Очень пронзительно вышло: так и видишь этот бесконечный конвейер тяжелых больных, эти бессонные вахты медиков, эту войну, которая уносит все новые и новые жизни. Хочется тишины и мира, а надо каждый день надевать "скафандр", идти в "красную зону", сражаться.
- Ну как вам? - спросил главврач, имея в виду клип.
- Вы для меня открылись с неожиданной стороны.
- Я в жизни больше всего люблю две вещи: петь и спортом заниматься, - признался он.
15-ю городскую клиническую больницу имени О.М. Филатова в марте прошлого года одну из первых в Москве перепрофилировали на борьбу с коронавирусом, причем сюда стали доставлять не просто инфицированных, а пациентов с тяжелыми сопутствующими заболеваниями, осложнениями, а также рожениц.
Таким образом, эта клиника - а она входит в число самых крупных стационаров столицы - вот уже почти полтора года находится на самом переднем крае сражения с пандемией, а ее главный врач все эти дни в "окопах", рядом со своими сотрудниками.
Они спасли, поставили на ноги более восьмидесяти тысяч пациентов. Подвижничество докторов и медсестер клиники отмечено государственными наградами, знаками отличия столичного правительства, а главный врач стал лауреатом Государственной премии РФ.
Весной 2021 года клинике дали короткую передышку, однако спустя два месяца, с появлением новой волны ковида, почти все полторы тысячи коек опять заняли москвичи, пораженные коварным вирусом.
По всему выходит, что песни и спорт Валерию Ивановичу придется отложить на неопределенный срок.
Откуда же он взялся на небосклоне московской медицины, этот Вечорко?
Равнение на отца
Сразу раскроем секрет фамилии: Валерий Иванович родом из Столинского района Брестской области. Доктор явно гордится малой родиной и охотно о ней рассказывает:
- Деревня Городная, 1448 года рождения, долгое время была под Польшей. Там существовало Магдебургское право. Поделки наших знаменитых гончаров знали и ценили по всей Европе, до сих пор в деревне проходят гончарные салоны и выставки. У нас есть свой герб, с давних времен существовали школа, больница, кирпичный завод.
Мама, Фекла Петровна Гембицкая, была из зажиточной семьи. Когда пришли Советы, ее родственники уехали, кто в Канаду, кто в Парагвай. Мама осталась. Родила восемь детей, правда, два старших брата умерли еще в раннем возрасте, зато пять сестер живы и сейчас. Мама была доброй образованной женщиной.
А вот отец Иван Михайлович - он, напротив, отличался очень жестким характером. Строитель - и в деревне много чего возвел, и по всему бывшему Союзу. Кстати, все, что я помню про детство, это в первую очередь касается отца. Он для меня был непререкаемым авторитетом. И он всегда со мной. Не забываю его слова: "Сынок, не хочу, чтобы мне за тебя было стыдно".
Отец мало дома находился. Все время где-то работал. Поэтому я был предоставлен сам себе и сам за себя стоял. Но иногда он вмешивался в мою жизнь. Вот расскажу такой пример.
У нас урок физкультуры. Учитель Федор Емельянович вел по совместительству и военное дело, своеобразный был человек. Построит нас и допытывается: кто взял спортивную форму, а кто не взял. Нарушителям полагалось наказание. Брал шомпол и им по заднему месту с оттяжкой. Кто-то отпрыгивал, а я, наоборот, стоял на месте и мне три удара достались. Да таких, что потом сидеть не мог. Прихожу домой, мама в больнице лежала, отец мне: "Садись, обедать будем". - "Я постою". Он опять: "Садись, ты чего"? - "Папа, а можно я стоя буду есть"? До него стало доходить: "Ну-ка снимай штаны". Увидел мою исполосованную задницу: "Кто"? - "Да я сам виноват". - "Я тебя не спрашиваю, кто виноват, я спрашиваю, кто это сделал". Пришлось признаться: физрук. Отец больше ни слова не сказал. Сел на свой мотоцикл и поехал в школу.
