Биохакеры - люди специфические: десять раз в день они меряют давление и показатели крови, горстями пьют витамины, стимулируют мозг электродами, идут на манипуляции с геномом… И все для того, чтобы обмануть старость и смерть. Сверхчеловек: за и против. Об этом наш разговор с экспертом по биоэтике, заведующей кафедрой философии образования философского факультета МГУ имени Ломоносова Еленой Брызгалиной.
Ремонт Иван Иваныча
Елена Владимировна, кто такой биохакер? Богатый бездельник? Параноик? Сектант?
Елена Брызгалина: Это техно-оптимист, верящий в прогресс науки. Он обладает высоким уровнем знаний в сфере биомедицины, часто профессиональный биолог или медик, следит за новейшими данными в публикациях, готов ставить эксперименты на себе. Для биохакера нет пределов вмешательства в свое тело. Для контроля он должен постоянно мониторить множество параметров, что, конечно, недешево. Есть данные, что траты на оценивание состояния собственного здоровья и различные воздействия начинаются от 60 тысяч рублей в месяц. Конечно, доступ к ресурсам биохакинга возможен не для всех. Это новое основание для стратификации общества - на тех, кто улучшает себя, и тех, кто лечит болезни.
Биохакеры - люди идеи. Они собираются в реальные и сетевые сообщества для общения, обмена результатами, продвижения идеи взламывания смерти. Не задолго до карантина в Москве прошла довольно многочисленная встреча по теме "Инвестиции в бессмертие", организованная Forbes Russia. Думаю, что личная мотивация у каждого из биохакеров своя. Но скорее всего, в основе биохакинга не боязнь смерти как таковой, а боязнь страданий в умирании.
Идея создать искусственного человека, который будет лишен недостатков простого "homo sahiens", давно волнует человечество. Но она потерпела фиаско и у Гете в "Фаусте" (его гомункулус из колбы погиб, можно сказать, от любви), и у Булгакова в "Собачьем сердце", и в голливудских фильмах про терминаторов. Почему?
Елена Брызгалина: Мягкие средства улучшения человека и преодоления слабостей тела в истории культуры всегда были связаны с воспитанием, тренировками, самоограничениями, то есть воздействием на телесность через дух. Жесткий современный биохакинг сопряжен преимущественно с фармацевтическими вмешательствами в тело или, если говорить о хакинге когнитивных функций, то и с технологическими воздействиями на мозг (например, электрической стимуляцией). Запрос от человека к медицине в биохакинге не помочь сохранить норму, а разрушить ее. В основе биохакинга философия трансгуманизма - представление о необходимости приблизить новый этап развития человека, когда ныне живущие представители через развитие знаний и технологий должны осуществить переход к сверх или постчеловеку, в перспективе передав сознание небиологическим системам. Нынешние Homo должны прекратить существование. Биохакинг - проявление крайней технологизации и рационализации бытия человека, трактовка тела как ремонтопригодной машины.
Как будет называться это новое существо?
Елена Брызгалина: Например, Homo sapientissimus perimples (человек достроенный техническими устройствами до совершенства), гомутер (от хомо и компьютер), Homo compositus (человек составной, системный), Homo Catholicos (человек вселенский)… В самых радикальных сценариях предполагается надбиологический вид, который к Homo будет относиться весьма условно. Такой сценарий возможен, но, на мой взгляд, он крайне нежелателен. Отказ от нашей биологии не только отказ от болезней и смерти, это отказ от человеческого в нас. А там не только наши слабости и боли, эгоизм и агрессия, но и наша сила - альтруизм, помощь ближнему, сопереживание, сострадание, эмоциональность, нежность, доброта, любовь.
Почему движение биохакеров стало популярно?
Елена Брызгалина: Во-первых, это внутренняя логика развития науки: если раньше человечество познавало и трансформировало природу, то сейчас люди перенесли этот интерес на себя. Знание окончательно утратило статус самоценности без практического использования. Во-вторых, изменилась культура: утратила влияние идея бессмертия души, которая позволяла преодолеть страх смерти, господствовать стала трактовка жизни как пространства и времени получения удовольствия, и, соответственно, распространилось отношение к старению и смерти как к тому, чего нужно любой ценой избежать.
Деньги и бессмертие
Вам не кажется, что этот страх искусственно подогревают?
Елена Брызгалина: Страх старения и смерти, действительно, используется в коммерческих соображениях. Фармацевтические компании, фирмы по криоконсервации тел после смерти с надеждой на оживление и излечение, клиники пластической хирургии - и еще много кто заинтересован в том, чтобы помимо гуманных целей лечения больных, общество поставило как реальную задачу жестко взломать биологию человека, объявить старость болезнью и направить усилия на достижение вечной жизни.
