Давайте знакомиться. Представитель ямальской косторезной школы заслуженный художник России Сергей Лугинин последние четыре года живет и творит в Тюмени. В прошлом зоотехник, школьный учитель рисования и черчения, руководитель Ямальского окружного Дома ремесел. Художник, музыкант и очень пытливый собеседник. Про таких говорят: он сделал себя сам. Не исключено, что слепил. Лепить Лугинин еще как умеет - для костореза это не просто пунктик, а обязаловка.
Каждый мастер к косторезному делу приходит по-своему. Есть нечто объединяющее?
Сергей Лугинин: Чтобы человек начал резать кость, необходимо прежде научиться рисовать и чувствовать объем. Рисунок, я считаю, основа всех видов искусства. А объем дается через лепку. Бери в руки пластилин или глину и лепи. Учиться следует долго - просто так эти знания не придут. Карандаш в мою руку вложила мама. Она же первая показала, что делать. При этом сама медик. Плотницкие умения - от отца, который мог руками сделать все.
Был ли кумир?
Сергей Лугинин: Я бы не назвал Минсалима Тимергазеева, тобольского костореза, своим кумиром, но многое взял именно от него. Двухтысячные, международный форум, Минсалим, его птицы, легенды, особые миры… Он делал все на бегу: раз-раз-раз - и готово. Спрашиваю: "Минсалим Валиахметович, а какой фрезой вы любите работать?" - "Так шариком". Он брал шарик и такие вещи творил! Смешное или трагичное - везде тонко проработанная пластика.
И вы легенды подключаете?
Сергей Лугинин: Осознанно. После окончания вуза - учился на зоотехника - по распределению попал в Салехард, а оттуда в тундру. Дошел с оленями почти до Карского моря. Сколько всего увидел, перечитал, впитал от старух и стариков! Опять же сколько бивней присмотрел - они там в каждом чуме лежат - на пуговицы, рукоятки ножей. Так вот, про легенды: богиня моря Седна, медведи, мамонты, немного шаманизма… Вообще анималистика - любимое направление. Причем анималистика очеловеченная. Писатель, тележурналист Анатолий Омельчук так и говорит: у Лугинина не морды, а лица. Это не специально получается. А вообще мне претит, когда мастера уродуют образы зверей. Мои как люди, да еще и поданные с юмором, гротеском.
Как сюжеты находите?
Сергей Лугинин: Иногда кажется: ну ничего себе я придумал! На самом деле это результат насмотренности и компиляции. Все сюжеты давно во мне, и, когда нужно, они выныривают из глубины, смешиваются, накладываются. Приду в мастерскую, возьму кусок бивня, покручу его так и сяк, чаю попью, а потом как начну резать до потери пульса… Работаю, кстати, без эскизов. Не люблю и заказы - они сковывают, обязывают. Нравится быстро: сел и сделал - без маеты в несколько недель.
Сейчас вы в Тюмени, но Салехард, тамошний Дом ремесел, где столько лет провели, наверняка не отпускают… Во многих городах от подобного советского наследия по-тихому избавились, а на Севере, наоборот, вернули и продвигают.
Сергей Лугинин: Мы делали все, чтобы Дом ремесел появился и остался. За 20 лет провели 10 выставок "Душа Севера", объединяющих косторезов от Архангельска до Уэлена, - ни один регион не повторил наш опыт. Кость не шалость, не забава, чтобы от суеты отвлечься, а высокое искусство.
По вашим подсчетам, сколько в России косторезов?
Сергей Лугинин: Никто не считает. Про Ямал лишь скажу: когда в округе удумали создать свое отделение Союза художников России, отделившись от тюменского, нас было девять. Теперь поболе. Раньше молодежь была активнее. Сейчас в Салехарде, в училище, на курсе обучают немногих.
А что случилось?
Сергей Лугинин: Трудна дорога костореза: фабрик и артелей, за исключением Тобольской, нет. Куда потом идти выпускнику? Отучиться на мастера, чтоб стать пожарным?
Выходит, нужно быть уверенным в своем таланте, выбирая эту стезю, иначе не стоит и соваться?
