Вы - один их самых сильных представителей новой русской литературы, которая возникла в "нулевые годы", когда после развала СССР и "лихих девяностых" закончился литературный процесс и началось дикое поле, где каждый писатель выбирает свою стратегию отношений с издателем, премиями и читателем. Издать книгу не сложнее, чем выложить текст в интернете, но при этом конкуренция жесточайшая, писатели, особенно старшего поколения, ностальгируют по Союзу писателей, госзаказам и плановому книгоизданию. А вам комфортно в новом литературном мире? Не мечтаете о договоре с Гослитом, большом авансе и работе над книгой в течение десяти лет?
Андрей Рубанов: Система госзаказа и господдержки существует в современном кинематографе, но к росту качества фильмов это не приводит. Честно говоря, мне все равно, есть поддержка литературы со стороны государства или нет. Мне поддержка не нужна, я не инвалид. Люди, которые хотят поддержки, находят ее всегда, у государства или у частных лиц. Это вопрос не мастерства или художественного уровня, а личного выбора. Найти себе хозяина, продаться можно при любой власти. Мне все-таки ближе отечественная традиция, когда писатель критикует государственную систему, а не обслуживает ее. А ностальгию по СССР можно обсудить на примере Юрия Нагибина, который был самым богатым писателем страны, мужем первых красавиц, объездил весь мир за казенный счет - и при этом страдал от тяжелой депрессии и полагал себя глубоко несчастным. Хемингуэй боялся бедности, уже будучи нобелевским лауреатом, и откладывал на черный день, после его гибели у него на счетах нашли около ста тысяч долларов - на нынешние деньги несколько миллионов. То есть, обычно писателя ведут по жизни его глубоко личные амбиции и неврозы, а никак не отношения с государством или системой.
"Я бы сшил тетрадь из кожи моего врага и записал туда, что надо прощать врагам", - говорит герой вашего романа "Йод". Вы пришли в литературу с темой бизнеса, причем в ее нравственном изводе. В романе "Патриот", которому присудили премию "Ясная Поляна", эта тема пронзительна. Бизнес сочетаем с моралью? С любовью к родине, к женщине, к друзьям? Или "ничего личного"? Ваш опыт бизнесмена влияет на сознание русского писателя? Это вещи "совместные"?
Андрей Рубанов: Сложный вопрос. Я разделяю "мораль" и "нравственность". Нравственность - одна на всех, а мораль - понятие классовое. У бизнесмена своя мораль. С точки зрения российского бизнесмена дать взятку, чтоб "решить вопрос", - это морально. С точки зрения рядового гражданина - нет. Бизнес морален внутри себя, особенно если соблюдать правила. Например, не работать с друзьями. Занимаясь бизнесом, я в основном следовал американской модели, другой не существует, все теории коммерции придуманы американцами. У них же воспринята и мораль бизнеса, полностью восходящая к протестантской этике. Просто работай на своем месте - и все получишь. Труд. С любовью к Родине и к людям это никак не связано. Кстати, большинство моих богатых друзей и знакомых - многодетные отцы, у одного трое, у другого четверо, у третьего шестеро. Один взял еще и приемного ребенка. Сочетаются ли бизнес и литература? По-разному. У Маяковского была рекламная контора на паях с Родченко. Бродский вкладывался в русский ресторан в Нью-Йорке.
Как возникла идея антиутопии "Хлорофилия", где Москва зарастает дурман-травой и население превращается в тотальных наркоманов? Почему антиутопия стала таким востребованным жанром? Когда-то чеховские герои мечтали о "небе в алмазах", а сейчас будущее рисуется кошмаром. Не потому ли русская литература теперь больше интересуется прошлым, чем настоящим? Окно в прошлое открыто, там интересно, а в будущем - за окном радиация и монстры.
Андрей Рубанов: Антиутопии интереснее утопий. В утопии мир прекрасен и лишен конфликтов. В антиутопии героям отовсюду угрожают опасности. Антиутопии вошли в моду из-за компьютерных игр и сериалов. Хорошо сказал писатель Алексей Иванов: на самом деле зомби-апокалипсис - самый уютный и безопасный мир, где не надо работать, еда и оружие достаются бесплатно, а враги - медленные, и их легко убить. Современные антиутопии - это коммерческий жанр, где книги идут в пакете с новыми версиями игр, как в проектах "Метро" или "Сталкер". К литературе как виду искусства это не имеет отношения, такие антиутопии создаются не для того, чтобы предупредить людей о вариантах будущего, а для развлечения и денег. "Хлорофилия" придумалась сама по себе, просто увидел картинку: гигантские стебли меж домов. И запомнил. Несколько лет думал, и написал. Это был, кстати, бестселлер, и если бы я превратил его в проект, написал бы еще "Хлорофилию-2, 3, 5", и обогатился бы. Но я продолжение написал в другом ключе, и оно не имело успеха. Почему исторический материал всегда в моде? Его много, бери не хочу. Чтобы написать о современности, надо ее пережить и отрефлексировать. Вот вы упомянули мой роман "Йод", там описан кризис 2008 года. Пытался перечитать: ну какой кризис в 2008-м? Чепуха по сравнению с 2014 годом. Все нулевые вспоминаются как сплошное "тучное" время. То есть, описывая настоящее, рискуешь пропустить главное.
