Министр обороны США Эштон Картер регулярно ставит Россию на первое место среди угроз национальной безопасности, а американское военное руководство стряхивает пыль с планов времен холодной войны, настойчиво добиваясь укрепления восточного фланга альянса.
О том, почему возможности для укрепления доверия и совместного противостояния новым вызовам были упущены, и какие действия могли бы остановить эскалацию военной напряженности между Россией, альянсом и США, корреспондент "РГ" побеседовал с человеком, который стоял у руля американской военной политики в многообещающий период после окончания холодной войны. Это бывший министр обороны США Уильям Перри, возглавлявший Пентагон в 1994-1997 годах, в первый срок администрации президента Билла Клинтона. Перри, которому в минувшем октябре исполнилось 88 лет, после отставки продолжает активно выступать на многочисленных конференциях, считается одним из наиболее авторитетных специалистов в США в области ядерного разоружения. Он по сей день преподает в Стэнфордском университете в Пало-Альто - сердце калифорнийской Кремниевой долины, где он и принял корреспондента "РГ".
Сейчас отношения России и НАТО находятся в низшей точке за период после окончания холодной войны. Альянс приостановил все взаимодействие с Москвой после кризиса на Украине. Несколько недель назад Совет Россия-НАТО (СРН) провел первую встречу с 2014 года, и тон обеих сторон до и после переговоров не звучал оптимистичным. Конструктивной повестки взаимодействия на сегодня не просматривается.
Но после холодной войны был период, когда отношения, напротив, казалось, переживали подъем после десятилетий вражды. Недавно один чиновник альянса поделился со мной такими воспоминаниями: "Сегодня звучит как шутка, но ведь всего 15-20 лет назад мы всерьез обсуждали возможность того, что в один день Россия может стать членом НАТО. Теперь это фантасмагория". Тогда, в 1994-1997 году вы возглавляли министерство обороны США. Помните дискуссии такого рода? Была ли атмосфера диалога иной?
Уильям Перри: Очень хорошо помню, но, к сожалению, ныне все совсем иначе. Когда я руководил Пентагоном, мне удалось организовать первую встречу министра обороны России с коллегами из НАТО, это было примерно в 1994 году. Я встретился с ним и у нас был обед с министрами обороны стран НАТО. Это была сердечная беседа, мы озвучили приглашение присутствовать на официальных встречах альянса, и он его принял. Тогда ни мы, ни русские еще не говорили о членстве в НАТО. Но мы сформировали программу "Партнерство ради мира" ("Partnership for Peace" - прим. "РГ"), в которой Россия принимала активное участие, как и большинство бывших республик СССР и государств Организации Варшавского договора (ОВД). Целями программы были проведение совместных учений и отработка миротворческих операций. Мы провели несколько таких учений за год. Если я правильно помню, трижды в США, по два раза в России и на Украине. То есть военные стран НАТО приезжали в Россию на учения. Русские, украинцы, американцы, немцы - мы вместе моделировали миротворческие операции. Кроме того, Россия присутствовала на заседаниях альянса в качестве наблюдателя, был создан Совет Россия-НАТО, который регулярно проводил встречи для обсуждения вопросов, представлявших интерес для обеих сторон. Москва назначила постоянного представителя при альянсе, генерала с тремя звездами, у которого был офис в НАТО (генерал-полковник Леонтий Шевцов - прим. "РГ").
После окончания холодной войны произошли кардинальные сдвиги в геополитическом и военном балансе сил в Европе. Политика НАТО по сдерживанию СССР стала днем вчерашним. Каким вам тогда виделось будущее взаимодействия с Россией в сфере безопасности? Было ли у руководства США и стран Запада намерение интегрировать Россию в европейскую архитектуру безопасности?
Уильям Перри: Да, вместо того, чтобы проводить линию между Востоком и Западом, мы работали вместе. Пожалуй, самым значительным успехом стало участие России в крупной операции в Боснии. СБ ООН санкционировал проведение миротворческой миссии НАТО (Implementation Force, IFOR - прим. "РГ"). Будучи министром обороны, я вел переговоры о том, чтобы бригада российских военных действовала в составе американской дивизии. Это были не учения, а реальная и потенциально опасная операция. И это отлично сработало. Генерал Уильям Нэш, командовавший первой дивизией сухопутных сил США в составе миссии, в свое время сказал мне, что российская бригада была одной из лучших, которые он когда-либо видел. Он рекомендовал мне наградить русского командира американской медалью, что я и сделал. Это были хорошие дни, и мы очень тесно работали на благо обеих стран.
