"И опять в атаку он бежит - жив, здоров, не ранен, не убит"
Если война с каждым годом удаляется он нас, становясь все более далеким прошлым, вот она уже в минувшем веке, то Андрей Кудряков снова приближает ее, делая выпуклыми очертания боев, а главное, живыми и близкими тех бойцов, которые так и не вернулись с полей сражений.
- Более 20 лет назад я с группой офицеров Российской армии попал на Миус-фронт, - вспоминает Андрей Кудряков. - Тогда об этом месте говорили шепотом, настолько большие там были потери. Мы увидели, сколько солдат там лежит непогребенными, кости белели на полях. Мы дали тогда друг другу слово похоронить по-человечески всех погибших на Миус-фронте. До сих пор хороним…
Каждую находку Кудряков переживает всем сердцем, проживая жизнь героя. Пробитая солдатская каска, маленький, когда-то надежно схороненный за швом гимнастерки нательный крестик, нацарапанная надпись на фляжке, - это как метки, по которым поисковик воссоздает образ погибшего 20-летнего парня. Он представляет, кто и как ждал его дома, как он уходил на фронт, как рос и бедокурил на школьных переменах. Так стали рождаться невыдуманные рассказы, в которых солдаты вновь живые и веселые.
- Мне как поисковику хотелось поделиться своими эмоциями и мыслями, которые одолевали во время раскопок на местах боев. Каждый найденный солдат - эта история целой жизни и большого подвига, - говорит Андрей. - Вдобавок я работаю в архивах и натыкаюсь порой на малоизвестные страницы, связанные с Великой Отечественной. И не могу об этом не писать, слишком мало сейчас людей знает правду о войне. А с появлением акции "Бессмертный полк", когда я стал координатором этого движения в Ростовской области, меня просто засыпают историями жизни и подвига своих близких участники акции.
Например, удивительная и даже отчасти мистическая история появления в одной из станиц донского края летчика - о том, как он спасал жителей страницы. И даже проводит обряд крещения детей. Абсолютно реальная история, которая больше похожа на легенду.
История удивительной дружбы полковой собаки и солдата - в другом щемящем рассказе "Сердце собаки". "Если бы пограничным собакам присваивали воинские звания, Умка была бы точно генералом. А если бы давали награды, то ее грудь была бы увешана орденами. За свои полные восемь лет и зим службы на границе Умка выследила и задержала столько нарушителей, что о ней ходили легенды среди пограничников…" Так начинается эта история, основанная на одной лишь находке поисковиков: в лесу, на краю засыпанного песком оврага раскопали погибшего старшину-пограничника. Рядом с ним лежал поржавевший автомат ППД, пустая стеклянная фляга, нетронутые немецкие консервы и собака, на ошейнике которой была надпись: "Умка. ПВ НКВД14750". Верный пес так и не бросил смертельно раненого хозяина.
"Одна из самых нерассказанных героев войны" - летчица Лидия Литвяк, погибшая в небе над Миус-фронтом. О ней Кудряков написал рассказ "День Лилии": "Школьники на одной из встреч задали интересный вопрос: если бы мог, чей портрет я бы понес в строю "Бессмертного полка" вместе со своими фронтовиками? Я ответил: Лидии Литвяк. И спросил, знают ли они про нее? Никто не знал! Именно поэтому я и рассказал о Белой Лилии донского неба в одном из своих рассказов".
"Сев за штурвал в 15 лет, до сих пор не могу его выпустить. Я рождена, чтобы летать, рождена для полета. Моя любимая актриса Валентина Серова сказала, что она живет только "в кадре", только когда ее снимают. Точно так же и мне кажется, что я живу только в небе", - перевоплощается автор рассказа в образ героини.
"Пропал в гестапо…"
Он вытаскивает из утаенного войной все новые свидетельства кровопролития, открывает памятники и собирает "Бессмертный полк" в регионе.
Всему миру известна Змиевская балка. Во время оккупации Ростова немцы казнили здесь мирных жителей с августа по ноябрь 1942 года. Однако мало кто знает, что совсем рядом со скульптурной композицией находится еще ряд захоронений февраля 1943 года. Одна из ям с замученными мирными жителями помечена маленьким памятным знаком. В архивных документах данное место обозначено как "могила в балке, где расстреляно 150 человек". Поисковикам Миус-фронта, участвующим в федеральном проекте "Без срока давности" удалось совсем недавно узнать, кем были жертвы нацистских преступлений февраля 1943 года, погибшие перед самым освобождением Ростова.