Я не знаю, что там происходило, но на следующий день Лидия Дмитриевна - она у нас белорусский язык преподавала - говорит: "О, тут у Вечорки батька приезжал, шуму было". А Федор Емельянович потом извинялся передо мной.
Деревня находилась в стороне от больших дорог, например до ближайшего шоссе было двенадцать километров. Я почему это говорю - пешком ходил домой из Столина, когда там работал фельдшером после окончания медицинского училища.
Как держать удар
Теперь о том, как будущий лауреат Госпремии свой характер выковывал. Вечорко, по словам его коллег, отличается невероятной работоспособностью, умением оперативно решать самые сложные проблемы и тем, что называется держать удар. Послушаем самого главврача:
- Когда мама в больнице оказывалась, а она часто болела, имела инвалидность первой группы, то я и корову сам доил.
У нас в деревне принято было зарабатывать. Да, колхоз это как бы обязательная программа, там все состояли, но еще была и произвольная: собирали чернику, клюкву, травы лечебные, а все добытое возили на продажу во Львов или в Одессу.
Скажу без хвастовства, черники я набирал больше всех. Как-то насобирали мы ягоду, а маме стало плохо, не смогла она поехать во Львов. Тогда я сказал: сам поеду. А был еще школьником, кажется, после седьмого класса. Взял две огромные плетеные корзины и поехал.
Один раз была такая история. Парни постарше не по делу надавали мне тумаков. А кому пожалуешься? Некому. Не сестрам же. И как быть. У этих парней урок физкультуры. Я захожу в раздевалку, вижу один из моих обидчиков замешкался, я ему и врезал как следует. Уложил его прямо там. Правда, возмездие последовало скоро: в лесу меня подстерегли и сильно побили. Вот такая была жизнь.
Чтобы выжить, стал тренироваться в боксе. Сам. Без наставников. Набивал мешок песком или опилками, подвешивал его на дереве и молотил по нему кулаками.
Закончил восемь классов на одни пятерки. На олимпиады ездил. Химия была любимым предметом. Чертил всем своим одноклассникам. Пятерки были вполне заслуженными. Хотя нет, честно сказать, одна была не совсем заслуженной - по русскому языку. Сочинения мне не просто давались. Круглых отличников в медучилище брали без экзаменов, поэтому я старался.
В медучилище на первом же занятии опять подрался. Прихожу в класс, занимаю место за первой парте. Сижу. И приходит Юра Г., сын одной из преподавательниц, говорит мне: "Катись отсюда, я тут буду сидеть". - "Это с какой стати?" А он так свысока: "Ты, деревенщина, сказано же, катись". Пришлось ему врезать. Я там в училище уже не по-деревенски стал заниматься карате.
Потом работал на скорой у нас в районе. Это мне очень помогло впоследствии. Приезжаешь в деревню на "буханке", а там тебя ждут как бога. Ныне покойный фельдшер Иван Иванович Чурилович говорил так: "Вечорко, ты просто приезжай к нам и стой - одно твое присутствие лечит". Шутил, ясное дело. Там и астматики, и сердечники, и кого только не было. Надо было уколы делать, помощь неотложную оказывать. Я там такую школу прошел! За восемь месяцев науку получил, как в академии.
Спустя год поступил на лечебно-профилактический факультет Минского мединститута.
Москва слезам не верит
Получив диплом о высшем образовании, Валерий несколько лет работал врачом в Нальчике, а в 2006 году перебрался в ближнее Подмосковье. Это было связано с трагическими событиями, которые случились в столице Кабардино-Балкарии.
- 13 октября 2005 года рано утром я поехал на своей машине из Нальчика в Ростов-на-Дону: там вскоре предстояла защита моей кандидатской диссертации, надо было обсудить детали. Проехал уже километров двести, а тут жена звонит: "Валера, что делать? Дети в садике, кругом стрельба, трупы". В то утро на город напали боевики. Конечно, я сразу развернул назад. Представьте мое состояние. Дети Лера и Катя в садике рядом с аэропортом, который тоже был на прицеле у этих злодеев. Жена с маленькой Аней дома, дочка только что родилась, десять дней прошло.