В бытность министром вы придерживались концепции превентивной обороны, первым компонентом которой было предотвращение возникновения новых угроз для США. Например, применительно к России это означало снижение самой вероятности конфронтации, а не только меры по сдерживанию на случай ее возникновения, как это было во время холодной войны. И в 90-е между Москвой и Западом был дух сотрудничества. И тем не менее сегодня США и альянс воспринимают Россию как угрозу. Как это получилось? Почему возникшее после окончания холодной войны окно возможностей для укрепления доверия и расширения сотрудничества Запада и России против совместных угроз в конечном итоге захлопнулось? Было ли это неизбежным или стало результатом ошибок?
Уильям Перри: Я думаю, что в первые годы ответственность за это лежала на США. Свое влияние оказал ряд факторов. Первым стало принятое в 1996 году решение о расширении НАТО на Восток. Не через программу "Партнерство ради мира", а именно прием новых стран-членов. Я был против этого и активно отстаивал свою точку зрения. Не потому, что я против членства стран Восточной Европы в НАТО как такового. Но, как мне представлялось, это должно было произойти, когда Россия также была бы готова. Если мы собирались расширять альянс и принимать в его ряды восточноевропейские страны, необходимо было подумать и о вовлечении России. Думаю, что на тот момент ни НАТО, ни Россия еще не были готовы к этому. У нас был хороший прогресс в преодолении враждебности, накопившейся за десятилетия между альянсом и Москвой, и мне хотелось закрепить это. Поэтому я рекомендовал не торопиться до тех пор, пока мы не определимся с Россией, но мы действовали слишком быстро.
То есть ваш совет президенту Биллу Клинтону был придержать расширение НАТО?
Уильям Перри: Верно, подождать с этим.
Были ли у вас единомышленники в администрации? Насколько активной была дискуссия в администрации о целесообразности расширения НАТО?
Уильям Перри: Нет, я был довольно одинок (смеется). Но я наиболее тесно работал с русскими. Министры обороны и иностранных дел России посещали заседания альянса, мы делали реальные шаги вперед на пути формирования единой европейской архитектуры безопасности вместо архитектуры НАТО. Я думаю, расширение на Восток было ошибкой со стороны США и НАТО, и я открыто настаивал на этом и тогда.
Как это решение повлияло на динамику отношений России и Запада? По моему ощущению, российское руководство в конечном итоге пришло к выводу, что диалог с НАТО не так уж и ценен, поскольку в альянсе не готовы всерьез учитывать критические важные интересы России и искать компромиссы, выстраивать партнерство на равных. Каким это виделось для США?
Уильям Перри: Да, сначала в РФ приходили к мысли, что НАТО может быть не врагом, а другом. Но в последние несколько лет прошлого века, наверное, после 1997 года, когда пошел второй срок администрации президента Клинтона, было предельно понятно, что у России постепенно складывается другая точка зрения.
Совет Россия-НАТО должен был стать площадкой для диалога. Но, с российской точки зрения, это не сработало. Возможно, в СРН было ощущение, что позиции РФ уделялось недостаточно внимания. Помимо расширения НАТО вторым существенным негативным фактором стало интервенция альянса в войну в Косово.
Я в то время был студентом и помню, как непопулярна эта интервенция была в России. Отдельные общественные движения даже вели запись добровольцев, готовых защищать Югославию.
Уильям Перри: Посмотрите, какой контраст между Боснией и Косово. В отличие от Боснии, где РФ активно подключилась вместе с НАТО, в другой операции российского участия не было. По Боснии переговоры были очень трудными, но увенчались успехом, и мы были плечом к плечу с Россией. Необходимо было принимать Москву всерьез, ушло много времени и сил, чтобы достичь соглашения, приемлемого и для НАТО, и США, и для России. Но это стоило того.
Я не был в правительстве, когда началась операция против Югославии, и не знаю, искали ли мы всерьез участия России, но в любом случае этого не произошло.
Эти два фактора - расширение НАТО и война в Косово - в конце прошлого века стали первыми в цепи оказавших негативное влияние на наш диалог с Москвой. Это были решения США и НАТО, принятые при возражениях России, предельно ясных возражениях. Они подпитывали ощущение Москвы, что США и НАТО не придавали значения, игнорировали ее точку зрения. Это развернуло нас в ошибочном направлении, подтолкнуло к охлаждению отношений. Мы начали движение вниз по скользкому склону.