В области биомедицины с конца ХХ века появилась трактовка человека как заказчика, который может потребовать практически любые медицинские услуги-вмешательства и оплатить их. Например, рождение детей через новые репродуктивные технологии типа ЭКО без медицинских показаний. В мире уже живет примерно шесть миллионов детей после ЭКО, и далеко не во всех случаях у родителей были медицинские показания к процедуре. Сегодня возможно по желанию изменить пол у ребенка, применить телесные и психические допинги, осуществить мозговые интервенции ноотропами без медицинских причин. В эту же логику укладываются и дискуссии об эвтаназии, которую сторонники легализации считают правом человека выбрать смерть, когда жизнь не только сопряжена со страданием при болезни, но и когда физически здоровый человек находится в депрессии (такое допускается в Нидерландах, Швейцарии, Бельгии).
Вы сказали об играх коммерсантов на человеческих слабостях. Какие есть способы раскрутки "взламывания тела"?
Елена Брызгалина: Конкуренция на этом рынке все усиливается, поэтому практически невозможно продать отдельный препарат или средство, отдельную методику или предложение изменения какой-то отдельной характеристики или качества ("таблетки для памяти", "быстрое наращивание мускулов" и др.). Рынок биохакинга, как и многие другие рынки, связан с продвижением идеи комплексного решения. Это огромная индустрия - курсы, консультации "звездных" врачей, всевозможные анализы и препараты. Рынок подчиняется ценностям прагматизма. Тот, кто продвигает биохакинг, не несет ответственности за другого человека, за потенциальный вред или пользу. На продажу идет телесность. Человек изменяет себя, чтобы доказать, что он силен духом и может поставить тело на службу воли. Казалось бы, популяризируется крутизна, но на самом деле есть демонстрация собственной слабости.
Казус Дориана Грея
Был человек, стал робот. Нужно ли под эти превращения корректировать биоэтику?
Елена Брызгалина: В сферу биоэтики входит эксперимент, который требует добровольного и информированного согласия. В биохакинге, вроде бы, есть и добровольность, и информируемость. Но если присмотреться внимательно, это не столь очевидно. Биохакер - взрослый дееспособный автономный субъект хочет усилить и расширить свои телесные качества. Он дает добровольное согласие на обработку собственной личности. Человек становится не самоценным, обладающим достоинством субъектом, а объектом. Чем-то, приложенным к чему-то. Для биохакера природа - это инструмент для создания артефакта под цели заказчика. Тело становится товаром. Но с этической точки зрения, желание продать себя некорректно.
Биоэтические правила проведения экспериментов требуют прекращения эксперимента, если у ученого есть основания полагать, что при продолжении будут серьезные побочные эффекты, тем более риск смерти. Ставить опыты на себя - не новая история, но где грань между своеволием (как в случае с курением или сменой пола) и самоповреждением? Эти вопросы открыты.
Приведу пример. В 2014 году шведские ученые проанализировали все случаи коррекции пола, зарегистрированные в стране с 1960 до 2010 года. За 50 лет только 15 пациентов (2,2 процента) пожалели о своем решении. Мало, но они есть.
Этично ли популяризировать биохакерство, делясь личным опытом в социальных сетях, книжках, блогах? Не уверена. Но сегодня коммерческие соображения - иногда единственное оправдание поступка.
Почему биохакеры выигрывают, например, у зож-ников?
Елена Брызгалина: В этом нет ничего необычного. Здоровый образ жизни связан с усилиями, ограничениями, тренировками, в некотором смысле с насилием над телом. А биохакинг создает иллюзию, что старости можно вообще не допустить, что улучшить тело можно без насилия над собой, легко и быстро - таблетками и технологиями.
Помнят ли биохакеры, как был наказан за свое стремление сохранить вечную молодость главный герой произведения Оскара Уальда "Портрет Дориана Грея"?
Елена Брызгалина: Поведение биохакеров противоречиво: они хотят независимости от старости, но попадают в другие зависимости. Например, психологические. Идея улучшения наполняет каждый день, каждое действие, когда малейшее нарушение диеты и распорядка становится для человека трагическим событием. Одержимость идеей долголетия вытесняет возможность просто жить и радоваться текущим моментам, стресс вызывает любое отклонение от желаемых параметров. В труд по преодолению собственного тела превращается каждый эпизод жизни, и жизнь проходит мимо, вместо жизни - полностью контролируемый процесс. Но это иллюзорность контроля. Наука слишком мало знает, чтобы достоверно приблизиться к бессмертию.
Цикл публикаций "РГ" назывался так: "Жить до 150. А зачем?" Зачем, с вашей точки зрения?
Елена Брызгалина: Универсального ответа на этот вопрос нет. Но если для себя не ответишь, зачем жить в 30 или 60 лет, то и в 120 ответа не появится.