В "Патриоте" мне посчастливилось поймать главное: нервную, болезненную и противоречивую реакцию нашего общества на войну в Украине. Это роман про войну без войны, в глубоком тылу, где взрослые мирные люди задумываются: а где теперь мое место, еще здесь или уже там, на войне?
Между "Готовься к войне!" и "Патриотом" перерыв в 8 лет, но история бизнесмена-патриота Знаева вам не дает покоя. Как определяете этот тип, насколько он автобиографичен?
Андрей Рубанов: Я давно хотел написать историю о человеке, маниакально преданном идее сбережения времени. Я сам был таким. Сейчас это называется "тайм-менеджмент", а в середине 80-х никак не называлось. Ехал в автобусе из школы на тренировку, доставал книгу, отмечал время. В конце дня подсчитывал: на чтение в транспорте ушло полчаса, за это время прочитана пол-учебника. А мог бы просто в окно автобуса смотреть. Эти эксперименты я проделывал над собой с радикализмом, свойственным юности. Пытался спать по 6 часов. Много читал, стихи сочинял, упражнялся на гитаре.
Это все потом попало к Знаеву. Он мне дорог, он дал мне понять, что бизнесменов в России не любят, широкая публика ничего про них знать не хочет. Бизнесмена как положительного героя, несущего созидательный пафос, прогресс, в России не существует. Есть положительная модель: купцы, первопроходцы, построившие за свой счет половину Сибири и Дальнего Востока. Но о таких не пишут художественных книг и не снимают фильмов.
А жанр научной фантастики еще жив? Или чем круче научные открытия, тем менее они интересны литературе?
Андрей Рубанов: В России - единицы писателей, чьи книги спустя 50 лет можно читать. Фантасты Стругацкие - среди них. Некоторые величины, казавшиеся несомненными, устаревают стремительно. Кто сейчас читает "Ожог" Аксенова? Или "Буранный полустанок" Айтматова? А "Хищные вещи века" до сих пор можно читать с удовольствием. У Тарковского - нашего национального достояния - из пяти фильмов два - чистая научная фантастика. Один, кстати, по Стругацким. Алексей Герман - наш второй гений кино - снял последний фильм тоже по повести Стругацких 1964 года. Посмотрите трезво на литературу полувековой давности - фантасты Стругацкие стоят как сваи и машут оттуда.
Вслед за любым упадком следует подъем. Наверное, сначала вымрет наше поколение - динозавры, жившие в мире без интернета. Вырастут новые люди, которые с четырех лет умеют обращаться со смартфоном. С раннего детства подключенные к сети. Они напишут новую фантастику.
Как возникла идея романа "Финист - Ясный сокол"? Откуда интерес к славянской истории? И правда ли, что в романе вы пытались обойтись без иностранных заимствований в русском языке? Я все же насчитал в романе немало заимствований: "прострация", "формально", "функция", "рефлекс". Вряд ли наши пра-пра-пра... дедушки и бабушки употребляли эти слова. Что вообще вы думаете о чистоте русского языка?
Андрей Рубанов: В первых двух частях книги не использованы слова, образованные от латыни, и слова, начинающиеся на "ф", - такого звука не было в нашем языке еще 300 лет назад, если верить лингвистам. Я оставил только собственное имя "Финист". Заимствованные из латыни слова употреблены только в третьей части, там другой рассказчик с другим уровнем знаний и с другим словарем. Интерес к истории, мне кажется, есть у любого человека. Жизнь предков вызывает естественное, рефлекторное любопытство у потомков. Я свой интерес к отечественной истории реализовал сначала в кино, а потом, когда набрал много материала, не вошедшего в фильмы, понял, что и книгу тоже нужно сделать. Мышление древнего человека почти невозможно выразить киноязыком, а в литературе - гораздо проще.
