Местная публика смогла оценить "эпический театр" Брехта (немецкий драматург разработал в середине прошлого века целую теорию о том, каким должен быть спектакль), по-новому взглянуть на талантливых актеров Александру Урсуляк и Александра Матросова (знакомых доселе по сериальным ролям) и пересмотреть свои взгляды на то, отчего "собака бывает кусачей".
Известную пьесу Брехта о доброй проститутке Шен Те, вынужденной защищаться от враждебного мира с помощью выдуманного злого брата Шуи Та, ставили множество раз. В России у нее особая история, связанная прежде всего с культовой постановкой Юрия Любимова в Театре на Таганке в 1964 году. Тот спектакль доступен в записи в Интернете, однако большинство актеров театра имени А. Пушкина, равно как и большинство воронежских зрителей, любимовскую версию не смотрело. Не соотносил свои замыслы с ней и Юрий Бутусов, который переосмыслил текст, взяв за основу его новый перевод.
С одной стороны, он учел театральные принципы Брехта, призывавшего к отказу от кажущейся подлинности игры. Зрителю не позволяют забыть, что перед ним условная среда и условные персонажи, которые периодически "отслаиваются" от актеров (так, герой Матросова - слабоумный и дэцэпэшный водонос Ванг - в момент оборачивается крепким парнем, внятно дающим публике пояснения). Эффект очуждения создают и пробежки артистов через зал, и вставные номера хора, и песенки-зонги - диссонансные и экспрессивные, как "Крик" Мунка. Ансамбль солистов "Чистая музыка" под руководством Игоря Горского играет прямо на сцене, как в кабаре или клубе, порой перекрывая громогласные монологи героев и создавая тревожный, режущий ухо звуковой фон.
В то же время Бутусов приглушил (если не заглушил) идеологическое звучание брехтовской пьесы. Даже самые "лобовые" зонги, все эти лозунги угнетенного класса, в контексте всей постановки приобрели вид метафор. Представление о том, что "добро должно быть с кулаками" по причине невыносимой жестокости внешних обстоятельств, в такой трактовке уже не выглядит единственно верным. Более того, "кулаки" бьют под дых того, кто пускает их в ход. Чем активней рациональный Шуи Та защищает ранимую Шен Те, тем сильнее она увязает в своих бедах от нежного сердца.
Спектакль пронизан отсылками к Евангелию, поставленными под сомнение. И встреча блудницы с "богами", и вода для омовения их ног, которая в мертвящем "сказочном городе Сычуань" драгоценна, как миро, и заповеди - все увидено будто через тусклое, а то и закопченное, стекло. Анемичные "боги" (в лице одной-единственной девушки, слабеющей с каждым появлением) по большей части остаются пассивными.
Их дар - мешок серебряных долларов - становится для доброй Шен Те испытанием: купленная табачная лавочка моментально заполняется просителями, бездомными, бездельниками-приживалами, делающими хозяйку заложницей собственной мягкости. Идея вырядиться в свою противоположность, в Шуи Та, чтобы уравновесить "чрезмерную" сердечность его прагматизмом, кажется спасительной. Но лишает девушку свободы.
Баланса между этими "инь" и "ян" нет изначально, и героиня, как маятник, раскачивается из крайности в крайность. В итоге, совершив Большое добро, отбросив свое чувство ради долга перед ближними, она вынуждена надолго застрять в Большом зле, дать волю Шуи Та, который тоже, впрочем, чувствует себя заложником обстоятельств. Быть хорошим для других - значит не жалеть себя. Стоит пожалеть себя - как для других ты уже монстр.
Бутусов показал, что добро - всегда компромисс. Раз ты способен закрыться личиной зла, оно не берется из воздуха, а уже есть внутри. Настоящий "добрый человек" в Сезуане один - дурачок и калека Ванг (Александр Матросов), и это лишний раз доказывает, что добро per se, построенное по модели "будьте как дети", существует в нашей реальности в виде исключения.
Малахольные "боги", тем не менее, выглядят посвежевшими после саморазоблачения Шен Те. Но при этом оставляют ей волю иногда, раз в месяц, "не злоупотребляя", воскрешать злого братца. И героиня, сорвавшая голос на богоборческом речитативе, еще недавно "распинавшая" себя, вылезая из шкурки Шуи Та (так и не сброшенной окончательно), вдруг кричит вслед бесстрастно уходящим "богам": "Вы мне нужны!" А потом обращает отчаянное "Помогите!" в зрительный зал.