Уже одного этого было бы довольно, чтобы его имя было прописано в вечности. Но сводить значение Чаадаева к литературным прототипам - это даже смешно. Так же смешно, как и представлять его главным "западником" и, так сказать, главным критиком России на основании "Философического письма", где он писал о России бесспорно обидные вещи: "Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах и даже у народов, гораздо более нас отсталых. Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось".
Самое интересное, что до сих пор никто из критиков России не смог придумать ей обвинения более емкого, точного и исчерпывающего. И по сей день эта его мысль повторяется бесконечно, подается в разных блюдах, под разными соусами, в разных СМИ, разных книгах и просто разговорах. Но добавить к ней, в сущности, нечего, потому что Чаадаев все сказал. Приговор произнесен...
История "Письма" известна. Прочитав его в журнале "Телескоп" в 1836 году, наш самодержец Николай I, начертал на нем "резолюцию": "Прочитав статью, нахожу, что содержание оной - смесь дерзкой бессмыслицы, достойной умалишенного".
Слово царя - закон. Его официально объявили сумасшедшим, и о том, что он - сумасшедший, ему сообщил не психиатр, которых в России, впрочем, тогда еще не было, а московский полицмейстер. Нужно ли говорить, что редактор "Телескопа" Николай Надеждин был сослан в Усть-Сысольск, цензор уволен со службы?
Держали сумасшедшего под домашним арестом и наблюдением врача, а потом выпустили на свободу с условием, чтобы он "не смел ничего писать". Он, конечно, писал (например, "Апологию сумасшедшего"), но ничего не печатали. Спустя сто лет в 1931 году эта история почти в точности повторится с Андреем Платоновым, когда на полях его повести "Впрок", опубликованной в "Красной нови", Сталин напишет немало сочных выражений: "дурак", "болван", "пошляк", "беззубый остряк", "балаганщик", а в редакцию журнала придет его записка с такими словами: "Рассказ агента наших врагов, написанный с целью развенчания колхозного движения и опубликованный головотяпами-коммунистами с целью продемонстрировать свою непревзойденную слепоту… P. S. Надо бы наказать и автора, и головотяпов так, чтобы наказание пошло им впрок".
Последнее слово, совпавшее с названием повести, намекало на то, что вождь и сам умеет пошутить.
К сожалению, сегодняшнее расхожее представление о Чаадаеве этой историей и исчерпывается...
Ах, да! Еще Пушкин посвятил ему несколько стихотворений, в том числе и хрестоматийно известное "К Чаадаеву, где есть эти строки: "Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия воспрянет ото сна, и на обломках самовластья Напишут наши имена!" С Чаадаевым произошло то, что обыкновенно происходит с гениями: его растащили на мемы, анекдоты, банальности. Пушкин - наше все, Толстой с бородой и пахал землю, Достоевский рыдал над слезинкой ребенка, а Чаадаев критиковал Россию и оказался первым русским диссидентом.
Давайте все-таки копнем чуть-чуть глубже.
Чаадаев, по сути, инициировал спор "западников" и "славянофилов", который в разных вариациях, но с одной сутью продолжается до сих пор. Именно после его "Письма" эти два направления русской мысли, а шире - русского выбора, собственно и возникли, стали обсуждаться публично и в результате оказались безусловно мейнстримом русской мысли вообще. Мы - Европа или мы - что-то другое? Даже не важно - что. Важно, что - другое. Важно, что "особый русский путь". Именно Чаадаев своей статьей в "Телескопе" дал старт этой бесконечной гонке двух умонастроений, двух неслиянных и всегда враждебных позиций, как бы ни пытались они помириться в отдельных людях, как бы ни называли "либералы" себя патриотами, а "патриоты" ни повторяли, что они не против Запада. Но дело не в оттенках и компромиссах, а в том, что это действительно "проклятый" вопрос России, который она бесконечно обречена решать. Не Чаадаев его придумал, сама история. Чаадаев оформил начало этого спора. Герцен сравнил его "Письмо" с "выстрелом в ночи". Но я бы сравнил его с выстрелом из стартового пистолета.
Пойдем дальше. Чаадаев - первый русский религиозный философ. Он стоит в самом начале того действительно глубоко самобытного и чисто национального течения нашей мысли, которое мы называем "русской религиозной философией". На самом деле в этом есть противоречие. Или философия, или богословие. Запад это примерно так понимает, и это в общем правильно. Но именно русский "западник" Петр Чаадаев инициировал "религиозную философию", которая и не богословие, и не философия в чистом виде, а что-то "другое", что-то не как в Европе с ее Кантами, Гегелями, Шопенгауэрами.
Так что Чаадаев это как раз русский путь.
Остается добавить, что ни в какое католичество он не переходил (а вот масоном был - это правда) и похоронен по православному обряду на кладбище Донского монастыря в Москве. Последним из великих русских писателей и мыслителей, кто тоже был похоронен на этом кладбище, стал Александр Исаевич Солженицын. Кстати, между ним и Чаадаевым много общего.
Он так же до конца не понят. Или понят не так.