Лидия Савченко добровольцем ушла на фронт в 1941-м, долгое время была медицинской сестрой 85-й стрелковой Павловско-Пушкинской Краснознаменной дивизии, защищавшей Пулковские высоты. Автору этих строк довелось поговорить с Лидией Филипповной незадолго до ее ухода из жизни, она тогда приехала в НИИ гематологии и трансфузиологии. Лидия Филипповна тяжело болела много лет, и переливание крови было единственным шансом продлить жизнь. Таковы зигзаги судьбы: в годы войны она сама сдавала здесь кровь для спасения раненых. 32 раза она была донором для прямого переливания крови.
Лидия Филипповна, с какого года вы стали донором?
Лидия Савченко: С 1942-го. Наша часть под Пулковскими высотами стояла, и нас, медсестер, посылали за кровью для раненых. Как раз сюда, в Институт гематологии. Порой пешком приходилось ходить из Пулково, ящики с кровью несли на руках. Если обстрел - закрываешь ящик своим телом, чтобы осколками не повредило банки с кровью. Кровь ту ждали в медсанбате: каждый день к нам поступало 400-500 раненых.
Придем мы с девчатами за кровью и обязательно сами сдадим. Сдавали в подвале. Буржуйки там были, и около них доноры грелись. Изможденные блокадники тоже сюда приходили, чтобы сдать кровь. За это полагались кусок хлеба и крошечная порция масла. Ну как мы, молодые, все-таки более крепкие, могли остаться в стороне?
Вы сказали, что собой закрывали ящики с кровью. За чужую кровь боялись, а за собственную жизнь?
Лидия Савченко: Когда кто-то, даже из фронтовиков, говорит, что на войне не так страшно, не верьте. Страшно. Помню, когда первый раз оказалась в бою, то не могла оторваться от земли. Казалось, что все поле кричит: "Сестра, помоги!" А на самом деле кричали два человека. Надо было перебороть страх, подняться, перевязать раненых. И я поднялась. Потом попривыкла, научилась по звуку определять, долетит снаряд или нет.
У меня в войну погиб брат, а в блокаду от голода умерли мать, отец, сестра. Пришла как-то из Пулково, а они все мертвые в квартире лежат. Сама свезла их в больницу имени Коняшина Ну а меня судьба сберегла, хоть я и была трижды ранена.
Вы постигали азы медицины уже на фронте?
Лидия Савченко: Нет, еще до войны окончила школу медицинских сестер. Это дополнительно, вообще-то я с 1937 года на "Скороходе" работала, в цехе детской обуви сапожки шила.
Как раз 22 июня наша санитарная дружина со "Скорохода" (я в ней главная была) готовилась к соревнованиям сандружин в Баболовском парке Пушкина. Я учила, как ползать по-пластунски, как "раненых" на носилки класть. Весело все было. И вдруг к нам одна из девчонок фабричных подбегает: "Война! Война с немцами!" Ну, мы быстро на поезд и на фабрику, к секретарю комитета комсомола, требуем, чтобы отправили всей сандружиной на фронт. Отправили. А вернулись с фронта только две из двадцати девяти - я и моя подруга Агния Хаблова.
Оказались мы в дивизии народного ополчения Московского района. Месяцев семь пробыла на передовой, раненых с поля боя вытаскивала. Потом, когда саму ранило, попала в медсанбат, да так там и осталась операционной сестрой (Лидия Савченко ассистировала и на уникальной операции, когда из тела раненого бойца пришлось извлекать неразорвавшуюся мину. - Ред.)
Пули не обошли вас стороной?
Лилия Савченко: Первый раз ранило в ногу, когда раненого перевязывала. Ничего, зажило. Второй раз - в живот. Тоже вроде обошлось, только шрам остался. А вот третий раз оказался самым тяжелым. Я тогда уже операционной сестрой была. Нагрузка невероятная: по несколько суток не спала, все подавала хирургические инструменты - на пять-шесть операционных столов сразу. И при свете коптилки операции не прекращались.
В тот час я стояла у операционного стола. А бомба угодила в медсанбат. Прямое попадание. Меня ранило и подбросило на елку. Висела на ели вниз головой, пока проезжающие мимо танкисты меня не сняли с дерева. От того удара в дальнейшем образовалась опухоль на позвоночнике.
Сколько раненых вы вынесли с поля боя?