Критики единодушно назвали роман "фэнтезийным боевиком". Сама идея написать боевик по мотивам русской сказки, гениально переложенной Андреем Платоновым на пяти страничках, любопытна как жанровый эксперимент. Но мне показалось, что смысл романа глубже. Например, в нем важна тема языческой морали. Другое отношение к личности и коллективу, жизни и смерти, любви и ненависти, добру и злу. Например, герои должны время от времени встречаться со Змеем и бить его, чтобы он не распоясывался. Но не убивать, потому что на место одного Зла придет худшее. Так и происходит: рождается трехголовый Змей Горыныч. То есть со злом нужно вести диалог, искать компромисс. Это не христианская мораль, где, по словам апостола Павла, "враг да истребится". С дьяволом, с Антихристом вести диалог нельзя. Насколько вообще языческая мораль актуальна сегодня? И насколько жизнеспособна христианская мораль?
Андрей Рубанов: Я не считаю "Финист" жанровым экспериментом, и это не боевик никакой. И это не фэнтези, потому что в основу книги положены научные исследования. Рене Жирар, Леви-Стросс, Гумилев, Рыбаков, Кирпичников, антропологи и историки, археологи - они создали древнего, языческого человека, а не я. На меня сильно повлияла книга Жирара "Насилие и священное". Там описано главное: коммуникация человека и божества через кровавую жертву. В христианстве, наоборот, сам сын божества принес себя в жертву ради людей. Многие язычники верят, что православное христианство не уничтожило язычество, а поглотило его и с ним слилось. Есть легенды, что Сергий Радонежский был языческим ведуном, птицы прилетали и садились ему на плечи и голову. У известного художника Нестерова в христианских сюжетах есть языческие мотивы. Как этическая система христианство пребывает в периоде цветущей сложности, но и многие языческие практики сохранились и работают. Язычество ближе к инстинктам, к животному началу, к реликтовому дну разума. И язычество не менее громадно, чем христианство. Я написал 600 страниц, но сумел охватить лишь малую часть его. Язычество осело в подкорку. Вся народная медицина - это ведовство. Рассказать ребенку на ночь сказку - это ведовство. Кровная месть - языческий закон, древнейший: пролитая кровь уравновешивается только другой пролитой кровью. Язычество в нас осталось, уцелело.
И последний вопрос, который я задаю писателям, пытаясь угадать ответ по их текстам. Вы сова или жаворонок, то есть пишете утром и днем, как Толстой и Горький, или ночью, как Достоевский и Леонид Андреев? Судя по вашим текстам, и то и другое, но скорее все-таки жаворонок.
Андрей Рубанов: Только с утра на свежую голову. Так мне Лимонов сказал. Если подробней - зависит от стадии развития. В 30 лет - я шел после работы в бар и там писал часа три, потом шел домой. Таким образом я написал шесть романов в одном и том же баре. В 45 лет - я работал с раннего утра пять часов каждый день. Сейчас я работаю "всегда", то есть компьютер открыт с утра и до ночи, при этом по мне ползают дети, одновременно - вся бытовуха, и еще сценарии.
Андрей Рубанов - прозаик, кинодраматург. Родился в селе Узуново Московской области. В 1987-1989 гг. проходил срочную службу в ПВО. Учился на факультете журналистики МГУ. Работал корреспондентом многотиражной газеты, строительным рабочим, шофером, телохранителем, занимался предпринимательской деятельностью. В 1999-2000 гг. работал пресс-секретарем первого заместителя полномочного представителя Правительства РФ в Чеченской Республике. Живет и работает в Москве. Наибольшую известность получили его книги в жанре автобиографической прозы, или "нового реализма". Также выпустил несколько фантастических романов в жанре биопанк. Финалист "АБС-премии" (международная премия им. Аркадия и Бориса Стругацких) за романы "Хлорофилия" (2010) и "Живая земля" (2011), участник шорт-листа литературной премии "Большая книга", четырехкратный полуфиналист литературной премии "Национальный бестселлер". В 2017 году стал лауреатом литературной премии "Ясная Поляна" за роман "Патриот".
Самая ожидаемая новинка марта компании "Аудиокниги" - роман Андрея Рубанова "Финист - Ясный сокол", который озвучен голосами трех хорошо известных и любимых слушателями актеров - Александра Клюквина, Кирилла Радцига и Владимира Левашева.
Финист - персонаж русской сказки, широко известной в переложении Андрея Платонова. В конце 1940-х, лишенный возможности зарабатывать на жизнь сочинительством, Платонов занимался литературной обработкой русских и башкирских сказок, которые печатались в детских журналах, а затем вышли отдельной книгой "Волшебное кольцо". В издании книги опальному писателю помог Михаил Шолохов.