"Ма ма": приторно-апокалиптическая драма о грядущем еврогуманизме

Российскому зрителю, испытывающему все большее разочарование от просмотра подавляющего числа современных кинолент, претендующих на универсализм и близость к народу, в минуты особой печали вполне может прийти в голову переключиться на европейский артхаус.

Ожидание распаляется воспоминаниями о богатейших традициях европейского кино, витиеватом языке образных иносказаний, открытости множеству трактовок. А за собирательным образом испанского кинематографа так и видятся образы великого Бунюэля, неисправимого эстета Карлоса Сауры или, на худой конец, затейника Педро Альмодовара. Увы, это представление справедливо по большей части в отношении кинематографа двадцатого века, в некоторых отдельных случаях поющего свою лебединую песнь в нынешнем столетии.

В противовес бесследно исчезнувшему прошлому, выразительные средства, цели и содержательный посыл нынче совсем иные. Посмотрев фильм "Ма ма" Хулио Медема, невозможно отделаться от мысли, что практически то же самое уже где-то мелькало, только в иных декорациях. И память услужливо подсказывает, что нечто очень близкое по душку недавно показывали. Как же, вот: "Сюрприз" Майка ван Дима и "Новейший завет" Жако ван Дормеля. Но если с реалиями Бельгии и Нидерландов, стран победившего "нового мира", все давно понятно, то упаковывание сходного по содержанию послания в знойные и страстные испанские реалии выглядит просто чудовищно.

Итак, "Ма ма". Почему же не просто "мама"? Скорее всего, нам предлагают некую игру слов, понятную далеко не всем. По-испански слово "mama" имеет два значения - "грудь" и, собственно, "мама". Так и наша героиня, роль которой безупречно исполнила Пенелопа Крус, является заложницей двух своих ипостасей - чувственной женской и возвышенной материнской. В идеале эти два измерения предназначены для взаимного дополнения друг друга, но современный мир вносит свои коррективы. Последствием этого внутреннего разлада может стать страшная болезнь. Эта возможная мысль режиссера, а также образ Магды - единственное, что можно поставить фильму в заслугу, ибо все остальное не может вызвать ничего кроме оторопи и неотвязного чувства брезгливости.

Страсти на экране прямо-таки бурлят, если измерять этот показатель количественно. Вокруг бывшей учительницы Магды четверо мужчин: де-факто бывший муж, тенью присутствующий в ее жизни, очаровашка-гинеколог Хулиан, тренер юношеской команды по футболу Артуро, только что переживший страшную трагедию, и любимый десятилетний сын Дани. Бывший муж сбегает с другой, не удосужившись ни объясниться, ни подать на развод. У слащавого Хулиана, несмотря на серьезность профессии, всегда есть время на то, чтобы пошататься по улицам или спеть эстрадную песенку в самых сомнительных заведениях Мадрида. Безутешный Артуро достаточно быстро понимает, что жизнь продолжается. Он религиозен, целомудрен, умеет держать себя в руках - сплошные достоинства, за которые цепляется зритель, несколько опешивший от вполне обыденно показанной ранее разнузданности. И тут бедлолага получает звонкую затрещину от режиссера: Артуро - только внешне такой благородный, за его сдержанностью скрывается не просто порок, но и расширение его границ, причем по инициативе и при явном потворстве собственной жены! Как оказывается, с далеко идущими для других персонажей фильма последствиями.

Происходящее подается как само собой разумеющееся. Но и это еще не все. Зритель наблюдает за каждым шагом Магды, за малейшей переменой в ее лице и в физическом состоянии, сопереживая и сострадая. Все, что делает эта женщина, которой, к слову, попутно приходится утешать и врача (sic!), и нового спутника жизни, вызывает восхищение. Но вот, в кульминационный момент желание "взять от жизни все" приводит ее к достойному этого фразеологизма действию - предаться свальному греху, с полным и пониманием и помощью в этом тех, кто ее как бы любит.

Результатом этого становится появление ребенка как идеальной "вещи в себе" - без корней и родственных связей. Это, видимо, уже не важно. Главное, что это - ребенок Магды. Главное ее завещание сыну - живи здесь и сейчас, сынок. Хорошее будущее, видимо, ждет этих детей, отцовство и материнство для которых, учитывая калейдоскоп людей вокруг, является пустым звуком. Как эпилог - трое мужчин, благостно и умиленно склоняются над маленьким ребенком.

Весь этот бестиарий, достойный кисти Босха, снят удивительно трогательно. Каждое насилие над базовыми человеческими ценностями преподносится как нечто само собой разумеющееся, да и герои, в общем-то, не против. Всякий раз, когда этические границы человека, придерживающегося традиционного понимания вещей, с треском разрушаются, ему незаметно подсовывают Магду, а сострадание к ней амнезирует и оправдывает всю ту мерзость, которую зрителю скормили чуть раньше. Психологически взяв зрителя в заложники, им безжалостно манипулируют, заставляя принять все эти извращения как допустимые.

Профессора биоэтики, возможно, в недалеком будущем будут использовать этот фильм как иллюстрацию внедрения в общественное сознания социал-дарвинистских воззрений. И очень хотелось бы, чтобы этот пример ими приводился в подтверждение жесточайших заблуждений недавнего прошлого, а не наоборот.

Кстати, детдомовская девочка Наташа, которую Хулиан, так и не удочерил - из Сибири. "Холодной и страшной". Стоя посреди ледяных просторов, или незримо присутствуя рядом с сыном, она то и дело является призраком Магде. Что это - желание даже в такой фильм вплести геополитику или обоснованное опасение, что у новых европейских ценностей есть препятствие в виде России?

2.0