- Учитывая важность для Дмитрия Дмитриевича Шостаковича разного рода связей - дружеских, творческих, было бы странно делать фестиваль монографическим, - пояснил Алексей Трифонов. - Я вижу фестиваль его музыки как большую полномасштабную историю. К тому же у нас огромное количество незаслуженно забытых композиторов середины ХХ века. Даже в Европе не часто исполняют, скажем, музыку Вайнберга или Франка Мартена. Программа фестиваля была построена так, чтобы выявить творческие параллели, связи, пересечения - музыкальные и биографические - Шостаковича с композиторами середины ХХ века.
На концертах рядом с сочинениями Шостаковича звучала музыка композиторов его круга - Уствольской, Вайнберга, Тищенко, современников - Мясковского, Рахманинова, Прокофьева, Мосолова, Бориса Чайковского, представителей европейского модернизма и авангарда - от Мартена, Хиндемита до Лигети, Петрасси и многих других. Внушительной была и театральная афиша: гастроли Большого театра с балетом "Укрощение строптивой" на музыку Шостаковича, спектакль-концерт "Шекспир. Шостакович. Гамлет" в исполнении Евгения Миронова и оркестра "Новая Россия" с Юрием Башметом: тончайшая рефлексия "гамлетовского вопроса" и экзистенциального музыкального сюжета "быть или не быть" (музыка к "Гамлету" Шостаковича в разные периоды его жизни - в 1932 году к спектаклю в Вахтанговском театре и в 1964 году - к фильму Козинцева).
Перчатки Аделаиды Ивановны
Театр оперы и балета Самары показал на фестивале три собственных спектакля на музыку Шостаковича: "Леди Макбет Мценского уезда" в постановке Георгия Исаакяна, "Ленинградскую симфонию" в хореографии Игоря Бельского (балет 1961 года вернулся на сцену в прошлом сезоне) и приуроченную к фестивалю премьеру неоконченной оперы Шостаковича, создававшейся по пьесе Гоголя "Игроки" в Куйбышеве (Самаре).
Этот известный спектакль Юрия Александрова, поставленный на сцене "Санктъ-Петербургъ Оперы" в 1996 году, будет идти теперь и в Самаре. Форма спектакля уникальна: незаконченная партитура, оборванная на полуфразе, обретает целостный объем благодаря специально созданному сценарию, впускающему в круг гоголевских персонажей - шулеров-игроков и лакеев, молодого Шостаковича, играющего на рояле, и фантасмагорического персонажа - колоду карт Аделаиду Ивановну в образе обольстительной дамы в алых перчатках, обвивающейся вокруг банкующих картежников. Действие этого спектакля развивается по сложной траектории: коллаж, соединяющий на сцене эксцентричных гоголевских персонажей с эпохой, современной Шостаковичу, где центральной фигурой оказывается он сам в узнаваемых круглых очках - у рояля, у телефона, с нотами, звучит его голос, а комментатор читает в микрофон его письма, на экране разворачивается хроника 30-40-х годов.
Музыканты оркестра - "современники" Шостаковича, появляющиеся на сцене под звуки его "хита" - "Песни о встречном". Эти две реальности разделяются и сливаются в спектакле, Шостакович за роялем наблюдает за действием гоголевских игроков, обсуждающих карты, сыр и Аделаиду Ивановну, острый гротеск и сложнейшие партии блестяще разыгрываются солистам, балансирующим искусно на грани эксцентрики, гоголевского абсурда и драматизма того, что транслируется на экране. Оркестр в спектакле звучит точно, ярко по тембрам, поддерживая исступленную вокальную взвинченность персонажей (дирижер Евгений Хохлов) и обрываясь внезапно в тишину, в страшной пустоте которой, уже за пределами партитуры, разворачивается финальное соло персонажа Шостаковича на рояле - мрачная Вторая фортепианная соната, написанная здесь, в Самаре (Куйбышеве) в самый трагический период войны.
Дыхание 1948-го
Финалом же фестиваля стала мировая премьера сочинения Алексея Сюмака "1948" для смешанного хора и большого барабана, исполненного хором musicAeterna и дирижером Виталием Полонским. Само название сочинения отсылает к страшному для Шостаковича событию, когда постановлением Политбюро 1948 года он, Прокофьев, Мясковский, Хачатурян были заклеймены, как пресмыкатели перед Западом и буржуазные формалисты. Шостакович был изгнан из Московской и Ленинградской консерваторий, Прокофьев на годы затворился на даче на Николиной Горе. Ужас, нервный страх, от которого мутило Шостаковича и который он пытался изжить в себе, написав "Антиформалистический раек" с ерническим мотивом лезгинки и пародией на лексику вождей (на фестивале "Раек" был исполнен Симфоническим оркестром Тольяттинской филармонии с дирижером Андреем Даниловым), стал содержанием новой партитуры Алексея Сюмака, заказанной ему фестивалем. "1948" - это не ретроспекция, не смысловая или стилистическая игра и даже не радикальный прием, этот текст - звуковое поле ужаса, катастрофы, муки отверженности, в которое насильственно погружена душа человека.
В партитуре сочинения не прописано ни одной ноты, проставлены только динамика и ритм дыхания хора. Сложнейшую технику "мучительного" звука дирижер Полонский создает экспериментально: дыхание, рычание, терзающий стон под тихие мерные удары барабана. В темноте зала вдоль стен - призрачные фигуры хористов, из тьмы, как из глубины невидимого пространства наплывает жуткий колышащийся звук - подобный дыханию химеры, мучительно разрастающийся в абсолютной тишине, оборачивающийся спазматическим, сдавленным человеческим стоном. Девять минут зияющей пустоты, тишины, еле слышимых ударов барабана, клаустрофобического давления жуткого инфернального звука - это мир "1948", который в реальности не исчезает никуда. Об этом точно стоило напомнить, отмечая день рождения Шостаковича.