Александр Сабов: трагедия 22 июня

Вывалив немца в сугроб и помогая ему отряхнуться от снега, ямщик, шапчонка набекрень, еще и приговаривал: "Ничего, барин, ничего!" Вот после такого приключения зимой 1859 года прусский посол в Петербурге Отто фон Бисмарк и произнес свою знаменитую фразу: "Русские очень медленно запрягают, но зато удивительно быстро скачут!"

Предостережение "железного канцлера" Второго рейха - благодаря ему Германская империя возродилась в 1871 году - было со всей педантичностью взвешено в Третьем рейхе. Разбить Россию, пока она "запрягает", - к этому и сводился гитлеровский план молниеносной войны. Внезапность блицкрига надежно обеспечивал Договор о ненападении между Германией и СССР от 23 августа 1939 года. Увы, история показала, что он не имел ничего общего с "Договором перестраховки", который в 1887 году Бисмарк заключил с Россией... тайно от официальных союзников Германии. Но в эту аналогию поверил Сталин. Она и ввела в заблуждение политическое и военное руководство СССР. Вот в чем истоки военной катастрофы 1941 года.

Зато, когда мы "впряглись" в Великую Отечественную войну, свершилось то, о чем тевтонских рыцарей предупреждал новгородский князь Александр Невский: кто к нам с мечом придет, тот от меча погибнет. В точном соответствии с этим древним девизом защиты Русской земли в истории Отечественной войны стоят рядом две даты - 22 июня 1941 года и 23 июня 1944 года. Трагическая и триумфальная. Разница в один день между ними по сути условна: операция "Багратион", почти зеркально повторившая немецкий блицкриг 41-го года, за сутки до наступления Красной Армии была начата белорусскими партизанами.

Но как могло случиться, что трагическую дату мы помним, а триумфальная - ушла? Только потому, что в свое время она считалась одним из "десяти сталинских ударов"? Но разве любой из этих ударов мог утратить свой исторический вес и поблекнуть как подвиг оттого, что идеолог, он же в нашей стране законодатель, снова переменил "точку зрения"? Да не мазохизм ли это: так и пишем, с большой буквы и чуть не со сладострастием - Позор, тогда как о триумфах - почти стыдливо и только петитом?

Попробуем выправить этот перекос, максимально основываясь на свидетельствах истории и суждениях историков. Итак, в Великой Отечественной войне 22 июня повторилось дважды. Сегодня наш рассказ - о трагедии 41-го, а о триумфе 44-го читайте в завтрашнем номере "РГ".

Мы коней запрягали в полет...

Последний приказ

18 июня 1941 г. Приказ наркома обороны. Секретно, экз. N1.

КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ ОКРУГОВ

[...] На 1 июня с. г. охвачено строительством только 50% утвержденного мною плана строительства аэродромов на 1941 год. Особо плохо ведется строительство аэродромов в КОВО и ЗАПОВО (Киевском и Западном особых военных округах. - А. С.). [...]

ПРИКАЗЫВАЮ:

1.Военсоветам округов немедленно развернуть строительство аэродромов широким фронтом, с расчетом окончания строительства летных полей не позднее 1 августа 1941 г. и полного окончания строительства аэродромов не позднее 1 октября 1941 г. [...]

2. Поставьте вопрос перед ЦК КПБ и СНК Союзных республик по оказанию максимальной помощи рабочей силой и механизмом и конным транспортом для строительства аэродромов.

[...] Дополнительные лимиты на горючее даны не будут, поэтому шире привлекайте конный транспорт и грабарей.

Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С. ТИМОШЕНКО

Начальник Генштаба КА генерал армии Г. ЖУКОВ

US. Library of Congress. Manuscript Division. "Volkogonov Collection". Reel 6.

Итак, судя по состоянию наших аэродромов, половина советской авиации не то что взлететь, даже тронуться с места без "конного транспорта" не могла, а приказ запрягать поступил всего за четыре дня до войны. Цитирую этот документ по второму изданию книги Е. Кулькова, М. Мягкова, О. Ржешевского "Война 1941-1945" (М., "ОЛМА-ПРЕСС", 2004), где он приводится со ссылкой на заграничный фонд. Какую же страшную тайну больше полувека прятали наши архивы, особенно от отечественных исследователей? Уж не секрет ли "самолетоконя"?

Нет, у этой тайны было другое имя - "день национального позора".

