"Гроза": луч солнца золотого тьмы скрыла пелена
Подобную ревизию отечественной литературной классики Константинопольский проводит не впервые. В начале прошлого года вышел его "Русский бес", где творчество всё того же Достоевского в весьма субъективной редакции режиссёра и сценариста причудливо вплеталось в нынешнюю российскую действительность. А вместе с ними - и стилистически тщательно загримированные мысли самого Константинопольского. Значительная часть которых так или иначе сводится к не самой свежей, но неизбывно популярной идее, в соответствии с которой в России спокон веку "ничего не меняется" и измениться в принципе не может.
Эта точка зрения, что характерно, не только популярна в определённых слоях нашего общества, но и широко распространена за границей. Там она, однако, как правило, выливается в поверхностную клюкву (ещё раз недобрым словом помянем "Великую"). В России без подобного тоже не обходится - опять же, спрос на Западе не спадает, и успех, коим там пользуются фильмы, скажем, Звягинцева и Серебренникова, говорит сам за себя. Но у Константинопольского всё сложнее (пускай его изредка всё же сносит на типичную сатиру "в лоб"). Так что неудивительно, что в Европе знают Звягинцева и Серебренникова, а Константинопольского не знают: его размышления на указанную тему обретают характер тяжёлой и болезненной рефлексии, адресованной в первую очередь соотечественникам. Вдобавок она обильно сдобрена самобытным абсурдистским юмором, несколько смягчающим впечатление от столь подробного живописания колеса русской сансары.
Если в предыдущем фильме Константинопольский позволял себе философские отступления в сторону изучения природы увиденной им русской матрицы и литературоцентричных метафор, то в "Грозе" он предельно прямолинеен. Собственно, "Гроза" - почти "нормальная" (особенно на фоне "Русского беса") экранизация пьесы Островского, где лишь некоторые детали претерпели не особо существенные трансформации "на злобу дня".
Ну и фирменного сюра - вплоть до поющих дельфинов - добавилось, конечно, хотя он порою и проявляется как побочная производная от неизбежной рассинхронизации оригинального текста и сценария - даже несмотря на то, что "ничего не меняется". Кулигин (любимый актёр Константинопольского Иван Макаревич) ударился в акционизм и читает веганский рэп, Дикой стал мэром - со всеми вытекающими, Феклуша попала на "Битву экстрасенсов" - и так далее.
Архаичные диалоги и монологи, время от времени перемежающиеся хулиганскими анахронизмами, заметно диссонируют с обстановкой российской провинции нашего времени, тем самым парадоксально подчёркивая незыблемость фундаментальных социально-культурных основ, на которой с горечью и настаивает автор. В конце концов и самые гротескные элементы органично вписываются в контекст: даже пресловутый "луч света" здесь возможен разве что сугубо буквально и благодаря инопланетянам. Потому что сама Катерина в исполнении Любови Аксёновой не тянет, честно говоря, даже на бледный лучик.
Словом, и без того проникнутая безысходностью пьеса в прочтении Константинопольского изрядно мрачнеет: выходит, может, всё-таки что-то и меняется, да только не в лучшую сторону.
Тезис более чем небесспорный и небеспристрастный. Но как раз эта небеспристрастность и подкупает, требуя понимания. Тем более что понимать Константинопольского, в отличие от производителей кинопродукции "на экспорт", кроме нас, некому.