Спектакль по книге Светланы Алексиевич соткан из монологов людей, рожденных в СССР и переживших его распад. Для молодого зрителя это ликбез, путеводитель по иллюзиям и травмам старших. Для тех, в ком застрял хотя бы кусочек Союза, - как минимум сеанс коллективной психотерапии. На сцене нет героев и злодеев - есть обыватель, равновеликий любому из сидящих в зале.
Режиссер Дмитрий Егоров за последние годы поставил в разных городах весь цикл белорусской писательницы, посвященный советской утопии. В Воронеже - в Никитинском театре - идет его камерная "Чернобыльская молитва", которую не худо бы посмотреть как минимум местной публике. Омский спектакль родился раньше и при неизбежном сходстве (в основе - серия монологов) отличается разнообразием актерских типажей. Зрелые и пожилые артисты из Омска очень фактурны, им есть чем играть судьбы современников.
Алексиевич записала серию "кухонных исповедей" в начале XXI века, ловя голоса людей, которые по-разному в этом новом времени освоились. Кто-то потерян и находит опору лишь в теплых воспоминаниях. Кто-то крепко стоит на ногах - но только песни по пьяной лавочке поет не нынешние, а комсомольские. Кто-то как не жил хорошо, так и продолжает прозябать, и не больно-то себя за это жалеет. Роднит героев - одиночество. Даже в своей семье они на больную "советскую тему" молчат или тщетно спорят, не приходя к общему знаменателю.
В книге этим знаменателем выглядит несчастье, многократно подчеркнутое интонацией монологов. Одна из героинь спустя 50 лет встречает свою жестокую воспитательницу из лагеря для детей изменников родины. Сидят напротив: у одной муж умер, спина болит, пенсия маленькая, жить в старости скучно. У другой… "мужа нет, пенсия маленькая. Спина болит. Старость и больше ничего".
В спектакле жалобный тон исповедей по возможности сглажен, а уравнивает всех наше сострадание. Напротив битых жизнью рассказчиков сидит полный зал сегодня сытых, хорошо одетых, но из того же теста сделанных людей.
На полу сцены - ворох ношеных вещей. Для спектакля с таким названием ход, конечно, лобовой. Впрочем, оправданный. То, что вчера стало ненужным, завтра кому-нибудь да пригодится. И особый наш патриотизм с его презрением к маленькой человеческой жизни, и выжившие за счет торговли рубашками научные сотрудники, и твердая сталинская рука, и Пушкин с Маяковским.
На помосте - видеостудия, выше - экран. Камера увеличивает и оживляет всякое милое старье: металлических солдатиков, "веселых человечков" из цветной пластмассы, машинки и кубики, "вечный" перекидной календарь, всевозможные звездочки - октябрятские, с погон, с армейских пуговиц - и бесчисленные винтики какой-то невидимой нам распавшейся системы (режиссер мультимедиа - Наталья Наумова). Солдатиков строят в шеренги и зарывают в землю, из кубиков собирают башни… Винтики и звездочки всех мастей бросают в кипяток. И ничто их в этом неизбывном кипятке не берет.
У "Времени секонд хэнд" почти все герои - люди негромкие. Они о своей боли не кричат. Оглушает публику лишь неистовый старый чекист, в которого мастерски перевоплощается рассказчик-бизнесмен (Александр Гончарук) да песня "Мы ждем перемен!", которая, как и многое в истории, повторяется в виде фарса. Вечно молодого Цоя на экране сменяет молодящаяся Кадышева - мелодия как бы та же, текст как бы тот же… Как поем, так и меняемся.
В рыночном "времени секонд хэнд" многих утомляет постоянный выбор. Спектакль силен тем, что выбирать не нужно. Не нужно спорить с соседом по ряду, кто лучше - коммунисты или демократы, "никчемные" бессребреники или деловитые нувориши, сталинисты или мемориальцы. Достаточно принять их боль всерьез и подписаться под последней фразой: "Может, хватит уже этого шоу?"
Дмитрий Егоров, режиссер:
- До девяти лет я жил со звездочкой, готовился жить, учиться и бороться, как завещал… В 1988 году меня исключили из октябрят за чтение стихов Высоцкого. В 1989-м нас приняли в пионеры, а назавтра в школе сказали, что галстуки теперь можно не надевать. Всю большую перемену мы сидели молча: взрослый мир нас обманул. Было ли это моей травмой от распада Союза?.. Знаете, я вспоминаю очередь за попкорном у метро в Ленинграде в девяностом. Там стояла, вся сжавшись, какая-то бабушка. Продавец насыпал ей попкорна в полиэтиленовый пакет, и она так вздохнула: "Ой, тепленький…" Вот это меня ударило. Человек жил, на что-то надеялся, и вот ему перепала под конец горсточка попкорна.
В спектакле мне было важно не давать оценок. Нельзя однозначно относиться к Советскому Союзу. Там было много несправедливого, но нельзя вымазать черной краской время, в котором выросли наши родители и другие прекрасные люди.
Мне показалось, что без понимания недавнего советского прошлого трудно понять настоящее и заглянуть в будущее. Там сконцентрировано и самое хорошее, и самое плохое, на что способен русский человек, самые наши большие ошибки и победы.
Олег Теплоухов, артист Омского театра драмы:
- У меня было счастливое советское детство, никаких перекрытых дворов, ключ под ковриком… Никакой цензуры. Распад Союза я встретил первокурсником, у нас была чудесная команда. Вместе с осознанием собственного взросления произошел переход в новую страну. И меня это не перепахало, а сформировало. Я иногда скучаю по тому времени - простым отношениям, прямому взгляду на жизнь. Мы побаивались, что спектакль будет интересен только тем, кто сам застал развал страны. Там нет спецэффектов, увлекательной музыки, света. Это хор одиноких голосов. Но он находит горячий отклик именно у молодых.