Леонид Маркович, могут ли сегодня вузы заработать на научных исследованиях? Если да, то как? И вообще, может ли государственная организация зарабатывать нормальные деньги?
Леонид Гохберг: Форма собственности не мешает зарабатывать. Есть много государственных организаций, которые имеют масштабные доходы. Но российская наука, конечно, финансируется в недостаточном объеме. В России затраты на науку составляют около 42 миллиардов долларов в год. Непосредственно впереди нас идут Великобритания, Индия - 49 миллиардов долларов, а в Южной Корее, например, они составляют 90 миллиардов долларов.
Если мы за 20 последних лет увеличили затраты на науку примерно в четыре раза, подняв их с 10 миллиардов до 42, то Китай за это время нарастил затраты на науку с 33 миллиардов долларов до 500. Германия в 2000 году начинала с 34 миллиардов, а теперь тратит на исследования 132 миллиарда долларов в год. При этом по численности научных кадров мы этим странам (кроме Китая) не уступаем. И получается, что затраты на науку в пересчете на одного исследователя у нас существенно ниже.
А что от этих миллиардов достается вузовской науке?
Леонид Гохберг: В ней ситуация противоречивая. Есть ведущие университеты, которые очень сильно продвинулись, и их научный потенциал высок, они вносят огромный вклад в российскую науку. Более половины российских статей в ведущих научных журналах, индексируемых в международных базах, - это вклад относительно небольшой группы ведущих вузов. При этом вузовская наука до сих пор финансируется по остаточному принципу. Если в СССР доля вузов в затратах на науку составляла примерно 6 процентов, то сейчас 9-10 процентов. Получается, что за тридцать последних лет мы почти не продвинулись в этом отношении в сравнении с мировыми научными державами.
А как нас вообще можно сравнивать? У нас же абсолютно разные системы высшего образования.
Леонид Гохберг: У нас другая организация науки, доминируют научно-исследовательские институты. С одной стороны, они отделены от университетов, а с другой - от бизнеса, компаний. Но если сравнивать нас с Китаем, который начинал примерно с той же модели, что и у нас, там сумели перестроить свою науку.
Почему же у нас это не получается?
Леонид Гохберг: До последних лет сказывалась инерционность политики государства в этой сфере. Но примерно с середины 2000-х годов мы пытаемся нарастить потенциал вузовской науки. И если посмотреть на меры поддержки, принятые в отношении ведущих вузов, результаты есть.
Но если на всю вузовскую науку приходится около 10 процентов от этой поддержки, то оставшиеся 90 процентов сосредоточены в других секторах. Мы живем все еще в рамках советской модели развития науки.
Вы не раз в интервью говорили, что в обществе инноваций главные игроки - бизнес, компании, а не наука. А какое место тут отводится науке?
Леонид Гохберг: Инновации у нас часто понимают как научные исследования. На самом деле это продукт, представленный на рынке. С источником инноваций - более сложная история. Это не только наука. Бизнес может покупать технологии, программное обеспечение, людей, а они тоже переносят знания. Наука должна конкурировать с другими источниками инноваций.
Она, скорее всего, проиграет. Выгоднее "купить" человека, чем вести дорогостоящие фундаментальные исследования, на которые требуются сотни миллионов.
Леонид Гохберг: Все зависит от конкурентной среды и стратегии компании на том или ином конкурентном рынке. Чем выше уровень конкуренции, тем выше давление на бизнес, который должен искать новые решения для получения преимуществ. Вот здесь важнейшую роль играют радикальные инновации, которые чаще всего связаны с передовыми исследованиями. В отличие от усовершенствований на базе существующих технологий.
Какие вузы в России могут вести передовые исследования?
