Ну, думаешь, крымское краеведение с домашним кругом читателей из духовенства и историков. Но еще до титула останавливающие читателя первые же слова святителя Херсонского и Таврического Иннокентия, сказанные в 1854 году, зазвучат в душе тревожным сегодняшним камертоном: "Поелику же страна сия вставлена в состав России - в лице Святого Владимира - рукою самого провидения, то нет врага, могущего ее отторгнуть; яже Бог сочета, человек не разлучает".
Вспомнишь недавние новости, где что ни слово, то Крым, и, увы, в нечистом политическом контексте, словно полуостров был похищен у Украины, а не сам выбрал свою судьбу. И тотчас и в себе почувствуешь обязательство держать Божью правду справедливой истории, которая касается и тебя, хотя бы ты и не бывал в Крыму ни разу. Но не бывать-то не бывал, а слово Севастополь горит в сердце со школьной скамьи, как часть и твоей судьбы, как Бородино и Куликово поле.
История - живое дитя и растет, как подсказывает ей справедливая жизнь. Россия приходит во вчера еще чужие пределы, потому что этого требует ее растущий организм. И освоение проходит с такой естественностью, что кажется, эти границы и прежде были прописаны за Россией на небесах. Да ведь и крестился же здесь зачем-то святой Владимир за восемь столетий до рождения Севастополя, чтобы, по слову автора, "скрестились первостепенные сюжеты отечественной истории: Византийской (Царьградской) и европейской (Петербургской)". Екатерина, именно небесной волей основывая Севастополь на юге, только завершала то, что Петр начинал на Севере.
Под пером Ольги Ковалик Севастополь под стать Петербургу становится лучшим зеркалом каждого царствования: при Екатерине он оглядывается на Грецию, при Александре на Рим - с театральностью Нерона и романтической аффектацией, оправданной, впрочем, недавней победой над Наполеоном, при Николае блестит торжеством строя и артикула, так что и балеты, по улыбке автора, сбивались на "хореографические маневры", а танцовщики проходили выучку у унтер-офицеров.
Из любви к декорациям и место для собора Николай Павлович высмотрел не на окраинном Херсонесе, а на царственной высоте Севастополя. И возведен был бы скоро на народные деньги всероссийской подписки - так горячо взялся за дело главный командир Черноморского флота и портов "крестный" собора адмирал Лазарев и так "завел пружину", что, казалось, теперь все пойдет само собой.
Но адмирал умер 11 апреля 1851 года, чтобы лечь в основание с такой любовью начатого им собора краеугольным камнем. Такие раны затягиваются долго, и дело приостановилось. Началась Крымская (Восточная) война, в которую на стороне Турции поторопились вступить Англия и Франция, не прощавшие чужого величия.
До строительства ли? Но Севастополь знал, что скоро понадобится великая сила духа, и вооружался верой для долгой осады. И с какой сегодня горячей сиюминутностью звучат слова святителя Херсонского и Таврического Иннокентия, сказанные в присутствии унаследовавшего дело Лазарева адмирала Корнилова на закладке стен собора: "Кто не знает, что у врагов наших одно из самых заветных желаний состоит в том, чтобы каким бы то ни было образом отторгнуть здешнюю страну от состава России. А мы - в это самое время, - как бы в ответ на их безумную дерзость, - полагаем здесь ныне основание храму во имя святого Владимира... Здесь купель нашего крещения, здесь начало нашей священной истории..."
Приходило время стояния, и между главами "Замысел" и "Воплощение" встает самая горькая, мужественная, высокая глава истории Севастополя "Оборона".
И опять подивишься "сюжетной выстроенности" истории. Как сошлись в часы Наваринской победы 1827 года на флагманском "Азове" командир корабля капитан 1-го ранга Лазарев, лейтенант Нахимов, мичман Корнилов и гардемарин Истомин, не ведая, что в гордые и горестные года осады Севастополя все уйдут за своим командиром в бою на Малаховом кургане - вице-адмирал Корнилов, контр-адмирал Истомин, адмирал Нахимов.
И теперь они лежат в крипте Владимирского собора, к которому в разный час все приложили руку, черным мраморным георгиевским крестом и их "команда" с золотых досок верхнего храма от адмиралов до прапорщиков ведет Владимирский собор в небесную Россию строгим и ясным курсом с неумирающей флотской честью.
Кажется, разогни книгу на любом месте и тотчас увидишь соразмерность предмета и слова, что особенно необходимо истории, чтобы книга была не только хорошим историческим свидетельством, но и учебником духовного достоинства.
Воскреси так полно каждый храм России, и встанет великая история, перед которой сегодня невольно опустишь глаза. Но флагманский севастопольский Владимирский собор выходит в открытое беспокойное историческое море. Команда его тверда и спокойна. И значит, как во все испытательные часы, звучит на духовных рейдах России старинное флотское: "По местам стоять! С якоря сниматься!"