Причем в теме биеннале, предложенной Кристин Марсель, "Viva arte viva", закольцованной, как стих, ключевым оказывается каждое слово. Произнося эти три слова, удивляешься отсутствию восклицательного знака, возвращаешься к началу и вдруг понимаешь, что строка превращается в строфу, чей ритм завораживает круговым повтором, словно древнее заклинание продолжения жизни.
Произношение, звучание вообще оказывается очень важным для проекта в Арсенале. Дело даже не только в длительности переживания и эмоциях, хотя и в этом тоже. Скажем, проект Хассана Хана, который создал звуковую "Композицию для общественного парка" (и получил "Льва" как многообещающий молодой художник), на первый взгляд, похож на обыкновенную лужайку с несколькими аудиоколонками вокруг. Но двигаясь по тропинке, мимо парочек, сидящих на траве, ты слышишь три ненавязчивые композиции (смесь древних инструментов и современных, народных и классических) и изредка - голос человека, размышляющего, например, о гневе, "который только разрушает все и ничего больше"… Идеальное место для "паузы" в маршруте по выставке оказывается само произведением, позволяющим услышать "внутренний голос" - свой и ландшафта.
Кстати, паузы, возможность "остановиться - оглянуться" (и подумать), даже "леность" - одни из ценностей, которые декларирует в своем тексте куратор, апеллируя к "досугу" как античному понимаю роскоши интеллектуального общения и условия общественной деятельности. Кроме Сенеки, к этому пониманию "паузы" как источнику творчества апеллировал, например, австрийский художник Франц Вест (1947-2012). Его работы есть в экспозиции.
Нетрудно заметить, что эти ценности он входят в клинч с современностью, симптомом которой - хроническая нехватка времени. Более того, некоторое отстранение от "современности" подчеркивается всей структурой проекта. Одни названия разделов экспозиции, названных "павильонами", чего стоят. Тут и "павильон радостей и страхов", и "павильон земли", и "павильон дионисийский", и "павильон шаманов"… И далее - вплоть до "павильона времени и бесконечности". Ну, не архаика ли? С другой стороны, разве Йозеф Бойс, во время перформанса в Нью-Йорке уживавшийся с диким койотом, не был современным художником?
Собственно, интерес к традициям Бойса и движения Fluxus, к художникам 1970-х, возвращение ярких имен, незаслуженно забытых, - один из магистральных сюжетов основного проекта. Одно из самых сильных впечатлений - короткометражный фильм на 16-мм пленке, запечатлевший перформанс голландца Баса Яна Адера, пропавшего в океане в 1975, когда ему было 33 года. Трюк, в котором художник, повисев на ветке дерева, сваливается в ручей, прочитывается как пронзительная метафора краткости человеческой жизни.
Явно равнодушная к замусоленным другими кураторами мультимедийным радостям (ну, да, гаджеты такая же обыденная вещь, как, скажем, раздельный сбор мусора - кто же хочет жить на свалке?), Кристин Марсель выбирает авторов, многим из которых так или иначе интересна "археология медиа". Речь не о том, чтобы подивиться "курьезам" прошлого и утвердиться в превосходстве современности. Напротив, тут попытка обратить внимание на возможности, которые показались "лишними" в ходе прогресса. Прежде всего речь о целостности восприятия мира - таком, где звучание и визуальный образ тесно связаны.
Из небытия может быть извлечена музыкальная шкатулка, замаскированная под малярный валик, как в работе Анри Сала. Этот художник из Албании, живущий в Берлине, на прошлой биеннале был представлен в павильоне Германии. Музыкальная шкатулка - вместо пульта диджея в предыдущей работе (Un)Ravel - закреплена на стене, где идет смена обоев. То ли западных, с геометрическим рисунком, - на восточный орнамент с точками-цветочками, то ли наоборот. Восточная и западная мелодия, равно простодушные и поэтичные, сменяют друг друга, превращаясь в "вечный" мотив, символ перемен.
