Вероятно, поэтому таким удачным получился эксперимент - музыкальное сочинение для работы Кандинского "Импровизация 7" (1910 год), которую Третьяковская галерея привезла в собор Калиниграда, впервые выставив абстрактную живопись в соборе с органом. Сочинение для органа и рояля "Импровизация 7" написала Екатерина Мельникова, органистка и композитор. Мировая премьера прозвучала в исполнении автора и потомка Василия Кандинского пианиста Михаила Кандинского (Япония).
Сама идея "Кандинский & Kandinsky" стала частью той неординарной художественной стратегии, которую развивает в Калининграде Вера Таривердиева, директор Кафедрального собора. Среди ее проектов - Международный конкурс органистов имени М. Таривердиева, придавший Калиниграду статус значимого центра музыкальной жизни мира, фестиваль "Орган+", события которого проходят в экспериментальных арт-пространствах города - депо, у Фридрихсбургских ворот, мультижанровые форматы, соединяющие музыку, живопись, философию, неформальные музейные практики, в том числе, уникальный совместный проект с Третьяковской галереей,который уже три года проходит в формате "выставки одной картины". Сама по себе практика экспонирования одной работы из музейного собрания - не новость, но создание ее музыкальной части - специального концерта- эксклюзив Кафедрального собора. В рамках проекта здесь уже показали знаменитый "Московский дворик" Василия Поленова с концертной программой "Картинок с выставки" Мусоргского и "Портрет дочерей Шаляпина" Константина Коровина - с выступлением Московского Синодального хора. Но впервые в формате выставки одной картины Третьяковка вывезла для экспонирования абстрактную живопись. Главный научный сотрудник отдела живописи первой половины ХХ века Ирина Пронина считает, что "это- смелость самого западного региона России, который действительно движется к чему-то принципиально новому".
- Надо иметь ввиду, - сказала Ирина Пронина, - что Кандинский - художник трех стран: России, Германии и Франции, в которых он жил. Но его творчество принадлежит всему миру, он очень востребован. Только на обороте произведения, которое мы привезли в Калининград, наклеек - на пол картины: это отметины тех музеев мира, где оно побывало. Однако впервые оно путешествует в проекте одной картины, и это важная веха в истории Третьяковской галереи, поучившей в Калининграде возможность представить в качестве безусловного шедевра не "хиты" живописи, а произведение авангардного искусства.
Между тем, такой проект чрезвычайно сложный в реализации и требует соблюдения многих условий. Главным козырем собора в этом смысле оказался орган, как чрезвычайно чувствительный инструмент он обеспечен необходимыми параметрами температуры и влажности, подходящими для экспонирования живописи. Однако главный хранитель Третьяковской галереи Татьяна Городкова заметила, что самая большая проблема, связанная с Калининградом, это транспортировка:
- Привозить в Калининград картины можно только авиаперевозками, но сюда не летают грузовые самолеты, а пассажирские имеют жесткие ограничения: высота люка, в который вносится ящик с картиной, не превышает 87 сантиметров, а картину транспортировать можно только в вертикальном положении. Это влияет на выбор работ, которые мы можем привезти сюда. В данном случае мы приняли смелое решение - картина Кандинского ехала горизонтально. Но для этого нам пришлось изготовить специальный ящик, модернизировать подрамник, продумать специальную конструкцию, при которой не могло случиться повреждения красочного слоя.
В результате революционное для города и самих музейщиков событие все-таки случилось: авангардная живопись Кандинского впервые выставлена не в музейном зале, а пространстве собора с цветными витражами, визави с органом, в барочном декоре которого - целый оркестр путти - пухлых ангелов, играющих на музыкальных инструментах и, словно вслушивающихся в музыкальную живопись Кандинского. Энергетика его "Импровизации 7" действительно невероятная. Сам связанный с музыкой, владеющий фортепиано и виолончелью, восхищавшийся Вагнером и Шенбергом, Кандинский искал пути синтезирования цвета и звука. В его "Импровизации 7" звучат яркие красочные аккорды и ощущается оркестровый объем в многослойной текстуре, в стремительном темпе развивается цветовой сюжет. И надо заметить, что в музыкальном сочинении с тем же названием звучит эта многослойность, отсылающая и к рахманиновской кантилене, и к звуковым миражам природы, наполненным весенней свежестью, звучат просторы, в которых слышится мистика далеких звонов, бодрое движение, приближающееся и растворяющееся, словно истаивающее в воздухе. Этот почти не зафиксированный текст рождался во время концерта буквально перед полотном Кандинского и на момент премьеры вполне соответствовал формату импровизации, хотя и прозвучал в тонком, выверенном ансамбле рояля и органа. Но главное - общий результат этого проекта стал проявлением того синтеза, о котором писал и Вагнер, и Кандинский, когда живопись, архитектура, музыка слились в новом качестве, создав абсолютно новое произведение.
Михаил Кандинский (Япония), пианист, выпускник Московской консерватории и Лондонской Королевской Академии Музыки
Какое ощущение у вас осталось от музыки к Кандинскому?
Михаил Кандинский: Когда я увидел ноты, я был удивлен: это действительно Кандинский, я почувствовал его ауру. Музыка очень органично сочетается с живописью, в ней есть энергия красок и какие-то русские просторы. У Кандинского в "Импровизации 7"и немецкое начало чувствуется.
Сами вы рисуете?
Михаил Кандинский: В прямом смысле никогда не рисовал, но я живу в Японии, поскольку женат на японке, а в Японии - иероглифы. И когда я учил иероглифы, я любил их писать - с рисунком это сочетается. Но теперь кругом компьютеры: это удобно, но компьютер сам за тебя иероглифы переводит и пишет, поэтому люди стали хуже писать.
У Василия Кандинского не было потомков по прямой линии, в какой родственной связи вы с ним находитесь?
Михаил Кандинский: Мои отец и дедушка - профессора Московской консерватории. Дедушка Алексей Иванович Кандинский музыковед, преподавал историю русской музыки, а его дедушка и Василий Кандинский - братья по матери. Получается, я внучатый племянник. Что касается Кандинского, то он умер во Франции и по французским законам все его наследство, все его картины перешли к родственникам жены. Но внашей семье были еще художники. Папин брат писал замечательные картины, а папин дедушка - художник Алексей Рыбников, работал также реставратором в Третьяковской галерее. С ним связан интересный случай. Мы говорим о том, как восприятие картины меняется от пространства, времени, освещения. Когда, например, красивый закат солнца, картина может смотреться и звучать по другому. Она всегда живет своей жизнью. Кандинский описывал, как однажды он возвратился домой и увидел свою картину под другим углом, с другим освещением и в этот момент он почувствовал абстракцию очень хорошо. В связи с этим я вспоминаю, как папин дедушка Алексей Рыбников однажды ночью, находясь в Третьковской галерее, решился пойти посмотреть на картины. Свет включать было запрещено, и вдруг он почувствовал, что замечательные картины будто изменились: от них шла какая-то другая энергия. Ночью в темноте был страшно так, что он едва дошел.
Вы играли сольную программу для Кандинского из сочинений Метнера и Скрябина - вы выбрали эту музыку, зная его музыкальные вкусы или ориентировались на свои ощущения от живописи?
Михаил Кандинский: С одной стороны, это было пожелание, но я слышал, что Скрябин был очень близок Кандинскому. И у Метнера много экспрессии и кантилены, как у Кандинского. Мне кажется, эта музыка ему очень подходит.