Потеря мечты и утопии сделали Ленина одним из символов левого движения
Два года назад, в канун 140-летия Сталина, мы с вами беседовали о том, как вернуть "вождя народов" из памяти в историю. Можно ли так же ставить вопрос о Ленине, чье 150-летие отмечалось в прошлом году и чему вы и профессор Елена Котеленец посвятили свою книгу "Ленин: культ и антикульт"? Известно ведь, что в переменчивые времена человечество ищет опору в памяти и в исторических личностях, которыми можно гордиться.
Геннадий Бордюгов: Да, это так. Но на некоторых из этих исторических личностей нередко взваливается ответственность за все прошлые беды. Отсюда и наши сегодняшние инвективы в адрес Ленина, одну из самых масштабных и сложнейших фигур ХХ века. Однако во многих странах образ вождя революции 1917 года сейчас, наоборот, теряет теневую окраску, приобретая позитивные черты. Переживаемый кризис идей и ценностей, потеря мечты и утопии сделали Ленина одним из символов левого движения, разрушителя империи и создателя невиданного союза народов.
Очевидно, что сам Ленин меньше всего думал о памяти о себе в будущем, а вот почему последующие носители верховной власти поступали иначе - создавали культ и опирались на него, тем самым узаконивали свои политические действия?
Геннадий Бордюгов: Сталин инструментализировал Ленина для своего культа. Хрущев под знаменем Ленина преодолевал Сталина. Брежнев накануне 100-летия Ленина довел его культ до абсурда. Горбачев через переосмысление Ленина надеялся на обновление и реформирование социализма.
Давайте здесь поподробнее. Молодая советская система помимо воли самого Ленина делала из него икону, превращала из живого человека в некий эталон, без которого она не могла существовать. Но ведь в предыдущей российской истории не было подобных примеров сотворения посмертного культа в отношении личности, которая не была канонизирована церковью.
Геннадий Бордюгов: В ранней советской культуре традиция использования религиозных практик для достижения далеких от религии целей была совершенно естественной. Нельзя было не использовать то, что неизбежно сработало бы. В этом и заключалось "мудрое хозяйственное использование" образа Ленина. Для этого и создавалась целая индустрия. И если говорить о взаимосвязи культов Ленина и Сталина, то они оказывались повязанными именно в этом идейном индустриальном пространстве. Девальвация одного культа неизбежно должна была повлечь за собой разрушение другого.
Но после десталинизации культу Ленина никто и ничто не мешало, он обрел новое качество, стал гарантией от возможного появления "нового Сталина".
Геннадий Бордюгов: И что из этого вышло? Столетний юбилей вождя в 1970 году, выдержанный в духе монументальности, запрограммировал имитационную сущность эпохи застоя. Брежневские слова "мы первыми на земле создали развитое социалистическое общество" в 80-е годы большинство людей не воспринимали. Их реальные доходы заметно упали, возник повальный дефицит, в руках деятелей теневой экономики оседали значительные денежные средства, подпольные миллионеры стали жить открыто, не стесняясь и не боясь. Идеи и цели, вдохновлявшие представителей старших поколений, утрачивали свою значимость. Подходил к концу и ресурс проекта памяти, связанный с образом Ленина как наднационального символа СССР. А навязчивое заполнение им общественного пространства оборачивалось расцветом неподцензурной и фольклорной ленинианы.
Ряд политиков, ученых и литераторов стали создавать антикульт Ленина
А был ли шанс у "перестроечного" Ленина выстоять - не в качестве монумента, но как важной исторической фигуры? Ведь ключевым для коммунистов-реформаторов стал "нэповский" Ленин, не так ли?
Геннадий Бордюгов: Ну да, а затем началось его растабуирование, нарастание негативного к нему отношения, вытеснение во второй ряд национального пантеона России. Культ Ленина просто-напросто обрушился, хотя совокупность фактов его жизни принципиально не изменилась. На роль кумира выдвинулся П.А. Столыпин. Довольно скоро распространился антиленинизм - отказ от наследия вождя или пересмотр этого наследия. Ряд политиков, ученых и литераторов пошли еще дальше - стали создавать антикульт Ленина. Кстати, Ельцин, опираясь на антиленинизм, не поддержал антикульта, поскольку взял курс на социальный мир, на общественное согласие, на сосуществование противоположных ритуалов и символов, одним из которых был мавзолей. В первые годы правления Путина такой подход к революционному прошлому и его самому узнаваемому образу еще более укрепился.
Что-то я не встречал в нашей литературе, в отличие от антиутопий, такого понятия, как антикульт.
Геннадий Бордюгов: Дело не в понятии, а его наполнении. Как и культ, антикульт навязывается сверху. Культ преодолевается эвфемизмами, резкой критикой наследия, то есть антиленинизмом. Однако общественная полемика обернулась проклятиями и обывательским интересом к частной жизни вождя. Но очевидно же, что не из родословной, любовных треугольников, немецких денег и желания поражения своему правительству складывается антикульт. И кажется, уже всем понятно, что в России важен не культ исторической персоны, а культ должности, статуса - императора, вождя, генсека. Сама должность сакрализована и обожествлена. Но доходило ли в истории дело до антикульта, антибожества?
И что же должен был компенсировать Ленин в начале 1990-х годов? Какие историко-политические комплексы его образу предписывалось снять?