С дороги я позвонил одному своему другу из РУБОПа, чтобы он подстраховал, но тот не ответил. Позвонил второму - тот же результат. Позже узнал: оба были убиты. Въехал в город - кругом ужас, трупы лежат прямо на улицах, паника, страх. В одном месте увидел захваченного боевика, он стоял на коленях, руки за голову, его били.
Я тогда понял, что надо менять место жительства. И спустя год мы переехали в подмосковный город Ивантеевку, там устроился врачом.
Почему Подмосковье? Очень просто. Одна из моих сестер жила в Иваново, а ивановские строители сдавали дом в Ивантеевке. Там была возможность купить недорогую квартиру, 68 квадратных метров. Но с работой была абсолютная неопределенность.
Затем в Ивантеевке стал депутатом местного совета. Причем на выборы пошел сам, за моей спиной не было никакой поддержки.
В разгар кампании меня пригласили местные крутые. Я понимал, что разговор может принять любые повороты, поэтому взял с собой своего приятеля, спортсмена: "Ты подожди неподалеку, а если понадобишься, то я дам знать". Пришел. Там был штаб одной известной партии. Глава штаба мне говорит: "Может, ты снимешься с предвыборной гонки? Зачем тебе эти хлопоты"? Я ему: "Интересное предложение. Но я не люблю, когда мне кто-то указывает, что делать, а что не делать". - "Ну, смотри, как бы тебе хуже не было". Вроде бы прямой угрозы не прозвучало, но намек был.
Я стал независимым кандидатом и выиграл выборы. Отработал два депутатских срока. Помогал кому мог за свои же деньги. Работа была общественной, без всякой зарплаты. Когда проходили вторые выборы, за меня проголосовали чуть ли не девяносто девять процентов избирателей.
Дальше - повседневная рутина. Работал в Ивантеевской городской больнице, главным врачом детского санатория в Пушкино, возглавлял детский амбулаторный центр Москвы, затем такой же взрослый амбулаторный центр. Оттуда пять лет назад пришел в 15-ю больницу.
Умри, но сделай
Оксана Шапсигова знает Вечорко еще по их совместной работе на скорой помощи в Нальчике, а затем по учебе в аспирантуре.
- Мне уже тогда стало ясно, что он очень целеустремленный, все время будет учиться, идти вперед. Кто-то назовет это карьеризмом. Но ведь если человек делает карьеру не из шкурных соображений, а чтобы оставить след в профессии, чтобы сделать что-то полезное для окружающих, то разве это плохо? Подобное честолюбие приносит пользу обществу, я уверена в этом.
Сейчас Шапсигова - заместитель главного врача в 15-й больнице. И в беседе с ней я не удержался от вопроса "на засыпку":
- Но ведь одно дело - дружить с Вечорко и совсем другое - работать под его руководством. Вы сразу притерлись?
- Нет. Еще и теперь случаются конфликты. Он от всех требует такого же отношения к делу, как сам к нему относится. Максималист! В работе предельно жесткий. И не все выдерживают. Я с самого начала настраивала себя, что не в санаторий еду.
Получив назначение на должность главврача, Валерий Иванович сразу сказал: мы должны стать образцовым лечебным учреждением, не пыль в глаза пускать, а сделать все для людей, для пациентов. Например, как решали проблему очередей. Раньше люди ждали протезирования суставов по два-три года. Очередь была на восемьсот человек. Он нас собрал: так дальше нельзя, давайте думать, как поправить дело. И придумали. Врачам стали доплачивать за результат: если прежде делали четыре-пять операций в день, то теперь стали делать семь-восемь. По субботам врачи стали выходить (кто хотел заработать), это еще три-четыре операции. И очередь ушла.
Или те самые толкучки перед кабинетами врачей в поликлинике - их можно было наблюдать почти повсеместно, у нас тоже. Валерий Иванович предложил внимательно проанализировать потоки, оптимизировать их. Ввели электронную запись, должность разводящего администратора, в холлах поставили диваны, организовали кол-центр.
