Мама спит, она устала... Ну и я играть не стала! Я волчка не завожу, А уселась и сижу.
Не шумят мои игрушки,Тихо в комнате пустой. А по маминой подушке Луч крадется золотой.
И сказала я лучу:- Я тоже двигаться хочу! Я бы многого хотела:Вслух читать и мяч катать,Я бы песенку пропела,Я б могла похохотать,Да мало ль я чего хочу! Но мама спит, и я молчу.
Луч метнулся по стене, А потом скользнул ко мне.- Ничего, - шепнул он будто, -Посидим и в тишине!..
Елена Благинина
Я помню человека, который звал ее Леной. Точнее - Леночкой.
Евгения Александровна Таратута (литературный критик и редактор, абсолютный авторитет в области детской литературы) рассказывала мне:
"Меня с Леночкой познакомил... "Мурзилка". В 1933 году я работала в библиотеке, и однажды редактор "Мурзилки" привез к нам Леночку Благинину. Она читала детям стихи про радугу. Мы сразу подружились. В тридцать седьмом нашу семью выслали в Сибирь. Спустя два года я не выдержала и сбежала в Москву. Наша квартира была занята, и Леночка приютила меня, а потом и троих моих братьев, в своей комнате на Кузнецком Мосту. На Пасху 1940 года она подарила мне вербочки и стихи:
Расти, Таратута,Без лишних затей.Эмблема уюта,Эмблема детей!
В августе 1950-го меня арестовали и приговорили к 15 годам лагерей. Многие тогда отшатнулись от нашей семьи, а Леночка еще больше стала помогать. На Новый год принесла моей дочке подарки и книжку с многообещающим названием "На приволье". А сама она жила трудно. Муж, поэт Егор Оболдуев, отсидев в лагере, рано умер, так и не увидев своих стихов в печати. Первая книга для взрослых вышла у Лены, когда ей было уже шестьдесят три года. Она много и тяжело болела. Но от нее всегда шел свет. По четвергам она собирала у себя друзей. Мы читали стихи, слушали музыку..."
После нашей прошлогодней публикации о Елене Александровне я получил письмо с Урала от Бориса Семеновича Вайсберга, который знал и Благинину, и Таратуту:
"С огромным волнением читал и перечитывал "Календарь поэзии" о Благининой. Всё-то мне близко и дорого в Вашем очерке! Я бывал у Елены Александровны. "Я еще и рюмочку могу пропустить!" - задорно говорила она. И мы поднимали тосты - за ее здоровье, поминали ее друга Генриха Эйхлера. Генрих Леопольдович до войны был одним из руководителей Детиздата. Он был душой этого издательства. Там они и познакомились: Благинина, Таратута и Эйхлер. В начале войны Генриха сослали в Казахстан, и так я оказался среди его учеников в карагандинской школе N 3 имени Крылова. Он преподавал у нас литературу. Пробыв двенадцать лет в ссылке, умер в Караганде в 1953 году. Когда много лет спустя я стал разбирать его архив, то увидел письма от Благининой. Я загорелся идеей их опубликовать и позвонил Елене Александровне. Подумав, она очень тихим голосом сказала: "Не сейчас, потом, мой дорогой..." Незадолго до своего ухода она разрешила публикацию, и сейчас я шлю вам новое издание* этих писем. А вот строки из стихотворения, которое Благинина посвятила моему учителю:
Случается, денек взойдет ненастный, А дождика все нет. И простоит до вечера прекрасный Неяркий свет...
Мне солнечных милее и дорожеТакие дни. Не потому ль, что на тебя похожи, Мой друг, они?.."
*Елена Благинина. "Борят мя страсти мнози..." Письма к Г. Эйхлеру. Составитель Б. Вайсберг. Екатеринбург, издание газеты "Штерн", 2017.
Я любила проснуться На ранней заре,Чтоб скорей прикоснуться К стволам и коре.
Чтобы нюхом и слухом, Рукой и щекой Ощутить их покой, Насладиться их духом.
Чтобы в свежести, в шелесте, В перелеске теней Не забыть нам о прелести Остающихся дней.
Не забыть нам о милости Мира сего...
Чтобы дереву вырасти, Нужно много всего: Много соков земных, Много теплых ночей, И горячих лучей, И дождей проливных.
***
Да не сокрушится дух мой прежде тела. Господи! Тебе ведь все равно! Сделай так, чтоб птицей отлетела, А не завалилась как бревно.
"Светлая тяжесть дружбы..."
10 февраля 1938
На мои плечи вместе с горем ложится светлая тяжесть дружбы, прекрасная, драгоценная наша тяжесть. Эта зима была чрезвычайно показательна. Какой поток высоких человеческих чувств выдержала моя убогая конура в переулке Александра Невского! Стены ее прокурены донельзя, проговорены, пропитаны стихами, поцелуями, крепкими пожатиями рук. Я плачу от радости сейчас, когда пишу эти строки, потому что я счастлива, что видела много такого, о чем другие только мечтают.
2 декабря 1938
Горе человеческое велико. Вы правы. И еще горше делается от нарастающего, совершенно катастрофического мирового коловращения... Но наше призвание - оставаться людьми в самом высоком и чистом значении этого слова. И ничто нас тогда не устрашит.
19 сентября 1939
Я влюбилась в черного котенка, кормлю его и нежу. И он, полубеспризорный, так признателен, что вытягивает лапы от удовольствия... Генрих! Простите за пустяки... Уверяю Вас, что все, чем мы так горько живем, полно смысла.
1 марта 1943
А время идет, денег нет совершенно, и я на старости лет даже немножко приуныла, чего со мной никогда не бывало. Думаю, что это пройдет... Главное - вернуть равновесие душевное, а остальное приложится. Мучают лиловые, распухшие, всегда ледяные руки.
Письмо Ваше доставило мне огромную радость. И все-таки мы увидимся, я совершенно не сомневаюсь в этом. Пусть факты вещь суровая, но жизнь часто похожа на чудо.