Лидия Савченко: Любимый вопрос школьников. Но я не могу ответить, не знаю. Я ж зарубки на сапоге не ставила. Скажу лишь: ни я, ни Агния ни одного раненого после атаки на поле не оставили. Подползешь, перебинтуешь, оттащишь солдата (обязательно с его оружием) в безопасное место - и к следующему. На лица бойцов некогда было глянуть.
Вот так Агния вытащила родного брата, не зная, кто это. А когда пришла в медсанбат, ей говорят, что брат в тяжелом состоянии. Она удивилась: "Как? Разве его ранило?".
Я только об одном бое могу сказать: вынесла 37 раненых. Оттащила всех в укромное место (это уже в Латвии было, возле станции Саллус), а машины из медсанбата за ними все не приходят и не приходят. А раненые передо мной - тридцать семь. Хоть сто раз пересчитывай.
Вы проводите в школах уроки мужества. Ребята спрашивают о том, какие подвиги вы совершили. Что вы им отвечаете?
Лидия Савченко: Теряюсь перед таким вопросом. Какие подвиги? На амбразуру не бросалась, самолеты не сбивала, танки не взрывала. Я просто работала медсестрой. А можно ли считать за подвиг пятисуточные дежурства у операционного стола? Не знаю.
Или вот, к примеру, события 13 июля, в самом начале войны, - будут подвигом или нет? Наша дивизия народного ополчения прибыла на станцию Веймарн Волосовского района. Смотрим: станция разбита, горят вагоны с ранеными. А рядом на путях - цистерны с горючим. Мы, три девчонки, в новеньком обмундировании, еще и присяги не принявшие, бросились к вагонам. Вытащили 96 раненых. Нас никто туда не посылал. Более того - нам потом влепили пять суток нарядов за самовольный уход "с места дислокации" и порчу обмундирования. Форма-то новенькая обгорела. Так-то.
Второй любимый вопрос: "А сколько немцев вы лично в войну убили?" Нисколько. Мое оружие - бинты. На фронте приходилось бинтовать не только своих раненых, но и немцев, взятых в плен. Помню, как под Копорьем наши оборону держали и сбили немецкий самолет. Летчик успел выпрыгнуть и приземлиться, тяжело раненный, в трехстах метрах от медсанбата. Мы же его и выхаживали. Он потом спросил на ломаном русском: "Откуда у ваших Иванов столько силы?"
А жестокость со стороны фашистов была потрясающая. Например, под Псковом, когда мы начали наступать, убегавшие враги не успели скрыть содеянное, и мы обнаружили огромные не засыпанные ямы, в которых находилось около шестисот расстрелянных советских людей: стариков, женщин, детей. Половина из них - еще живые. Многих тогда удалось спасти.
Помню, как немецкие самолеты гонялись за каждой жертвой. По дорогам шли беженцы: их хладнокровно расстреливали немецкие асы. Никогда не забуду ребенка, которого доставили в медсанбат с дороги, - без обеих ручек, без ножки. Ему было всего годика три, он не понимал, что калека, что мать убита. Его выходили.
Правда, что кошка на фронте спасла вам жизнь?
Лидия Савченко: Правда. Кошку мне подарил тогда брат. И вот эту кошку у меня на руках убило. Я осталась целая и невредимая, а кошка погибла.
Вторую кошку, вернее - кота Пуха - взяла в мирное время. Прожил он 28 лет! Любил только меня, других людей не признавал. Из-за него не могла в санаторий поехать: у чужих людей он забивался в угол, отказывался есть.
Какую бы профессию выбрали, если бы вам предложили прожить жизнь заново?
Лидия Савченко: И снова - операционной сестры. Это профессия, в которой реально видишь результаты своей работы. Знаешь, что приносишь пользу людям. Кто-то пожмет плечами: подумаешь, медсестра. Нет! Какой бы высокой квалификацией ни обладал хирург, без медсестры ничего не выйдет. Она помогает при операциях, ухаживает за больными в палате. Хирург сделал назначение - и ушел. Медсестра - осталась. И знаете, лучше всех наград простые слова: "Спасибо, сестрица!"
Справка "РГ"
В 1912 году Международный Красный Крест учредил медаль имени английской медсестры Флоренс Найтингейл. В Крымскую войну 1853-1856 годов она стала руководителем и организатором первых отрядов санитарок. Медалью награждают медсестер, особо отличившихся на поле боя, а в мирное время - за оказание помощи при стихийных бедствиях.