Сергей Лугинин: Надо либо попасть к хорошему наставнику, либо самостоятельно вертеться. Попросился ко мне в окружной Дом ремесел сотрудником Семен Севли. Сел, начал строгать. И вроде нормально получается. Сам тихий, не пьет, не хулиганит. Теперь уже в Союзе художников России состоит. Ему, например, крупно повезло. Другим - меньше.
Нынешние мастера стареют, новые появляются редко. Смены, получается, фактически нет. И что, промысел загнется?
Сергей Лугинин: Все естественным путем решается: слабые уходят, сильные остаются. Как мой любимый школьный учитель рисования Виталий Владимирович Эпов говорил: надо не слыть, а быть. Если сравнивать с тем же ковром, кость все же более активна, на виду. Есть покупатели, есть коллекционеры. Есть любители дарить и получать подарки. Поэтому еще поживем.
Вы же не можете сидеть без дела. Есть ли новая идея на уме?
Сергей Лугинин: А как же! Когда стали топтаться на месте (выставки кое-где идут, но все однообразные), придумали крутой проект, к которому привлекут все школы страны, их лучших представителей, а также искусствоведов. То есть работой косторезов обеспечат всерьез и надолго. Защита концепта должна состояться в конце октября - говорить подробно, опережая события, не буду. Единственное отмечу: нас обещают поддержать нефтегазовые компании.
А материалов на глобальное дело хватит? Дорогие они?
Сергей Лугинин: Цена зависит от сорта. Высший, абсолютно чистый, сухой, без трещин, стоит прилично. За килограмм просят 20-30 тысяч рублей. Один бивень может весить 50 кг. Вот и считайте. Материала вообще немерено, при том что ежегодно в Китай вывозится несколько сотен тонн бивня мамонта. Например, даже якуты не могут прикинуть свои запасы, а там останков доисторической фауны - на гигантский слоеный пирог.
Сергей Александрович, в Тюмени косторезы есть, но их мало и они разобщены… Не собираетесь ли взбаламутить наше болотце?
Сергей Лугинин: Исторически сложилось, что каждый мастер вроде сам по себе, но иногда выходит в люди. По сути, весь косторезный движ в нашем федеральном округе начался именно в Тюмени, со специальной лаборатории в 2000-х, на которую приезжала вся Россия. Это потом Салехард, обеспеченный деньгами и залами, инициативу перехватил и развил. А тут, получается, осталась дырка от бублика. Но в регионе есть талантливые шустрые ребята, то есть Тюмень вполне может рулить. Для этого надо собираться с чиновниками от культуры и обсуждать, как работать дальше, что придумывать на десятилетия вперед. Промысел у нас прекрасный, а внимания ему и правда мало - чуть ли не под столом косторезов держат: мол, такое себе - примитивное, не рафинированная живопись и не высокая графика. Но мы-то знаем, что это не так.
Я думаю, покупателя, ценителя косторезных вещей воспитывать надо, просвещать. В мои школьные годы ученики знали и отличали промыслы и ремесла, пытались подражать. Про сегодняшнее поколение молчу…
Сергей Лугинин: Возможно, вы правы: понимание промысла наступит лишь тогда, когда окунешься в него с головой. А то сейчас как: одни мало что понимают в искусстве, вторые уверены, что это недоступно, третьим кость вообще отвратительна на физическом уровне - речь о мертвых животных как-никак. Для воспитания детей и взрослых в духе народного наследия нужно открывать, ремонтировать Дома ремесел, проводить в них мастер-классы, выставки, посиделки. Это объединяющее пространство с очень серьезной миссией.
На заметку
Направления косторезных школ определил обитавший на конкретной территории зверь. Чем дальше на север, тем больше клыков моржей, бивней мамонтов, зубов кашалотов. Чем южнее, тем чаще бычьи кости, рога оленей и лосей. Так сложилось, что холмогорские (Архангельская область) и хотьковские (Московская область) мастера трудились над аксессуарами, женскими украшениями, предметами мебели. Тобольская и ямальская школы - объемные фигурки животных, сценки из жизни охотников и рыбаков.