Вторая битва на Калке

Глазами противника

"Напряжение в немецких войсках непрерывно нарастало. Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, все было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи, когда вся артиллерия пехотных дивизий первого и второго эшелонов готова была открыть огонь, международный поезд Москва - Берлин беспрепятственно проследовал через Брест. Это был роковой момент.

Через три часа немецкие боевые самолеты поднялись в воздух, и вскоре только их бортовые огни виднелись далеко на востоке. [...] К 3 часам 30 минутам - это был час "Ч" - начало светать, небо становилось каким-то удивительно желтым. А вокруг по-прежнему было тихо. В 3 часа 30 минут вся наша артиллерия открыла огонь. И затем случилось то, что показалось чудом: русская артиллерия не ответила. Только изредка какое-нибудь береговое орудие открывало огонь. Через несколько часов дивизии первого эшелона были на том берегу. Переправлялись танки, наводились понтонные мосты, и все это почти без сопротивления со стороны противника".

Генерал Гюнтер БЛЮМЕНТРИТ, бывший начальник штаба 4-й армии вермахта, "Роковые решения", Воениздат МО СССР, М., 1958.

Вот как случилось, что в первый же день войны Западный военный округ, ставший Западным фронтом, потерял фактически половину своей авиации. Но не только из-за отсутствия "конного транспорта", который уже поздно было запрягать. С октября 39-го по 22 июня 41-го было зафиксировано свыше пятисот нарушений нашего воздушного пространства разведчиками немецких ВВС. Это привело всего к одной ноте протеста правительству Германии. Стрелять "по одиночным самолетам" строжайше запрещалось - Сталин боялся спровоцировать конфликт. Этот приказ оставался в силе даже 22 июня до 7 часов 15 минут, а фактически до 10-11 часов, пока новая директива НКО дошла до войск. Самолеты, которые все-таки взлетели по тревоге, задач так и не получили и, проболтавшись по 40-50 минут в "зонах ожидания", сели опять на свои аэродромы, где попали под повторные удары противника. Когда к концу дня командующему ВВС Западного фронта 34-летнему генералу Ивану Копцу (Героем Советского Союза, кавалером двух орденов Ленина он стал в небе Испании и небе Финляндии) была доложена статистика потерь первого дня войны, он пустил себе пулю в лоб.

В тот день было потеряно 738 самолетов, из них 528 - на земле.

И все же были командиры, которые не ждали директив. По приказу капитана Ю. Беркаля три эскадрильи 129-го истребительно-авиационного полка уже в 4 часа 05 минут взмыли в небо и сбили трех "нарушителей". В декабре 41-го этому полку было присвоено звание гвардейского. Капитан А. Протасов на бомбардировщике CБ врезался в колонну истребителей Ме-110, один поджег, другой таранил и погиб вместе с ним. Статистика потерь германских ВВС за 22 июня не идет ни в какое сравнение с нашей, но немцев она ужаснула. 133 экипажа не вернулись из русского неба, восемь таранов за один день!

"Весь фронт над Бугом, насколько хватало глаз, полыхал и содрогался от взрывов. Все уничтожается артналетом и бомбардировкой. Канонада подняла на ноги гарнизон Брестской крепости. Батальоны двух полков нашей дивизии ринулись в атаку, но ворваться внутрь крепости не смогли - защитники ее стояли насмерть; огонь стрелков и пулеметчиков не давал подняться. Во второй половине дня на помощь штурмовикам бросили резервный полк дивизии. Тщетно! Далее на подмогу был брошен дивизион штурмовых орудий. "Самоходки" в упор расстреливали позиции русских. Безрезультатно! К вечеру потери наши составили 21 офицер и 230 унтер-офицеров и солдат. Не добившиеся успеха штурмовые роты были отведены на исходные позиции. Теперь только применяли авиацию и артиллерию. Крепость стояла! 29 июня фельдмаршал авиации Кессельринг приказал бомбить и бомбить. Но бомбы в 500 килограммов не помогли. Стали бросать весом в 1800 килограммов. Стены рушились, кирпич плавился, но защитники стояли. Ни один не сдался в плен! 30 июня. Наши потери: 40 офицеров и 482 унтер-офицера и солдата, более 1000 раненых, большинство из которых вскоре скончались. Борьба продолжалась, позиции русских, здания казарм пришлось шаг за шагом подрывать по частям. А еще в канун нападения никому в голову не могло прийти, сколько нашей крови прольется здесь у старой крепости".

Пауль КАРЕЛЛ, немецкий историк, бывший офицер в штабе Блюментрита, "Барбаросса": от Бреста до Москвы", Смоленск, "Русич", 2003.