В другом случае могут быть аудиокассеты, как в работе первой в Саудовской Аравии женщины-художницы Махи Маллух. Из разноцветных старых кассет с наставлениями, как должна себя вести женщина, она выкладывает настенную мозаику с арабскими словами. Аудиозапись превращается, таким образом, в текст и в… стену.
Одно из самых архаичных медиа - нить. Нить Аридны, помогающая выбраться из лабиринта, или нить жизни, которую прядут парки… Выбирайте любой образ, но невозможно не заметить, как умно "сшита" экспозиция основного проекта, поделенная на девять частей-павильонов. Сшита нет, не белыми нитками, - совместным трудом художников и зрителей. Их сотворчество - один из лейтмотивов кураторского проекта.
50-летний художник из Тайваня Ли Минвей, расположив катушки с разноцветными нитями на двух стенах, предлагает починить вещи при вас, при условии, что они останутся на некоторое время в качестве экспонатов. Как тут не вспомнить про экономику дара и взаимопомощи, описанную социологом Марселем Моссом, и - искусство соучастия? И как не оценить эффектность работы, напоминающей разом о монотонном труде швеи, веб-паутине и яркости детского рисунка?
Многостраничные" абстрактные вышивки итальянки Марии Лай (1919-2013) из Сардинии, отсылают к местному фольклору и экспериментам итальянского Arte Povera ("бедного искусства ") 1960-х. А почти 80-летний филиппинец Дэвид Медалла, за спиной которого полувековая карьера успешного художника, поддержанный в свое время Луи Арагоном и Гастоном Башляром, в Венеции продолжает давний проект "Стежок во времени". Полотно, похожее на огромный гамак, каждый может украсить шитьем… Многие, впрочем, предпочитают визитные карточки, фрагменты карты и пуговицы, которые сразу становятся частью общего абстрактной картины.
Искусство оживает в момент встречи со зрителем и в работах Франца Эрхарда Вальтера, которому вручен "Золотой лев" как лучшему художнику кураторского проекта. Выпускник Дюссельдорфской академии и ученик Бойса, один из пионеров перформативного искусства 1970-х, Вальтер знаменит тем, что начал использовать ткань как... материал скульптуры и архитектуры. Рассказывают, что даже Бойс, использовавший войлок и жир вместо дерева и мрамора, не оценил поначалу этой находки ученика. "Вальтер становится портным", - пошутил он как-то.
Но Франца Вальтера заворожили не работы кутюрье, а монохромные полотна Лучио Фонтана. Фонтана оставлял на них разрезы, превращая картины в объекты, почти скульптуру. Вальтер сделал следующий шаг - "оживил" скульптуру. Нет, никаких динамических объектов или театральных марионеток. Вместо этого он делал тканевые объекты, которые можно натянуть на руку или до колен, превратив в подобие постамента.
В Арсенале показали его знаменитую серию 1980-х "Формирование стены". Огромные, во всю высоту зала, одноцветные, продуманного кроя, широкие полосы тканей издалека смотрятся как монументальные желтые и красные колонны-ящики. Рядом - широкие листы толстого железа - в роли постаментов. Встав на них или вписавшись в "колонны", зритель становится частью произведения, но увидеть себя со стороны уже не может. Невозможность дистанцироваться, как только ты стал частью общего эпоса, живого барельефа или просто фигурой в пространстве зала, осознается вначале как игра, потом - как повод для селфи, в итоге - как ловушка. Иначе говоря, работы 78-летнего немецкого мастера моделируют не только пространство - социальный опыт. Минимум средств и без комментариев.
С экзистенциальным опытом в кураторском проекте тоже все в порядке. Достаточно вспомнить пронзительные работы Питера Миллера или Вадима Фишкина, Ирины Кориной и Таус Махачевой…
Кристин Масель пригласила зрителей в удивительное эпическое путешествие. Похоже, мало кто ожидал, что эпос может сегодня оказаться столь захватывающим, эмоциональным, открытым жанром. Эпос ведь требует времени, внимания, он рассчитан на то, что его слушают не один раз. Именно поэтому имеет смысл заглянуть на сайт Венецианской биеннале, где можно увидеть перформансы, которые показываются в Арсенале и Джардини на площадках кураторского проекта.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"