Лукашевич В. Ф., проживавший "на Новом поселении по 12-й улице дом 36а пропал в гестапо, вызванный туда повесткой 2 февраля 1943 г. как бывший сотрудник НКВД, и не вернулся оттуда". Плетников В. Я., 1896 г. рождения "5 февраля был расстрелян как член партии". Власов Н. Е. "12 февраля вышел из дома на работу за инструментом и не вернулся". А 18-летний Дмитренко В.Я., "рабочий артели им Крупской, погиб 13 февраля 1943 г. от брошенной фашистами в его дом гранаты". Особенно потрясают свидетельства убийства пяти-восьмилетних детей в ходе кровавой зачистки.
В городе Сальске до войны проживало не более 10 тысяч жителей. А в глиняном карьере кирпичного завода за 4 месяца оккупации казнено более 3500 стариков, женщин, детей, военнопленных. Поисковики, приехавшие к расстрельной яме, были в шоке. Скупые данные архивов, эмоциональные свидетельства местных жителей, факты, собранные краеведами, обязательно восстановят реальную картину трагедии, развернувшийся под Сальском.
Боевое крещение бабушки
Андрей прекрасно пишет о героях, но о себе самом рассказывает скупо. Но вот нахожу ответ, откуда в нем такая страсть к истории страшной войны, в записках его матери Татьяны Кудряковой, работающей в Севастопольском ТЮЗе.
"В нашей семье о войне вспоминали нечасто, хотя и отец, и мама Великую Отечественную прошли от сих до сих. И все же о том, что им тогда пришлось испытать, они говорили с подрастающим внуком. И эти рассказы, как видно, запали в его душу: ведь профессией своей Андрей выбрал военную историю. А как-то я нашла в ворохе старых писем несколько листочков, исписанных маминой рукой.
"Родилась я в многодетной семье в селе на Полтавщине. В 1940 году окончила школу и поступила в Харьковский медицинский институт. Первый курс окончила, и когда сдавала сессию, уже шла война… Я оказалась в Сталинградской области, в станице Иловля, где стала работать в госпитале. Меня отправили на санитарные суда перевозить раненых из Сталинграда. Это были обыкновенные пассажирские пароходы, но теперь они были под номерами. Я попала на С.Т.С. (санитарно-транспортное судно) № 61. Это был бывший пароход "Иван Тургенев". Нас предупредили: никаких лишних вещей и уметь плавать!
Первый мой рейс был 5 июня 1942 года. Возили раненых в Астрахань, только по ночам, так как стало очень опасно из-за бомбежек. Немцев не останавливали красные кресты на крышах санитарных судов! Случалось, что обстреливали и ночью. Тогда следовала команда: покинуть судно. И мы пускались вплавь, мокрые, дожидались утра, все в укусах комаров. Но, слава богу, это были "пустые" рейсы, без раненых. Однажды впереди идущее судно, бывший пароход им. В. И. Ленина, взорвался на мине посереди Волги. Там погибла с наших курсов девушка, Ася Агапова.
Последний рейс бывшего парохода "Иван Тургенев", как описывала моя тогда 20-летняя мама, состоялся 24 августа 1942 года. Поздним вечером он должен был забрать раненых, которые дожидались на берегу. Но уже не смог этого сделать. Мама оказалась среди тех, кто уцелел после взрыва, хотя и была контужена.
Впереди у молоденькой сестрички Оли Бончук было еще три года фронтовых, военных будней, которые окончились для нее осенью 1945-го в Прибалтике".
- Иногда мне задают вопрос, - рассказывает Андрей Кудряков, - зачем мы это делаем. Занимаемся волонтерством, благотворительностью, общественной работой без выгоды, без благодарности, тратя свои средства, силы, время... Думаю, для того чтобы просто не стать частью системы тотального равнодушия, потребительства, беспамятства и деградации. Пока ты что-то делаешь для незнакомых тебе людей, просто так, не за деньги, а потому, что можешь, пока пытаешься хоть что-то чуточку изменить, ты сохраняешь в себе человека. Уверен, что будущее нашей страны именно за такими неравнодушными людьми, которые даже в нынешнее страшное время продолжают бороться за то, чтобы наш мир стал лучше.