Отступаем... ура!

Накануне

В ноябре-декабре 1940 года последние военно-штабные учения провел вермахт, а в январе 1941-го - Генштаб РККА.

Как дорого дали бы в тот момент друзья-противники за возможность проникнуть в замыслы друг друга! Но как раз это и был их самый большой секрет. Поэтому в Берлине думали "за русских", а в Москве - "за немцев".

План операции "Барбаросса" существовал в двух вариантах, из которых предстояло собрать один. Группа начальника штаба 18-й армии генерал-майора Эриха Маркса планировала вторжение двумя мощными клиньями - через Киев ("Юг") и Прибалтику ("Север"), чтобы гигантскими клещами сжать Москву и, овладев северными территориями России, снова всеми силами развернуться на юг. Группа подполковника генштаба Бернхарда Лоссберга предложила создать также группировку армий "Центр" и возложить на нее задачу главного удара на маршруте Минск-Смоленск-Москва.

Под зорким глазом обер-квартирмейстера генерал-майора Фридриха Паулюса с 29 ноября по 7 ноября прошли две оперативных игры, в которых "красные" потерпели сокрушительный разгром, но в одном случае за неделю, а в другом - за четыре дня. Сомнения отпали: бить надо прямо в сердце России силами группы "Центр" во взаимодействии с группой "Север", наступая через Белоруссию и Прибалтику - севернее Полесья и Припятских болот.

"Главной целью была Москва [...] Однако взятию Москвы должно было предшествовать взятие Ленинграда. Взятием Ленинграда преследовалось несколько военных целей: ликвидация основных баз русского Балтийского флота, вывод из строя военной промышленности этого города и ликвидация Ленинграда как пункта сосредоточения для контрнаступления против немецких войск, наступающих на Москву".

Из показаний командующего 6-й армией вермахта фельдмаршала Ф. Паулюса, сдавшегося в плен под Сталинградом 31 января 1943 года.

Фельдмаршал Фридрих Паулюс провел в плену десять лет, по смерти Сталина вернулся на "новую родину", в ГДР. Уезжая, он оставил музею-панораме "Сталинградская битва" рукопись "Описание военной игры", тезисы которой изложил в своем выступлении на Нюрнбергском процессе после войны. Но уже и в 43-м показания Паулюса о плане "Барбаросса" представляли для нас только исторический интерес. Уже не поднять было сотни тысяч солдат, павших на полях сражений от Припятских болот до предместий Москвы из-за того, что была допущена роковая ошибка: поддавшись на дезинформацию противника, мы сосредоточили свои главные силы на Украинском направлении, а он ударил своими главными силами с Белорусского.

Но что воистину поразительно: ведь нашелся тогда человек, разгадавший план немецкого командования. Это был генерал армии Жуков!

Первая игра в Генштабе РККА состоялась 2-6 января 1941 года - "красные" отразили вторжение "синих" в 660-километровой полосе северо-западного направления. Вторая игра 8-11 января - теперь "синие" шли с юго-запада огромным фронтом, растянувшимся между Припятскими болотами и Черным морем на полторы тысячи километров. "Красных" в первой игре возглавлял командующий Западным военным округом (ЗапВО) генерал армии Д. Г. Павлов, "синих" - командующий Киевским округом (КОВО) генерал армии Г. К. Жуков. Затем они поменялись ролями. Сказать, что Жуков в обоих случаях "разгромил" Павлова - так представляют результат игр большинство авторов, уже и на экране запечатлена эта версия! - значит, не понимать, что результаты были предопределены Генштабом. Но и поздравить Павлова можно было разве что с успешными отступлениями под громкие "ура!" А вот Жукова сам товарищ Сталин по окончании игр поздравил с назначением на должность начальника Генерального штаба. Тут лучше послушаем самого маршала - вот что он рассказал впоследствии писателю Константину Симонову:

"...Я, командуя "синими", развил операцию именно на тех направлениях, на которых потом развивали операции немцы. Наносил свои главные удары там, где они их потом наносили. Группировки сложились примерно так как потом они сложились во время войны. Конфигурация наших границ, местность, обстановка - все это подсказывало мне именно такие решения, которые они потом подсказали и немцам..."

СИМОНОВ К. М. Заметки к биографии Г. К. Жукова. Военно-исторический журнал, 1987, N 9.