Леонид Гохберг: Таких не так уж и мало. Это прежде всего ведущие вузы, в том числе и некоторые классические университеты: МГУ, СПбГУ, Уральский федеральный университет, Томский госуниверситет, Физтех, МИФИ, Санкт-Петербургский политех, Высшая школа экономики. Вузовская наука должна предложить технологии, модели для реальной практики. Но в среднем она пока часто не дотягивает до нужного уровня. В том числе и потому, что в России доля финансирования бизнесом науки - всего 30 процентов, остальное - вклад государства. Такая пропорция тормозит развитие науки, в том числе и вузовской. Проблема еще и в том, что вузы выполняют более широкие функции, чем только осуществление образовательной и исследовательской деятельности. Это социальные институты, культурные центры в регионах. И сейчас стоит задача развивать не только ведущие университеты, но и подтягивать вузы второго и третьего эшелона. Как это можно делать? Мы предлагаем партнерство ведущих университетов с региональными. И уже запустили такую программу. Это и привлечение постдоков, и стажировки работников и аспирантов региональных вузов в нашем университете и создание зеркальных совместных лабораторий, и поддержка публикаций ученых региональных вузов, и многое другое.
Научно-исследовательские институты могут стать конкурентами ведущих университетов?
Леонид Гохберг: В образовательной сфере - вряд ли. В научной дело обстоит так: вузы стараются стать конкурентами НИИ. Но вузы и бюджетные научные организации находятся сегодня в неравном положении с точки зрения устойчивости финансирования исследований. Скажем, только узкий круг ведущих вузов получает госзадание на науку. В среднем это 5-6 процентов от доходов вузов. А в научных организациях доля госзадания на науку приближается к 80 процентам. Поэтому возникает насущная необходимость финансирования долгосрочных программ исследований в ведущих вузах в рамках их госзаданий.
Однако надо ставить вопрос не столько о конкуренции, сколько об интеграции. И не только с академическими НИИ, но и с отраслевыми. Молодежь концентрируется преимущественно в университетах. И в тех вузах, где созданы сильные научные школы, сформированы механизмы поддержки исследовательской активности студентов и аспирантов, интеграция науки и высшей школы идет позитивно.
А какой интерес институтам объединяться? Ведь у каждого свой бюджет, штат, директор, а тут надо все собрать и снова поделить?
Леонид Гохберг: Возможны разные формы интеграции - консорциумы, открытие базовых кафедр, но, конечно, и объединение… Если университеты и научные организации понимают, что за счет объединения можно добиться гораздо лучших результатов, принципиальных сложностей не будет.
Вы работали заведующим лабораторией статистического изучения научного потенциала в Институте статистики Госкомстата. Скажите, научный потенциал в России остался? Если да, то где? И какой именно?
Леонид Гохберг: В России огромный научный потенциал. Если говорить о традиционных показателях, то, во-первых, мы входим в десятку стран по объемам финансирования науки, во-вторых, в четверку стран по численности занятых в науке, в-третьих, в число стран с высоким уровнем публикаций в ведущих международных научных журналах. В Web of Science у нашей страны 14-е место, в Scopus - 13-е. Серьезные успехи есть в математике, физике, химии, материаловедении, истории и философии - по этим направлениям Россия занимает позиции в первой десятке. Задача заключается в повышении эффективности науки, механизмов ее развития и регулирования.
А какие перспективы у гуманитарных наук? Можно ли на них зарабатывать?
Леонид Гохберг: В ведущих зарубежных странах гуманитарные науки финансируются в рамках государственных программ и благотворительных научных фондов. У нас таких фондов нет. По моему мнению, государство должно существенно увеличить финансирование исследований в этой области, с пониманием того, что гуманитарные науки играют очень большую роль в осмыслении процессов, связанных с жизнедеятельностью человека, его места в обществе, в понимании мира. И это не менее важно, чем новые технологии.
Какие пять самых перспективных направлений вузовской науки можете назвать?
Леонид Гохберг: Самое перспективное - это синтез различных научных направлений в рамках междисциплинарных областей. Таких, например, как когнитивные исследования, компьютерные науки и цифровые технологии, науки о жизни, материаловедение, социальные науки.