Согласны ли вы с тем, что контур отношений между НАТО и РФ в тот период в большей степени определялся странами Запада, поскольку внешняя политика России была ослаблена нестабильностью внутри страны? Относились ли к России свысока, как к государству-неудачнику, проигравшему "холодную войну"?
Уильям Перри: Я думаю, что в США и НАТО были те, кто придерживался такой точки зрения. Они считали, что справятся с проблемами, которые расширение альянса могло вызвать в отношениях с Москвой. Они понимали, что Россия не согласится с этим, но все равно игнорировали российскую позицию, а когда речь заходила о ней, отвечали: "Да какое это вообще имеет значение?" Поэтому на фоне расширения НАТО и войны в Косово у России было ощущение, и нередко обоснованное, что ее не воспринимали всерьез, игнорировали.
Давали ли западные чиновники, включая госсекретаря США Джеймса Бейкера (1989-1992 - прим. "РГ"), обещание России, что НАТО не будет расширяться на Восток? Я многократно становился свидетелем дискуссий и различных интерпретаций на эту тему на политологических мероприятиях в Вашингтоне. В России принято считать, что были озвучены гарантии такого рода, в то время как американские чиновники обычно это отрицают. Какова ваша версия?
Уильям Перри: Да, я слышал дискуссии на эту тему много раз. Но это было при предыдущей администрации Джорджа Буша-старшего, я тогда не работал в правительстве, поэтому не знаю, что именно обещал госсекретарь Бейкер. Предположительно, он давал обещание, что расширения НАТО не произойдет. Но я, честно говоря, не знаю, правда, это или нет.
Несмотря на все возражения России, расширение НАТО на Восток продолжается. Новые власти Украины ставят перед собой цель получить членство в альянсе. Цель эта выглядит отдаленной и пока на Западе никто всерьез это не обсуждает. С другой стороны, никто не хочет даже теоретически накладывать ограничения на расширение альянса в будущем, что, как мне кажется, является серьезным раздражителем для российского руководства. Как вы относитесь к идее членства Украины в НАТО?
Уильям Перри: Буду предельно откровенен. Когда администрация Джорджа Буша-младшего в 2006 или 2007 году начала дискуссию о том, чтобы предложить путь в НАТО Грузии и Украине, это было серьезной ошибкой со стороны США. И проблема не только в том, что это раздражитель для отношений с Россией. Это бессмысленно с точки зрения устава НАТО. Его положения предусматривают коллективную оборону. Но у нас нет логистических возможностей для защиты Грузии. НАТО - это не общественный клуб, не кружок по интересам и не братство. Это военный альянс. Не следует предлагать членство тем странам, где мы не сможем исполнять свои обязательства по уставу.
Президент Барак Обама в недавнем нашумевшем интервью журналу The Atlantic заявил: "Украина - не страна НАТО и с военной точки зрения всегда будет уязвимой перед Россией, чтобы мы ни делали. Это реализм и пример того, что нам необходимо иметь предельно ясное представление о своих ключевых интересах, о том, ради чего мы готовы развязывать войну". Похоже, он, по крайней мере, отчасти разделяет вашу точку зрения?
Уильям Перри: Многие из моих коллег, в том числе военные, не поддерживают идею о предложении членства Грузии и Украине. Проблема на самом деле очень простая. Даже если абстрагироваться от того, какую реакцию это вызывает в России, по объективным критериям Украина и Грузия не являются подходящими кандидатами для членства в НАТО. И нам не следовало предлагать им такие перспективы.
В начале XXI века при администрации Джорджа Буша-младшего острую критическую реакцию России вызывало строительство и развертывание компонентов американской системы противоракетной обороны (ПРО) в Центральной и Восточной Европе. Несколько недель назад замминистра обороны США Роберт Уорк побывал в Румынии и официально подтвердил готовность очередного элемента ПРО, вновь настаивая, что она направлена против Ирана, хотя в России видят в ней угрозу для себя. Насколько эффективны такие шаги США?
Уильям Перри: Я был против этого по нескольким причинам. Во-первых, я не считаю эту систему эффективной. Система обороны от баллистических ракет в Европе - это ненужные расходы. Когда я был министром обороны, мы вели научные исследования и разработки на этом направлении, но речи о производстве и развертывании не шло. Когда к власти пришла администрация Джорджа Буша-младшего, у них была глубокая уверенность в эффективности системы ПРО, поэтому они санкционировали ее производство и развертывание.
