Не пойму, почему только
старых людей
называют "Божьи одуванчики".
По-моему, мы одуванчики
с самого начала...
Юрий Коваль
Если мне кто-то скажет, что не читал Коваля (а признаться в этом легко, ведь он не Достоевский), то я не укорю его, а лишь вздохну: "Что ж, у тебя все впереди!".
А про себя подумаю: вот счастливчик! Ему предстоит открыть "Недопёска" и прочитать, к примеру, вот это: "Над далекими лесами протянулась брусничная полоса рассвета".
А "Приключения Васи Куролесова", где в деревне Сычи "снег уже сошел, а земля под ним оказалась такой же черной, как и в прошлом году".
А "Чистый Дор" с Орехьевной, дядей Зуем, Нюркой и моим любимым рассказом "Клеенка"!
А "Листобой"!..
Хорошо, что все эти вещи открывались мне постепенно. Радость нельзя принимать кастрюлями. По чайной ложке - в самый раз.
Жаль, что радости читать Коваля не знал Пушкин: Юра родился через сто один год после гибели поэта, 9 февраля 1938 года. А то как бы Александр Сергеевич смеялся, слушая про приключения дошкольника Серпокрылова - Пушкин и сам был таким в детстве.
Кстати, тридцать лет назад Юрий Коваль написал "Монолог детского писателя". Там среди многих важных соображений есть принципиальное: "Писать надо так, как будто пишешь для маленького Пушкина".
Нам, людям двадцать первого века, в одном повезло: у нас есть и Пушкин, и Коваль. Они спасают нас от уныния, тянут на свет. Мы, конечно, потом снова унываем, но ведь и унывать, согласитесь, веселее, когда знаешь, что есть кому тебя из уныния вытащить.
Двадцать лет назад на моей полке стояла всего одна книга Коваля, выпущенная в 1992 году легендарным ижевским издательством "Странник" и подаренная мне странником Володей Захариным. Вернее сказать, что эта книжка не стояла, а моталась вместе со мной по стране, теснилась в рюкзаке или чемодане.
Потом Володя подарил мне "Недопёска" 1975 года с рисунками легендарного Г. Калиновского. С арбатского букинистического развала я принес издание Коваля с иллюстрациями Петра Ивановича Багина и кофейным пятнышком на четырнадцатой странице.
Еще один шедевр - "Кепка с карасями" и рисунками Георгия Юдина. А "Воробьиное озеро" с иллюстрациями Галины Макавеевой! А "Полынные сказки" с рисунками Николая Устинова!..
Удивительно, что каждая книга Коваля - это какое-то особенное существо. Создание не только писателя и художника, но и читателя. В этом тихом "соображении на троих" и происходит чудо.
Прошлым летом мне повезло и я оказался в Ферапонтово. Там рядом есть три горы, одна из них - Цыпина. Самые ковалиные места.
Первый раз Коваль приехал сюда в 1963 году, а вскоре написал цикл рассказов про жителей Чистого Дора. "Чистый Дор - лучшая из деревень, виденных мною в жизни", - говорил Юрий Коваль. Здесь, верится, и по сей день живут герои этой книги: Нюра Зуева, Федюша Миронов, братья Моховы, Витя... Наверное, уж и дети у них подросли, а то и внуки.
Так я шел к Цыпиной горе, вспоминая этих родных ребят, а на горе меня ждали четыре дома.
И тут я увидел, что с открытого двора, где на веревке болтается на ветерке тельняшка, выходит человек. И что-то такое добродушное, обломовское было в его фигуре, что я радостно поспешил навстречу.
"Ищу дом Коваля!" - выпалил я как можно застенчивее. Не хотелось выглядеть проходимцем.
Так я познакомился с художником Алексеем Беловым - сыном художника Виктора Белова, самого большого друга Юрия Коваля.
Алексей проводил меня за овраг к заветному дому.
Крытая лоскутами серого толя изба стояла на краю деревушки в густом разнотравье. Окнами горницы изба смотрела с обрыва вдаль, чем-то напоминая усталого путника, который добрался до горы, улегся там на живот, подпер голову кулаками, вытянул натруженные ноги-бревна и наслаждается открывшимся видом.
А вид с горы - не наглядеться. Под окном - озеро колокольчиков, а дальше и до горизонта - еловое, сосновое и ольховое море. Над этим синим морем - океан неба. Звезды по осени тут, наверное, крупные, как орехи. И падают со звонким стуком. Вспомнилась песня, сочиненная Юрой здесь, на Цыпиной горе:
А за Горой - дремучий лес,
А под Горой - леса.
Отсюда легче до небес
Восходят голоса...
Трудно строился этот дом. Однажды Юрий и его друзья едва не погибли, забираясь на гору на вездеходе. Машина накренилась на узкой дороге и полетела вниз. Вместе с Юрой и его попутчиками в салоне кувыркались канистра, полная бензина, топор и пила. Когда вездеход замер под горой, оказалось, что никто ничего не повредил. "Кто-то из вас - святой", - промолвил старожил, которому рассказали о чудесном спасении.
...Чтобы сфотографировать дом, похожий на счастливого человека, лежащего в колокольчиках, я вдоволь наползался по крутому склону. Хотелось, чтобы в кадр вошел и дом, и колокольчики.
А еще мне хотелось дождаться Юли - дочки Юрия Коваля. Летом она живет в отцовском доме, теплит в нем жизнь.
Зимой в доме остается один Одуванчик. Вернее, одна. Читатели "Самой легкой лодки в мире" понимающе улыбнутся: они знают, почему Одуванчик не один, а одна.
...Сейчас по радио обещают усиление ветра и налипание снега на провода. А я перечитываю Коваля. Читаю как всегда понемногу, чтобы на подольше хватило. Но вижу - тает, тает книга. И почему так обидно от этого таяния, тихого убывания страниц? Наверное, хочется еще с полчаса побыть талантливым, веселым и бесстрашным. У меня только с книгами Коваля получается так себя чувствовать.
Печалит еще, что всего этого я не успел сказать любимому писателю вовремя. Мы не были знакомы. Теперь благодаря книгам я очень близко знаю Коваля, да только мои слова - опоздавшие.
Как бы жить так, чтобы слова не опаздывали?
Художник Виктор Чижиков о Юрии Ковале
"Мы обычно мало ценим того, кто находится рядом с нами... Мы, например, проводили много времени с Юрием Ковалем. Может быть, мы иногда мало его хвалили. Таких людей надо чаще хвалить. Для творческого человека это просто необходимо. И сейчас, вспоминая, понимаешь, что он был явно "замолченным" писателем. О нем любили почему-то молчать, в то время как нужно было говорить и говорить с гордостью..."
Всю жизнь, с самых детских лет, люблю я каланчи пожарные. В них имеется много смысла и красоты.
***
Когда я вижу погост, особенно сельский, думаю порой - желал ли бы я здесь лежать, упокоиться здесь? Неуместны бывают эти мысли, не о времени еще, кажется. На этом погосте - покойно. Старая церковь, и вид оттуда - вечный. Но вот разрастется город, живые пойдут по мертвым. Но все-таки эти знаки - старая церковь на бугре, кресты, березы - знаки покоя. Хорошо и не страшно, легко на душе...
***
Скоро уедем мы, осиротеет дом, будут ходить вокруг - снег, дождь, ветер, птицы и звери.