Приемное отделение раньше напоминало восточный базар. Там царил хаос. И скандалы случались. Не сразу, но и это ушло в прошлое. И теперь не пациента возят или водят по разным кабинетам и разным врачам, а сами доктора идут к вновь прибывшему больному, все это введено в систему, у всех врачей пейджеры, там высвечивается номер койки, фамилия. Каждый доктор знает предварительный диагноз, знает, когда и куда ему идти.
Коллеги главного врача уверены: их больницу срочно перепрофилировали в ковидную не только потому, что она большая и в ней много хороших специалистов, но еще и потому, что "наверху" знали: Вечорко умрет, но поставленную задачу выполнит.
Екатерина Вечорко, дочь, студентка медицинского института
Сначала мы спросили у Кати, какой у нее отец? Она ответила так: "Строгий. Рассудительный. Любящий нас, но скрытной любовью".
- Что это значит скрытной?
- Он свою любовь не часто показывает. И не на людях.
- А как проявляется его любовь?
- Поступками.
- Какими?
- Всегда старается уберечь.
- От чего?
- От плохого.
- Его в больнице боятся? Вы же можете об этом судить: работали там под чужой фамилией, мало кто знал, чья вы дочь. То есть при вас могли обсуждать главного врача.
- Да, папу боятся.
- Боятся или уважают?
- И то, и то.
- За что же его боятся? Он страшный разве?
- Еще до ковида я перед поступлением в институт летом работала в отделении неврологии. И там никто не знал, что я его дочь. Хорошо помню, как накануне проверок - а папа постоянно ходит по больнице с проверками - все переживали, начинали смотреть, все ли в порядке, причем везде - в палатах, в кабинетах, коридорах, туалетах, смотрели, чтобы в холодильниках не было ничего просроченного. Папа всяких небрежностей не прощает, у него все под контролем.
При этом никаких пересудов о Валерии Ивановиче я никогда и нигде не слышала.
- Он жесткий?
- Да.
- Может обидеть?
- На эмоциях может. Потому что вспыльчивый. Но если не прав, то всегда признает ошибку, извинится.
- Вас обижал?
(Тут Катя засмущалась, примолкла, было видно, что ответ ей дается с трудом).
- По-другому спрошу: он вас в детстве ругал?
- Было такое. Если оценки в школе были плохими. Родители ревниво следили за моей успеваемостью.
- Ладно, пойдем дальше. Скажите, а до ковида он тоже работал в таком бешеном режиме - без выходных?
- И тогда он по выходным уезжал на работу. Хотя сейчас, конечно, его график стал гораздо жестче.
- Вам не кажется, что тот режим, в котором существует В.И., это режим на выгорание? Так жить нельзя. Вы как к этому относитесь?
- Я сама удивляюсь. Просила его побольше времени уделять отдыху, но это бесполезно. Даже когда он болеет, а это иногда случается, то все равно не снижает темпа. Все свои болезни он лечит капельницами.
- Как вы впервые пришли в "красную зону"?
- Начался ковид, и я сразу решила, что буду помогать в больнице.
- В качестве кого? Санитарки?
- Что-то типа такого. Но мне папа не разрешал. До тех пор, пока я сама не переболела, как и все остальные члены нашей семьи. Это было в мае 2020 года. Потом я сдала экзамены, и папа разрешил идти в зону. Я уже чему-то научилась раньше, поэтому мне позволили снимать капельницы, делать уколы, кровь брать. Конечно, в защитном костюме, как и все.
- Страшно было первый раз?
- Не страшно, а очень неудобно в этом костюме. Душно. И люди работали в таких условиях по восемь и больше часов.
- Что с вами случилось, когда вы там, в этой самой "красной зоне", потеряли сознание?
- Я приходила часто туда. Бывало, болела голова или какие-то другие неприятные ощущения испытывала. А в тот раз, напротив, чувствовала себя хорошо. Вошла я в зону сразу за папой, он был впереди. Делал свой обычный обход и начал с роддома. Дальше я не знаю, что произошло. Я впервые в жизни упала в обморок. Возможно, воздуха не хватило. Или что-то еще.
- И после этого - стоп, уже не ходили?
- Началась сессия, поэтому не ходила.