Во-вторых, я также видел, что это было раздражителем для отношений России и США, важным и существенным раздражителем. И, на мой взгляд, ненужным раздражителем. Но в окружении Буша системе, очевидно, придавали такое значение, что решили развернуть ее даже несмотря на возражения России. Думаю, это было ошибкой, систему не следовало ни развертывать, ни даже производить. Она не является важной и эффективной с военной точки зрения.
В первые годы администрации Буша-младшего я несколько раз встречался с неофициальными делегациями из России. Это то, что мы называем "вторым треком дипломатии" (англ. "track two diplomacy" - прим. "РГ"). И мы обсуждали, как можно развернуть совместную противоракетную систему для защиты от Ирана. Ведь если иранские ракеты могли быть угрозой для Европы, то они могли угрожать и России. Мы вели серьезную дискуссию несколько лет, но результата не получилось. Со стороны американских военных большого интереса к совместным действиям определенно не было, хотя, возможно, и с российской стороны тоже.
Руководство России в 2007 году предлагало альтернативные конфигурации противоракетной защиты от Ирана, в частности, использование Габалинской РЛС в Азербайджане вместо размещения радаров в Польше и Чехии. Уделялось ли этому внимание в США?
Уильям Перри: Нет, не думаю, что США уделяли внимание предложенным альтернативам. Это очевидно.
У Вас за плечами богатый технический опыт. Так все-таки, по Вашей оценке, может ли эта система технически быть использована против России?
Уильям Перри: Мне не нравятся американские аргументы в пользу развертывания системы. Но я скептически отношусь и к аргументам России о том, что противоракетный щит всерьез угрожает ее потенциалу ядерного сдерживания. С технической точки зрения, система ПРО не окажет на него практически никакого влияния. Лучшее, что я могу сказать о точке зрения России, это ее предположения о том, что хотя пока сама система ПРО не угрожает РФ, то со временем она может перерасти в систему, которая окажет влияние на потенциал сдерживания. Хотя, как мне кажется, это крайне отдаленная перспектива.
Но я совершенно недвусмысленно заверяю, что система в ее нынешнем виде окажет незначительное, или же вообще никакое влияние на потенциал ядерного сдерживания России. Никто не может создать систему, эффективную против массированной атаки арсеналами того масштаба и тех возможностей, которые есть у России. Считать иначе, значит радикально недооценивать, насколько обширен и эффективен ядерный арсенал России. Американская система ПРО - не более чем укол булавки для него.
То есть теоретически от массированной ядерной атаки противоракетный зонтик бессилен?
Уильям Перри: Верно. Я понимаю, почему развертывание этой системы вызывает раздражение у России. Но серьезной угрозы противоракетный зонт для нее не создает. Я говорю это как человек, который до того, как сесть в кресло главы Пентагона, являлся заместителем министра обороны США по исследованиям и разработкам. Я отвечал за разработку таких систем и представляю себе их технические характеристики. Поэтому я без сомнений заверяю, что разворачиваемая нами система не способна противостоять ядерному арсеналу того размера, которым располагает Россия. Силы РФ слишком велики и слишком эффективны для нее.
Итак, действия НАТО нередко вызывали раздражение в России. А как с этим в самих США? Американское руководство в официальных выступлениях всегда подчеркивает важность альянса, но в тоже время зачастую указывает на то, что европейские партнеры должны активнее инвестировать в собственные возможности, а не полагаться исключительно на заокеанскую военную мощь. Например, в 2009 году министр обороны США Роберт Гейтс предостерегал: "Суровая реальность в том, что в конгрессе и политической элите США будет все меньше аппетита и терпения к расходованию ценных средств в пользу государств, которые, очевидно, не желают выделять свои ресурсы на необходимые реформы, которые сделали бы их боеспособными партнерами в вопросах их собственной обороны". Недавно кандидат в президенты США от республиканской партии Дональд Трамп вывел это разочарование на совершенно иной уровень, назвав НАТО "устаревшим" и даже выразил готовность допустить распад альянса. И этого человека на праймериз поддержали миллионы американцев. Есть ли у НАТО кризис идентичности в США? Является ли альянс ценным в глазах самих американцев?
