В РАМТе поставили "Сны моего отца"

Егор Перегудов поставил спектакль "Сны моего отца" по рассказам Романа Михайлова. Жанр обозначен как "диорама безумия", а афиша обещает "исследование снов" и "психоделическую сказку для взрослых".

Главного режиссера РАМТа представлять не нужно, о прозаике скажем несколько слов. Роман Михайлов - математик с немалыми регалиями. Кроме того, он пишет прозу и ставит ее в театре, в питерском БДТ. А также жонглирует и танцует, изучает карточные фокусы и совершает паломничества в Индию.

В науке Михайлова интересует развитие сложности и ее глубинная природа. В частности, возможность выйти за пределы языка (математика - тоже язык), "попытка рассуждать о реальном мире выходом в бесконечность". Что ж, философы весь ХХ век рассуждали о "тюрьме языка". Математик, похоже, планирует из нее побег.

Индия пленяет Михайлова культурным узорочьем и сложным устройством социума. Впрочем, в нашей культуре это давний магнит и своего рода полюс. Былинный Волх Всеславьевич покорял "Индейское царство". А Павел Петрович и Владимир Вольфович обещали повторить. Герой Гумилева мечтал "в Индию духа купить билет". А Остап Бендер носил в саквояже облачение "брамина-йога" (рядом с колодой для фокусов) и посещал "индийского гостя".

Даже мечта Остапа о Рио-де-Жанейро - это порыв в Индию, только не в Ост-, а в Вест-. Кстати, в спектакле герои грезят об Америке как стране диковинных возможностей. Дело происходит в девяностые, когда считали, что после смерти хорошие люди попадут в США, а плохие - в Сомали.

А вот рассказы Михайлова устроены просто. Возьмем притчу, давшую название спектаклю. Нехитрая сюжетная парабола. Нарочито подростковая философия. Слегка инфантильный язык. Цепляют лишь речевые сдвиги типа "букет с цветами". Но после фокусов Андрея Платонова этим никого не удивишь.

Спектакль, напротив, сделан очень затейливо. Зрители сидят на сцене, на поворотном круге, как пассажиры карусели. Герои уходят в преисподнюю или спускаются с небес. Взрывы, дым и стробоскоп. Ветер натуральный и аллегорический, гром и картонные молнии не то небесные лестницы. Одним словом, стихии.

Щиты с образцами военной формы и девизами-граффити (поклон камраду Брехту). Реквизит нарочито убогий и агрессивно мусорный: такая вот диорама (художник Владимир Арефьев). Заглянешь нечаянно в зрительный зал - а там собаки, этакая вторая публика, но вы не бойтесь, она сейчас спит (поклон синьору Пиранделло). Очнешься в армейском клубе - а там окна заколочены, как в торговых центрах, чтобы не отвлекали от шопинга. Фуражки катятся в сторону Индии. Колбасу читают как свиток - тогда колбаса еще была фетишем. Много рассуждают о музыке - но вся она сводится к тынц-тынц-тынц из железной бочки (композитор Сергей Филиппов).

Фото: Мария Моисеева / РАМТ

Стилистика постоянно меняется. Первая часть (встреча с отцом и провинциальные нравы) напоминает "Школу для дураков". Вторая (странная война в потусторонней местности) - самые сюрреалистические страницы Стругацких. Третья (кульминация и финал) - не то "Чапаева и Пустоту", не то "Москву-Петушки".

Но чем дальше в лес, тем сильнее проступает здоровая сказочная основа. Карусель вертится не всегда, а по команде, как изба на курьих ножках, смирно-вольно-разойдись. Герой Володя (Максим Керин) - нормальный Иван-дурак. Его спутник Диджей (Дмитрий Кривощапов) путается по мере сил под ногами (как братец Иванушка при сестрице Аленушке). Палка колбасы оборачивается волшебной палочкой и волшебной снедью. Контуженый Человек войны (прекрасная роль Олега Зимы) выступает волшебным помощником. Деловитый Урод (Денис Шведов) хорош и в качестве жертвы (лицо у него унес ветер), и в качестве злодея (это он посылает героев в опасный вояж). Но такие двурушники есть и в сказках - взять хоть опасного Морозку, который может и погубить, и наградить.

Само путешествие героев укладывается в формулу: поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Хотя есть и разница: в сказке герой завоевывает невесту и полцарства, в спектакле любовная интрига отсутствует.

Правда, после одного из обмираний Володя и Диджей вдруг принимают женское обличье (тонкие роли Дианы Морозовой и Людмилы Пивоваровой). Но это не трансвестизм, это попытка усложнить и углубить происходящее. Как декларирует Роман Михайлов: "Основной вопрос, который интересует мужчину - кто против кого: война во всех смыслах. Основной вопрос, который интересует женщину - кто с кем: любовь, романтика". Здесь делают войну, а не любовь. Но все могло быть иначе.

Спектакль получился емкий: сгущенный кошмар, квинтэссенция девяностых. Невнятность литературной основы умело компенсирована. Но все же закрадывается мысль: а вот если со всей этой машинерией и хитроумием поставить "Жизнь есть сон" Кальдерона. Или Шекспира ("Макбет зарезал сон, невинный сон"). Или "Бег" Булгакова. То-то была бы диорама безумия.