Как тут не насторожиться: ведь Георгий Константинович Жуков, чутьем стратега раскусивший замысел вермахта, обязан был, как начальник Генштаба РККА, внести коррективы в предвоенный мобилизационный план, МП-41. Этот план, уже с подписью Жукова, в середине февраля был отправлен во все военные округа. Откроем мемуары маршала Жукова:

"И. В. Сталин был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной, Донецким бассейном, чтобы лишить нашу страну важнейших экономических районов и захватить украинский хлеб, донецкий уголь, а затем и кавказскую нефть [...] И. В. Сталин для всех нас был величайшим авторитетом, никто тогда и не думал сомневаться в его суждениях и оценках обстановки. Однако в прогнозе направления главного удара противника он допустил ошибку".

Г. К. ЖУКОВ. Воспоминания и размышления, том 1, гл. 9, М., Олма-пресс, 2002.

Но уже после того как мемуары маршала прочитала вся страна и уже после его бесед с К. Симоновым, он сказал историку В. Анфилову о штабной игре перед войной: "К сожалению, из уроков ее не сделали должных выводов ни Павлов, ни мы с Тимошенко, ни Сталин".

Только один ответ может быть принят историей как достоверный - этот, последний.

Маршал Жуков не робел перед Сталиным, в его мемуарах не раз повторяется "я вспылил". Странно, но эта фраза часто встречается и в мемуарах гитлеровских генералов, а один из них, Курт Цейтцлер, просто дерзил Гитлеру, требуя как начальник генштаба дать приказ армии Паулюса прорываться из окружения, на что фюрер отвечал: "С Волги не уйду!". Но это в 43-м: гитлеровская власть над душами убывала с каждым поражением на фронтах, сталинская росла от победы к победе. А в 41-м никакой разницы не было.

В обеих армиях накануне войны царили шапкозакидательские настроения, как нельзя лучше совпадавшие с "волей" вождей. Поэтому, хотя и не робели генералы, а "волю", которая тоже как нельзя лучше совпадала с их шапкозакидательскими настроениями, переломить не могли. Да и не очень старались: зачем, раз совпадало? Десятки генералов и маршалов, включая рейхсмаршала Геринга, были против войны с Россией - и все же взяли под козырек. Генерал Павлов обязан был проиграть генералу Жукову "синими", но ведь он и "красными" отступал, а при этом оба заключили, что "учиться у немцев нечему, пусть они учатся у нас". От подобных самомнений излечить могла только война своими жестокими и не всегда соразмерными средствами. В проект приказа наркома обороны N 0250 от 28 июля 1941 года после вынесения приговора Павлову и другим генералам ЗапВО Сталин своей рукой вписал: "За трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти... и этим дали врагу возможность прорвать фронт". Основания для суда - я не о приговоре говорю - к сожалению, были: в роковой день 22 июня вся артиллерия ЗапВО оказалась за сотни километров от фронта, на учебных стрельбах, хотя директивы НКО обязывали быть начеку.

"22 июня рухнул не только Западный фронт, рухнула вся концепция войны, разработанная Генеральным штабом и одобренная на самом высоком уровне. Несправедливо обвиненные Д. Г. Павлов и его ближайшие помощники были лишь первыми ответчиками за все, в том числе и за ошибки Сталина и руководителей наркомата обороны и Генерального штаба".

БОБЫЛЁВ П. Н. К какой войне готовился Генеральный штаб РККА в 1941 году? "Отечественные записки", 1995, N 5.

Разбор полетов

Анализ

Силы были слишком не равны. Это неравенство лучше всего передается военным термином "средняя оперативная плотность на одну дивизию".

Немецкая дивизия на направлении главного удара наступала в среднем полосой 5-6 километров, тогда как нашей дивизии в первом эшелоне обороны приходилось удерживать 47 километров фронта. В сравнимых параметрах это означало, что каждой дивизии противника противостоял в лучшем случае стрелковый батальон. Вот чем обернулся страшный просчет МП-41. И тут ничего не мог переломить героизм отдельных частей и солдат.

"Везде действовал один и тот же неумолимый механизм: оборона растянутых по фронту войск прорывалась, и за спиной дивизий и армий смыкались стальные клещи танковых дивизий вермахта [...] С военной точки зрения главная причина поражений 1941 г. - это разорванность РККА на три эшелона без оперативной связи друг с другом. Соответственно вермахт поочередно перемалывал эти три "забора" на своем пути".

ИСАЕВ А. И. "Антисуворов", гл. 16, М., Эксмо, Яуза, 2004.

