"Счастье" - так называется новая книга рассказов священника Ярослава Шипова.
Ярослав Алексеевич родился 16 января 1947 года в Москве. Семья жила на Хорошевке, рядом с Центральным аэродромом. Отец служил в "Красной звезде", мама - в газете ВВС "Сталинский сокол".
Мальчик мечтал о небе и пропадал на аэродроме. Когда выяснилось, что по здоровью его в летчики не возьмут, долго искал себя. Блестящие успехи в физике и математике могли привести Ярослава в науку, но не привели (зато видными учеными стали его старшие братья Роллан и Алексей).
После школы Ярослав работал печатником в типографии. Успешно окончил Литературный институт. Заведовал редакцией прозы в столичном издательстве.
В 1991 году, в сорок четыре года, стал священником. За этими двумя словами - "стал священником" - крутой вираж судьбы, совпавший с резкими переменами в жизни страны. Да что там переменами - Россия сваливалась в штопор. И отцу Ярославу довелось оказаться там, где это стремительное падение ощущалось, быть может, острее всего - в русской северной деревне.
Кстати, у летчика и священника много общего: и тот и другой имеют дело с небом, пусть и в несколько разных его ипостасях. После рукоположения отец Ярослав в одночасье простился с московской жизнью, с престижной, как сейчас говорят, работой, и был назначен в село Верхне-Спасский Погост Тарногского района Вологодской области. Оказался единственным батюшкой на четыре прихода. Зимовал в избе с полуразвалившейся печкой. Народ бедовал и священник вместе с ним. Кормился с тощего огорода да с леса - грибы, клюкву собирал.
Но, быть может, именно эти тяжкие годы сделали московского литератора подлинно русским писателем, придали рассказам Ярослава Шипова глубокое дыхание отечественной классики.
Публикуемый сегодня рассказ "Снегопад" возвращает нас к отрочеству автора и имеет несколько загадочное посвящение: "Д. С.". Впрочем, читатель "Календаря поэзии" легко догадается, кому из русских поэтов посвящен этот этюд в прозе. Ведь самое известное произведение этого прекрасного поэта тоже называется "Снегопад".
Так проза и стихи окликают друг друга, чтобы и мы оставались долгим эхом друг друга.
16 января исполняется 75 лет замечательному писателю и доброму пастырю Ярославу Алексеевичу Шипову.
Снегопад
Декабрь. И холода стоят
В Москве суровой и печальной.
И некий молодой солдат
В шинели куцей госпитальной
Трамвая ждет.
Его семья
В эвакуации в Сибири.
Чужие лица в их квартире.
И он свободен в целом мире.
Он в отпуску, как был и я.
...Да и меня в иное время
Печаль внезапно проняла
О том, что женщина ушла
И не появится в поэме.
Хотел бы я ее вернуть,
Опять идти под снегопадом...
Как я хотел бы с нею рядом
В тот переулок завернуть!
Как бы хотел, шагая с ней,
Залюбоваться снегом, жестом,
Вернуть и холод этих дней,
И рот, искусанный блаженством...
Я постарел, а ты все та же.
И ты в любом моем пейзаже -
Свет неба или свет воды.
И нет тебя, и всюду ты.
Как я мечтал изобразить?
Не знаю сам. Как жизни нить
Непрочная двоих связала,
Чтоб скоро их разъединить?
Нет, этого, пожалуй, мало.
Важней всего здесь снегопад,
С которым с головы до пят
Москва солдата обнимала.
Летел, летел прекрасный снег,
Струился без отдохновенья
И оставался в нас навек,
Как музыка и вдохновенье...
Учусь писать у русской прозы,
Влюблен в ее просторный слог,
Чтобы потом, как речь сквозь слезы,
Я сам в стихи пробиться мог.
Давид Самойлов
Снегопад
Д. С.
Мы стояли на трамвайной остановке у сквера. Падал снег. Я знал, что этот невысокий человек в очках с толстенными стеклами большой поэт, но стихами его в те времена не интересовался. Впрочем, одно, самое знаменитое стихотворение о войне, в памяти держал.
Волею очень давних, фронтовых обстоятельств он был дружен с родителями дорогой моему сердцу девушки. И много лет прожил в доме, где жили они. Потом переехал. А сейчас мы стояли перед окнами того самого дома и смотрели, как падает снег. Хлопья мягко ложились на ветви старых деревьев, на узоры чугунной ограды, на рельсы, на асфальт, на головы и плечи прохожих.
- Когда-то давно, - он помолчал, вспоминая: - Когда-то давно этот прекрасный снег я уже видел. И самое странное, что видел здесь же - на площади Борьбы.
Подошел трамвай. Поэт не захотел садиться.
- Знаете что, - предложил он вдруг: - Идемте-ка лучше пешком - нам ведь недалеко. Жалко оставлять такой снегопад.
Прошли Палиху, потом Лесную. Терзаемый наивными размышлениями о литературе, я, старшеклассник, задавал ему вопросы, которые должны были показаться нелепыми, однако он отвечал. И вот, когда я глубокомысленно изрек, что стихи писать труднее, чем прозу, он покачал головой и сказал неожиданное:
- Поэзия зарегулирована, она зажата рифмой и ритмом. А проза - свободна, в ней - безграничный простор. Если стихотворение, даже самое гениальное, положить на музыку, - выйдет всего лишь одна мелодия, ну, может, с некоторыми вариациями. А в прозе - столько мелодики, столько интонационного разнообразия. Вон Петр Ильич в "Пиковой даме" переложил на музыку несколько страниц пушкинской прозы - потрясающее богатство мелодий! Так что у прозы можно многому поучиться. Я, между прочим, так и делаю: учусь писать у русской прозы - честное слово.
А когда в метро расставались, он сказал, что поминок не любит еще с войны и что бывшие соседи его за этот год сильно сдали - особенно мать.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru