Минченок: Мы перешли в эру ковида: рот становится атавизмом, слово - запретом

Завершающийся театральный сезон, полный посткарантинных страхов и ограничений, оказался весьма удачным для драматурга, писателя и режиссера Дмитрия Минченка. У импровизатора, автора уникального жанра стендап-драма, лауреата ТЭФИ и премии "Лавр" случилось сразу семь премьер. О дружбе с МХАТом им. Горького, новых постановках и будущем театра Дмитрий Минченок рассказал в интервью "РГ".

Вашей пьесой "Красный Моцарт" МХАТ им. Горького открывал свой прошедший сезон. Расскажите, как прижились?

Дмитрий Минченок: Я ратник из когорты тех, кто пишет и ставится где угодно. МХАТ им. Горького был моей страстью, а стал - любовью. В итоге я служу не в этом театре, а этому театру. То, что 123-ий сезон во МХАТе открылся моей пьесой "Красный Моцарт" - вещь для меня архиважная. Я хотел говорить о "маленьком мечтателе", которого подминает под себя мир планового "государственного" искусства, а получилось, что сделал пьесу (при большой поддержке своего друга Геннадия Кагановича) на основе своей книги об Исааке Дунаевском в серии ЖЗЛ, биографом которого я был. "Красный Моцарт" в постановке прекрасного режиссера Ренаты Сотириади задумывался мной как спектакль воззвание, манифест нового романтизма. Чудо, вера в самопожертвование, обретение через отказ от удовольствий - это мои принципы. Мне нравилась мысль о силе музыкальной гармонии, которая способна являть идею Бога в отсутствии Бога.

"Природа искренности" - это что-то психоаналитическое?

Дмитрий Минченок: Нет, это исследовательское. Природа драматической импровизации. На вершине всего - ответ на главный вопрос: "Как добиться "новой искренности"? Каковы ее природа и техника?

А есть "старая искренность"?

Дмитрий Минченок: Есть. Та, которой учат в театральных школах, которая превращает актера в ходячий автомат на "пафосных подушках". Это было на премьере моей пьесы "Концерт обреченных" или "Последней ошибки Моцарта", пьесе для двух гениальных актрис из МХТ им Чехова. Роль вдовы Сальери исполняла недавно ушедшая великая Ольга Барнет, а вдовы Моцарта - фантастическая Дуся Германова. Они искали ответ на вопрос: кто убил великого музыканта? Виновный находился всякий раз - разный. Режиссер Юрий Еремин воскликнул с иронией, напутствуя актрис перед выходом на сцену: "Девочки, в старом провинциальном театре главное правило: "быстро" и "громко"! И все будет хорошо". Зритель любит, когда ему орут в уши. А я ищу исповедальности.

Что за спектакли идут у вас на Третьей сцене МХАТ Горького?

Дмитрий Минченок: Две последние премьеры - мои спектакли в авторском жанре стендап-драмы: "Танго на линии выстрела" и "Алиса без Кэрролла. Страна чудес". Для меня счастье и радость, что МХАТ им. Горького, такой какой он стал сейчас благодаря художественному руководителю Эдуарду Боякову, ищет новое и дает возможность для таких творческих экспериментов.

Это вы о природе математических загадок в повести Кэрролла?

Дмитрий Минченок: Они не "математические". Шифр есть, это "да". Американцы в лице Мартина Гарднера придумали так говорить о Кэрролле. Русский Кэрролл - другой. Он - про детские страхи взрослого человека, столкнувшего с необходимостью любить не по шаблонам. Шифр о природе любви и желании свободы, о страсти хулиганить, чтобы двигаться в неожиданную сторону. Отсюда все его Кролики, "говорящие карты", курящие Гусеницы. Алиса в моей пьесе (ее замечательно играет Наталья Тетенова) уже мать, два ее старших сына еще не погибли на фронтах Первой мировой. Она приходит в дом стареющего Кэролла, чтобы узнать правду о взаимоотношениях странного фотографа-математика с ней и ее матерью.

Фото: из личного архива Дмитрия Минченка

Как вам режиссерский опыт?

Дмитрий Минченок: Постановки - это великая награда и искушение тоже. Ты никогда не знаешь, что получается из твоего гнева, а что - из смирения. Смирение дает больше. Вот это я понял. Все, что завязано с вопросом "отложенного вознаграждения" - самое важное. Идея сверхчеловека говорит: нельзя сразу взять награду. Надо от нее отказаться. И потом, после череды испытаний тебе воздастся. А жизнь - это страдание, с одним отложенным вознаграждением. Гибель моей жены, режиссера фильма "Страсти по Владиславу" Ольги Дубинской девять лет назад в Абхазии, потом запрет ее фильма "Приношение жертвы" о смысле жертвоприношения на Кавказе, смерть обоих родителей в прошлом году - это непреходящее. Я пытаюсь забыть боль, стараюсь расти через асфальт. Бывают минуты, когда приходится находить безумие в очевидных вещах.

Во всех ваших спектаклях двигатель сюжета - музыка…

Дмитрий Минченок: В "до мажоре", аккорд "до-ми-соль-си бемоль" - доминантсептаккорд разрешается в тонику. Это знают все. Для меня в нем загадка не музыкальная, а космологическая. Когда вы подходите к "си бемолю" создается невыносимое напряжение, Тоника еще не сыграна, но вас тянет в нее. Именно это "притяжение" вы ощущаете как силу гравитации. По мне тут открываются загадки мироздания. Я принадлежу к тем служителям гармонии, которые ищут золотое сечение во всем.