"Окружение основных сил Западного фронта летом 1941 года - одна из наибольших трагедий в истории русского оружия, стоящая в одном ряду с битвой на реке Калке в 1223 году или гибелью армии Самсонова в Восточной Пруссии летом 1914-го. Да, в годы Великой Отечественной войны были у нас и большие по численности потери, но эта трагедия случилась первой, и именно она во многом определила дальнейшее неблагоприятное развитие обстановки на всем советско-германском фронте.

Признано, что основная вина в том, что нападение Германии оказалось для войск прикрытия западных приграничных округов, да и для всей Красной Армии неожиданным, лежит на высшем руководстве страны. Но вопросы остаются. Основной из них, на мой взгляд, следующий: где заканчивается ответственность Сталина и его ближайшего окружения и начинается ответственность нижестоящего звена - фронтового командования? [...]

[...] На этот вопрос нам помогают ответить материалы, подготовленные уже после войны, когда начали пересматриваться дела на генералов Павлова, Климовских, Коробкова и других с целью реабилитации. Сохранилась записка и бывшего командующего 3-й армией генерал-полковника В.И. Кузнецова. В ней говорилось:

"Все командующие армиями, в том числе и я, докладывали Павлову о совершенно открытой подготовке немцев к войне. Так, например, нами было точно установлено сосредоточение крупных сил немцев в Августовских лесах юго-восточнее Сувалок..."

Далее Кузнецов сообщил, что посчитал неверным указание маршала Кулика об организации 24 июня контрудара частями армии в общем направлении на Гродно - Сувалки с целью обеспечения с севера фланга ударной группы фронта в составе 10-й армии и мехкорпуса Хацкилевича. Дело в том, что корпус имел тогда горючего всего на полторы заправки, авиация фронта была разгромлена, фланги фронта открыты. По мнению Кузнецова, наиболее разумными были бы переход к "подвижной обороне" и контрудар по тылам 2-й танковой группы Гудериана, быстро продвигавшейся к Барановичам с юго-запада [...]

М. МЯГКОВ. "Трагедия Западного фронта", "Красная звезда", 24 июля 2001 г.

Вторая в истории России "битва на Калке" длилась 18 дней. Войска Западного фронта потерпели сокрушительное поражение: 24 дивизии из 44 были полностью разгромлены, 20 утратили боеспособность. В этих боях мы потеряли 417 780 человек, из них 341 073 - безвозвратно. Оставив почти всю Белоруссию, войска отошли на глубину от 450 до 600 километров. Под угрозой оказался Смоленск, но под ним фашистская армия застряла почти на месяц. Дальше - Москва, и дальше отступать было некуда.

Не меньше нас ужаснулись своей первой победе и немцы. Уже на 13-й день войны начальник генштаба группы армий "Центр" генерал Ф. Гальдер записал в своем дневнике, что в 3-й танковой группе в строю осталась только половина штатного количества боевых машин. Генерал Г. Гудериан доносил, что его 2-я танковая группа потеряла 6 тысяч человек, из них 400 офицеров. Уже после войны, по немецким источникам, удалось уточнить: в воздушных боях над Белоруссией противник потерял 708 самолетов - на грани боеспособности оказался и 2-й воздушный флот группы "Центр". "Барбароссе" так и не удалось - ни по варианту генерала Маркса, ни по варианту подполковника Лоссберга - окружить нашу армию и уничтожить ее "в котлах". Армия отступала, но после Минска и Смоленска она отступала, как в 1812 году, сохраняя свои боевые порядки.

В этой статистике катастроф одно сравнение доставляет особую боль. Фашистская армия в Белорусском сражении 1941 года потеряла около 40 тысяч солдат - мы в десять раз больше. Да, шапкозакидательство царило в командованиях обеих армий, но там уже был накоплен реальный боевой опыт, а что касается нас... Вот потрясающая статистика, которую приводит Алексей Исаев, когда МП-41 вступил в силу: "На 22 июня только 83 воинских эшелона, выдвигавшихся по июньским директивам, прибыли в назначенные пункты, 455 находились в пути, 401 еще не грузились".

Так мы встретили войну. И мне дорог вывод Исаева: "То, что совершила РККА в 1941 году, это действительно бессмертный подвиг". При этом сам историк считает, что 22 июня в нашей истории было "днем позора". Это две стороны медали, и нужно уметь видеть обе. А если вглядываться только в одну, словно бы оборотной вообще не существует, так и в самом деле можно умереть от срама.