Геннадий Бордюгов: Они очевидны - поражение России в Первой мировой войне, террор и Сталин, неудачи перестройки и развал СССР. Однако, как бы кому-то ни хотелось, антикульт не взял верх, демонизация и стигматизация Ленина продлились недолго. Оказалось, есть обратимость даже у управляемого сверху процесса. Сегодня стратегия власти сводится к замалчиванию Ленина, а с ним - и значимости революции. Обвинения нацелены на предательство и непатриотизм вождя партии, а еще - на подкладывание им бомбы под саму российскую государственность. Но об этом все еще можно спорить. Правда, напомню, как после 1917 года было принято свысока поглядывать на тех, кто не дорос до понимания важности классовой борьбы и диктатуры пролетариата. Один из создателей советской исторической науки Михаил Покровский называл историю "политикой, опрокинутой в прошлое". Это одно из немногих его суждений, с которым можно полностью согласиться. Но в таком случае правомерно и обратное заключение: политика - это действо, позиционирующее себя как историю. И в этом смысле непростой диалог с оставшимся в прошлом Лениным - один из способов, с помощью которого политика доказывает, что она тоже история.
Молодое поколение ничего не желает принимать на веру
А как, на ваш взгляд, думающие представители молодого поколения воспринимают разные версии исторической личности?
Геннадий Бордюгов: Принимать на веру они их точно ничего не желают, ищут свои подходы к осмыслению. Приведу пример. Молодой режиссер Александр Плотников написал пьесу и по ней поставил спектакль "Дети о Ленине" в Ульяновском драмтеатре. Но это спектакль не о Ленине, а о реакции людей на него, выборе лидера и веры в него. Режиссера подтолкнула к этой теме книга "Дети дошкольники о Ленине" (1924), в которой взрослые записали реальные тексты - отклики детей о смерти вождя. Это была совершенно аномальная реакция - дети красили черным цветом стены, желали прийти на могилу Ленина, "напоить его лекарствами и убежать вместе" и т.д. И вот, чтобы понять разницу в восприятии Ленина разными поколениями, режиссер обратился к артистам, родившимся в 60-е годы, и стал выяснять, кем для них был Ленин, верили они или нет в дело партии. Ответы были абсолютно противоположными. Вот это сопоставление и стало материалом для пьесы. В 60-е, к примеру, можно было мять, пачкать пионерский галстук, а дети 20-х годов готовы были убить за этот святой символ. Так режиссер прослеживает рефлексии времени - стыд за прошлое или ностальгию по нему. В этом стремлении молодых художников понять ценности разных эпох, включая смысл политического лидерства, нахождения Ленина в пространстве памяти - уже вне культа и антикульта - и заключается новый смысл юбилейных дат.
Часто вождя революции не исследуют, а разоблачают и судят
Что же мешает тогда вернуть Ленина в поле истории?
Геннадий Бордюгов: Тому есть, на мой взгляд, две причины. Во-первых, возвращать не хотят сами историки. Часто вождя революции не исследуют, а разоблачают и судят. В советское время было проще: запретное помещали в спецхран, значит, там и находилась историческая правда. Теперь спецхраны ликвидированы, цензуры нет, в социальных сетях "историками" стали все. Часто побеждает мнение, за которым коммерческая поддержка, тиражи и медийная раскрутка. Во-вторых - и, по-видимому, это главная причина, - возвращения Ленина в историю не хочет само общество. Ему очень удобно воспринимать прошлое так, как ему его преподносит власть: в виде мифа, интересной картинки, зрелища. Безусловно, рано еще говорить о том, что проленинский или антиленинский дискурсы преодолены. Но в год 150-летия выпадов стало меньше. Если раньше на антиленинизме можно было повысить свой политический рейтинг, то сейчас разве что настроить против себя. Выходит, дело Ленина еще не завершено. Исследование Ленина не прекратилось. Продолжается накопление идей и фактов.
Выходит, и через почти век после своего ухода Ленин продолжает оставаться фигурой не из прошлого, а из самого что ни на есть настоящего - политизированного, клокочущего, экзальтированного. А значит, до того, чтобы поместить его в историю и изучать с академическим равнодушием, еще очень далеко?
Геннадий Бордюгов: Вы же прекрасно знаете, что даже на Западе герои и злодеи до сих пор вызывают страсти и противоречивые оценки. На этом фоне вряд ли стоит ожидать каких-то подвижек от России, в которой рациональность и здравый смысл традиционно мало что значат для общественного мнения, часто управляемого эмоциями. Пандемия лишь усилила крайний субъективизм, фрагментацию и химеричность массового (а потому и политического в целом) сознания. Поэтому мифологизированный и далекий от исторического подлинника Ленин сегодня как никогда в тренде.
Геннадий Бордюгов - кандидат исторических наук, руководитель Международного совета АИРО-XXI. Родился в 1954 году в Воркуте. Автор книг "Чрезвычайный век российской истории", "Пространство власти от Владимира Святого до Владимира Путина", "Вчерашнее завтра: как "национальные истории" писали в СССР и как пишутся теперь", "Войны памяти" на постсоветском пространстве", "Ожидаемая революция не придет никогда", "Пространства российской истории в XX и XXI вв.", "Сталин: культ юбилеев в пространствах памяти и власти", "Ленин: культ и антикульт в пространстве памяти, истории и культуре" и др.