегда хочет "Травиату", "Аиду", "Евгения Онегина", "Бориса Годунова". Но есть в ней ярко выраженная возрастная группа - в основном молодая и средняя по возрасту, - которой интересен новый театральный язык, как раз интересны те названия, о которых я уже говорил, и которая реагируют на самые новейшие тренды, например, на постановку музыки, написанной совсем не для театра.
Сейчас, например, стали ставить оратории. Вот я только что видел в Экс-Провансе, на мой взгляд, выдающуюся постановку на музыку оратории Генделя "Торжество правды и справедливости", написанной в 1707 году. Вот Кэти Митчелл два года назад сделала Trauer Nacht на музыку мессы Баха. Это же не оперный материал.
Пост-оперный театр?
Антон Гетьман: Возможно. То есть - это уже следующий шаг. И на сегодняшний день запрос публики на подобные спектакли очень высок. В том числе в России, хотя меньше, чем в Европе. Но то, он есть и у нас - совершенно однозначно. Конкуренция в оперном театре именно здесь и проходит. Причем - она не имеет границ. Уверяю вас, что Владимир Георгиевич Урин задает себе эти вопросы, точно так же, как Бернард Фоккрулль, который руководит фестивалем Экс-ан-Прованса, как Питер Гелб, который руководит Метрополитен-опера, как Доминик Мейер, который руководит Венской государственной оперой.
Как соблюсти баланс кассы и творчества и как сделать так, чтобы театры не заваливало в какую-то одну сторону? Завал в любую сторону приведет к негативным последствиям. Или это превращается в машину по шинкованию денег, или это кончается полупустыми залами и разочарованием публики. И - как бы это дико не звучало из моих уст - мне представляется, что конкуренция с Большим театром, или Мариинским, или с Парижской оперой, или с Экс-ан-Прованс фестивалем, она одинаковая.
И все же как можно одновременно конкурировать и кооперировать?
Антон Гетьман: Конкурируя друг с другом и работая вместе, мы развиваем жанр вообще и каждый театр сам по себе. Совместные постановки - это именно результат конкуренции. Найденная идея - кто, что и как - приводит к поиску партнеров, потому что финансово сегодня мало кто может поднимать по-настоящему дорогие и уникальные проекты. Таких бюджетов нет ни у кого! И именно эта конкуренция по поводу идеи приводит театры к совместным проектам. Кооперироваться с театрами, равными по масштабу и амбициям, независимо от географии, легко. В этом вообще нет никакой проблемы, кроме желания и умения это делать. И самое главное - это интегрирует не только театры, но и публику.
Спектакль, поставленный вчера с Экс-ан-Провансе, через считанные месяцы может посмотреть московская публика, причем не по телеканалу Arte, или Mezzo, а живьем. Это способ доставки последних, свежих, самых громких премьер на дом.
Есть ли у вас конкретные идеи таких коопродукций?
Антон Гетьман: Есть, хотя пока о них рано говорить. Но я считаю, что эта дверь открыта и ей надо пользоваться.
Насколько эта идея находит понимание в российском музыкальном сообществе?
Антон Гетьман: Безусловно, это вопрос ментальности. Вообще, что-то менять в жизни - говорю вам как человек, который этим буквально занят - очень болезненный процесс. Надо понимать, что говоря о совместных постановках, я имею ввиду не улицу с односторонним движением, когда мы входим в чью-то коопродукцию. Я говорю и о том, что кто-то входит в нашу. И такого опыта сегодня в российском музыкальном театре практически нет. Мы должны выйти на тот уровень, когда мы будет создавать, креативить идеи, и к нам захотят войти в долю и с нами захотят работать. Нет никаких с этим проблем - кроме идей, которые надо генерировать.