Сгребаю все четыре тома. В восемьдесят седьмом году, когда был издан этот четырехтомник, за него могли - да что угодно. Зато теперь - другое дело. Все опрокинулось. Гораздо лучше стало. Другие моды. И без книг просторнее в квартирах. Тем более что от бумаги - аллергия. Компактный век, компактные моз... ну то есть интернет, соцсети, все у всех в кармане.
Да, так вот - "Кошки или зайцы?". Рассказ - про то, как Трифонов приехал в городок под Римом, в котором он был счастлив 18 лет назад.
Тогда ему было тридцать пять, он носился, играл в теннис, страстно курил, мог работать ночами, экономил копейки, жил в бывшем публичном доме, без лифта на пятый этаж. Вокруг были друзья! Все было вкусно! Пьянящий ветер в голове, красиво. Легко - от радости, надежд и предвкушений. Он даже написал тогда рассказ "Воспоминание о Дженцано".
Теперь ему пятьдесят три, он не бегает, не играет в теннис, не курит и не может работать ночами. И вокруг совсем уж не друзья, а малознакомые люди, которые делают свои дела, и он их понимает.
А главное тут вот в чем. Восемнадцать лет назад в траттории Пистаментуччиа его кормили удивительными жареными зайцами - и это было объедение.
Теперь же выясняется, что прежнего хозяина траттории господина Пистаментуччиа привлекли к суду: оказалось, "вместо жареных зайцев он давал гостям жареных кошек".
"Я едва не крикнул: "Они были вкусные! Я помню!"
Значит, все было неправда?
Не было ни теплых сумерек, ни моря цветов, ни песен враскачку с соседями, ни чудесного кьянти, ни охотничьего запаха зайчатины. Ни тех, кого считал друзьями.
Ничего?
Сплошные жареные кошки?
Сначала Трифонов подумал: надо дописать тот старый свой рассказ. Молчал, подавленный. А потом - передумал.
"Нельзя править то, что не подлежит правке, что недоступно прикосновению, то, что течет сквозь нас".
"Разумеется, мало радости узнать, что когда-то тебя изумлявшее и делавшее счастливым оказалось фальшивкой и ерундой".
"Боже мой, но ведь ощущение счастья было! И навсегда остались пение, шум в голове, петарды, Руссо".
Да, он не почувствовал на вкус жареных кошек - "не прозрел истину". Не углядел "несчастных кошек", которые всегда повсюду. А "писатель не имеет права делать вид, что их нет, он обязан их обнаруживать, как бы глубоко и хитро они ни скрывались".
Все так. Но как быть со счастьем - если оно уже было? Куда теперь его девать - или деваться от него?
И что важнее: теперешнее его знание того, что зайчатина была ложной - или тогдашнее ощущение полноценности жизни и счастья?
Вопрос серьезнее, чем может показаться. И Трифонов тут - не только про себя. Про нас. Про жизнь, которая одна. Про счастье в головах, которое легко перечеркнуть. И потерять себя - если зациклиться, поставить целью и свести весь смысл существования - к священным битвам с разными "пистаментуччиа".
В жизни есть вещи интереснее и важнее. Другой - не будет.
"Я спросил у Джанни: что стало с синьором Пистаментуччиа?
- Его оправдали, - сказал Джанни. - Но он не захотел жить в Дженцано и продал тратторию. Теперь она называется "Настоящие зайцы".
Кто может знать наверняка, что там под новой вывеской? Что взять с одной траттории, когда история вообще - круговорот сплошных "пистаментуччий".
Устаревающие неправды и мистификации сменяются продвинутыми. Вот, скажем, в следующий раз на вывеске могло бы появиться что-то вроде: "Зайцы экологически чистые" - если, конечно, это не обидело бы кошек.
А Трифонов тогда сказал одно - но мудрое. Все-таки "жизнь - постепенная пропажа ошеломительного".
* * *
Что же касается того подъезда - столик там исчез. И книги тоже - не могу сказать, куда теперь их носят.
Да и я - переехал. Но четырехтомник Трифонова - со мной. Эти книги по-прежнему мне дороги.
По-прежнему наводят на различные раздумья.