"Горе от ума" вызвало полярные оценки. Пьесу режиссер назвал "скучнейшей" и попытался расцветить грубоватыми кунштюками. Грибоедовский текст сопротивляется, смысл рассыпается, невнятица ведет к скуке. Символом спектакля сделан уже подзабытый интернет-персонаж "ждун" - двадцать плюшевых игрушек танцуют на сцене, самый крупный становится идолом, обвешанным золотыми цепями. Разряженная массовка в беспрерывной сутолоке на сцене - провинциальная дискотека, втиснутая в коммуналку. Еще больший анахронизм - Ленин, вместе с саркофагом кочующий из спектакля в спектакль. Про Александра Андреича Чацкого уловить можно разве, что был он в "гейропе" - нежное приветствие обращает к мужчине, обряжен в узкий алый костюмчик и огромную лаковую фуражку стриптизера. Что ему этот дом, зачем ему Софья, испытывает ли какие-то чувства, кроме нарциссического презрения к окружающим - понять нельзя. Момент, когда Игорь Баркарь молча закрывает ладонями лицо, говорит о его герое больше, чем дикие крики и прыжки до того. Пьеса о русском европейце, пережеванном и выплюнутом Москвой, могла бы обрести впечатляющую актуальность, если бы текст ее так не мешал режиссеру и актерам в их фейерверке придумок.
Совсем другие отношения у Коляды с гоголевским миром и языком. "Иван Федорович Шпонька и его тетушка" - сочинение Коляды по мотивам Гоголя, мозаика его главных тем и образов: широта и энергия плотской жизни, недостижимость счастья, одиночество и неприкаянность человека, скоротечность и невозвратимость сущего. Здесь красота и печаль, юмор и мистицизм истинно гоголевские. Мечтам поручика Шпоньки о тихой жизни в отставке не удалось сбыться, как не удалось получить орден, как тетушке не удалось женить его и понянчить внуков - он тихо и быстро умер, необъяснимо и внезапно, как в самой жизни.
Южный хуторской мир Коляда делает подводным царством: он пестрой стаей вьется водоворотом, таращится, хлюпает и чмокает, объедается сахарной ватой, томно колышется у майского древа, трепеща плавниками. В цветистом буйстве спектакля есть кульминационная сцена, исполненная тишины и поэзии. Потрясенный красотой лунной ночи Шпонька видит божий замысел о мире и человеке, и, пронзенный этим открытием, не может вернуться в радужный ил биологически предопределенной жизни. Олег Ягодин в этой сцене отменяет комический рисунок, повадку бочком и дробный, пришептывающий говорок - выпрямляется, просто и сокровенно открывая глубины сердца.
Центральным событием гастролей стала премьера "Оптимистической трагедии". Пьесу Вишневского режиссер перечитал к столетию Гражданской войны, открыв в ней новые страшные смыслы. Образами и голосами Смерти становятся все: от деревенской старухи, похоронившей дочь, до случайно расстрелянного матроса, от бежавших из плена офицеров до пламенных агитаторш - фурий революции в красных платках. Противостояние комиссара корабля и его экипажа мнимо, они равно обречены. Пророчествуя об общей гибели, так долго, так церемониально сыплются красные гвоздики в цинковые корыта.
Коляда умеет видеть сценический потенциал самых обыденных предметов, творя из них мир своих спектаклей с изумляющей фантазией. Кто мог бы представить, что десятки пустых пластиковых канистр, двигаемые в ряд из глубины планшета на авансцену, издают точный звук шипящего прибоя, а голубая эта линия становится волной, выкатывающей к зрителю одно за другим тела матросов. Женщины, стоящие над мертвыми мужчинами безмолвными рядами - это образ русского ХХ века.
В сложно придуманном, умном спектакле есть ряд тонко сработанных ролей. Тамара Зимина почти без слов играет, обобщенно-символически, Россию, раз за разом убиваемую, истерзанную, матерински жалеющую своих мучителей и всех мучимых. Сергей Федоров - пугающе-убедительный Сиплый: расчеловеченная тьма и грязь, обретшая надтреснутый голос. Мурад Халимбеков в роли Алексея показывает сильное, молодое и красивое животное, которое именно потому имеет шанс стать человеком, что здоровые инстинкты и чувства в нем сильнее идей, а потребность в свободе определяет его независимость в суждениях и действиях. И, наконец, центр спектакля: Комиссар Василины Маковцевой - самая пронзительная и зрелая роль в репертуаре звезды труппы. "Коломбина десятых годов", чахоточная надломленная девочка, которая на поясе рядом с кобурой носит плюшевого зайца. За ее стальной звенящей напряженностью, горькой складкой усталости, минутами глубокой задумчивости встают история и жизнь - петербургский миф Серебряного века, утрата родного мира, решимость драматургически-красиво выстроить собственное жертвоприношение, напрасность которого ей очевидна. Окончательно с пафосом революционного подвига расправились потомки - беспощадным и точным финалом с обывателями, резвящимися под пошлый шлягер у памятника героям, режиссер утверждает бессмысленность любых войн.
Московские зрители, подарив любимой труппе букеты алых сердец на прощанье, уже ждут новой встречи - как всегда, в январе на Страстном.