Как вы оцениваете нашу новую действительность?

Дмитрий Минченок: Мы перешли в эру ковида. Визуальный образ - отсутствие рта, губы, залепленные маской. Рот становится атавизмом, слово - запретом. Все, что рождено мехами легких - под знаком смерти. Молчание - единственный способ спастись. Мозг сам будет бояться говорить. Декларированная опасность выдоха и вдоха приведет к отмиранию голоса. Эволюция приготовила нам такое блюдо под соусом вируса. Думая про это, я вспоминаю историю про Вавилонскую башню. Мы поверили в то, что сможем обойтись без знания слепого случая, без Божьего провидения, главное слово за учеными, а они - молчат. Мы просто играли в Научно-Техническую Революцию, как сверхлюди, а доигрались до потери речи. Немота - будущее планеты.

И при таком будущем вы довольны своим настоящим?

Дмитрий Минченок: В ушедшем сезоне, когда все "молчали", у меня случилась премьера сразу семи пьес. В трех театрах: во МХАТе им. Горького, в Калининградском драматическом театре "Когда голуби улетели", в Театре Российской Армии с Алиной Покровской "Баба Голубиная" в постановке Андрея Бадулина, в Концертном Зале им Чайковского спектакль про Жака Оффенбаха и в Соборе им Канта у Веры Таривердиевой в Калининграде пьеса о Канте.

Жанр стендап-драма, который вы развиваете… Чем он отличается от стендап-комедии?

Дмитрий Минченок: Жизнь надо уметь пересказывать, как священное откровение. Тогда мы выйдем на истинную причину наших поступков. Мы обесценили цинизмом все, что могли. Для того, чтобы пережить экстаз нужны невероятные духовные силы. Стэндап-драма про это. Про пересказ жизни глазами жертвующего. Мне не надо никого смешить. Мне надо взывать к состраданию. Здесь важно говорить искренне.

"Танго на линии выстрела" - это спектакль о танго?

Дмитрий Минченок: Это история о том, что с душой человека делает танго. А потом - это детектив. Кто убивает девушек, танцующих танго: партнеры, ревнивые мужья? Ответ подскажет только музыка, а иначе откуда такая сила у "Кумпарсы" (корень "Кумпарситы"). Кстати, изначально, кумпарса - это марш для ночного факельного шествия отчаянных молодых людей. Страх в сюжете появляется, как толчок - от бессознательных реакций зрительного зала. Это не банальный выбор зрителя: "замочи героя". В этом для меня нет ничего интересного. Я меняю сюжет в зависимости от реакций зала: смеха, аплодисментов, зевков, ерзания.

Фото: из личного архива Дмитрия Минченка

Кажется, вы не принадлежите ни к одной из театральных мафий. Как выживаете в ранге свободного художника?

Дмитрий Минченок: Сложно. Государство сейчас дает прекрасные возможности, чтобы сдвинуть мир. Недавно появившийся Президентский̆ фонд культурных инициатив - классная идея. Это шанс креативщикам всех мастей вы-браться из-под гнета карьерных планов начальников и совершить какие-то неожиданные прорывы. Это классная задумка - вывести из подполья всех реально свежо мыслящих. И я буду участвовать в этом конкурсе. У меня есть совместные проекты с продюсером Наной Куликовой, которая давно и успешно занимается продвижением и развитием проектов в области новых форматов искусства. Например, один из наших проектов посвящен креативному осмыслению искусства импровизации. Это креативная программа, в которой театр смыкается с искусством переговоров, а искусство разговаривать - переходит к искусству находить собственную реальность в твоем собеседнике и на его поле решать собственные задачи.

А что ваш любимый Дунаевский?

Дмитрий Минченок: Мой? Ему идет 121 год. Я заканчиваю двухтомник о нем. Это самое большое счастье. В планах сделать сериал. Сейчас для кино я написал в соавторстве биографию нерпы, пресноводного Байкальского тюленя по имени Юма. Это история для детей всех возрастов, которая сейчас идет во всех кинотеатрах страны. А вообще обожаю Достоевского, хочу сделать пьесу, настоянную на идеях Ставрогина. Считайте, это мой тригер - история "бесов". Он хорошо ощущал причину бунта маленького человека. А мне интересно детально проследить процесс вызревания из семян подлости и прагматичности концепций новых заговоров. Это больше борьба идей.

А какой бы театр увлек вас? Вам умеют нравиться чужие спектакли?

Дмитрий Минченок: "Лавр" и "Лес" у нас во МХАТе. Завораживающий Христофор Валентина Клементьева и совершенно уникальная Лена Коробейникова с Алисой Гребенщиковой. Мне нравится, что делает Вера Таривердиева в Калининградском соборе Канта. Мои с ней спектакли о Канте (надеюсь к нам присоединится пианист Михаил Аркадьев) стали для меня спектаклями о Безличной Боли.

А это для меня главный герой нашего времени. Мы не много знаем, почему именно наша боль в какой-то момент оказывается нашим бензином, на котором мы живем. История о том, как мы распоряжаемся силой и властью, что нам дана - для меня очень личная. В этом смысле оперная история "Опричника" на музыку раннего Чайковского, рассказанная режиссером Сергеем Новиковым в Михайловском театре - именно об этом. О том, как мы распоряжаемся силой, что нам дана и какое благо из насилия над своими страстями мы можем вынести.