Уильям Перри: Прежде всего, я не думаю, что Дональд Трамп понимает НАТО и те проблемы, с которыми работает альянс. Это не было продуманным заявлением. Во-вторых, я думаю, что в Европе нужна организация, способная поддерживать мир, проводить миротворческие операции, особенно там, где есть соответствующий мандат ООН. Босния - лучший пример этого. Это проявление НАТО в его лучшей форме. СБ ООН дал санкцию и альянс отлично справился с миссией, выполнил полезные функции, не спровоцировал побочных эффектов, сделал это в сотрудничестве с Россией. Это был образец, оптимальный вариант. Поэтому, я считаю, многие, а, возможно, и большинство американцев признают полезную роль, которую может играть НАТО. Но такие действия должны быть продуманными. США необходимо искать возможности для того, чтобы Россия была вместе с нами, а не против нас в такого рода операциях.
Как ожидается, одной из центральных тем саммита НАТО в Варшаве станет укрепление военного присутствия на восточных рубежах альянса для сдерживания России. Москва, со своей стороны, в последние годы развивает собственные вооруженные силы и заявляет, что учтет планы НАТО в своем военном планировании. На одном из недавних семинаров в Атлантическом совете ваш коллега, экс-министр США обороны Чак Хейгел раскритиковал планы администрации по отправке солдат в Восточную Европу, пояснив, что видит в этом угрозу новой холодной войны. На ваш взгляд, существует ли такая угроза?
Уильям Перри: Похоже, мы слишком охотно отвечаем на вызовы со стороны России такими способами. В Вашингтоне видят, что Россия перевооружается, и те силы в нашей политической элите, которые хотят добиваться перевооружения США, одержат верх. Это уже происходит. Я думаю, мы отправим солдат в Европу.
Угроза, на мой взгляд, в том, что каждая сторона предпринимает действия, которые делают нас ближе к ситуации, где одна грубая ошибка может спровоцировать военный конфликт. Например, ошибка, случайная ошибка какого-нибудь офицера среднего звена повлечет за собой действия, которых наши лидеры не хотели бы. Но когда это происходит, развитие событий подталкивает вперед. Последует эскалация. Посмотрите на историю, например, Первой мировой войны. Сколько раз примитивный инцидент провоцировал то, что перерастало в грандиозный конфликт. Необходимо отдавать себе отчет в том, что мы вместе формируем атмосферу, где одна искра может разжечь пламя новой войны. Это опасная дорога и необходимо найти путь обратно.
Схожая динамика существует и в ядерной сфере. Россия развивает свои возможности, а руководство США модернизирует американские арсеналы. Существует ли угроза новой гонки вооружений?
Уильям Перри: Я пытаюсь взглянуть на это объективно. Пока я больше говорил об ошибках, которые США допускали в отношениях с Россией, это примерно до 2007 года. Но, по различным причинам, в последние десять лет многие раздражители для двусторонних отношений исходили и из Москвы. Возможно, иногда это было в ответ на те действия США, о которых я говорил, а иногда по другим причинам, не знаю. Это прежде всего касается и действий России, но также и ее заявлений.
Очевидно, Грузия и Крым были важными раздражителями. Это застало США врасплох, особенно использование вооруженных сил. Кроме того, началась работа по повышению потенциала ядерных сил РФ. И, что также имело значение, так это заявления некоторых официальных и полуофициальных лиц на эту тему, их угрожающая тональность для США и Европы. Сочетание наращивания потенциала и такой горячей риторики о ядерном оружии было воспринято в США как беспечное отношение к возможности его использования, вызвало глубокую озабоченность.
В том числе и у меня, хотя я вообще считаю себя русофилом. Мне многое нравится в России, я люблю ее литературу, музыку, художников. У меня много дорогих друзей в России. В последний раз я был там в прошлом году, много раз бывал и до этого, не только в официальном качестве, но и как турист. Однажды проехал по Транссибирской железнодорожной магистрали от Владивостока до Санкт-Петербурга. Я, пожалуй, путешествовал по России больше вашего.
Насколько я понимаю, в том, что касается отношения к ядерному потенциалу и перспективам дальнейшего разоружения, озабоченности России связаны, в частности, с параллельной разработкой в США альтернативных систем вооружений, например, гиперзвуковых ракетных носителей, концепции "молниеносного глобального удара" (англ. "Prompt Global Strike"- прим. "РГ").
Уильям Перри: Да, я понимаю эти озабоченности. Неядерное оружие с потенциалом, аналогичным ядерным вооружениям. Выскажу две мысли. Во-первых, я против этих программ и считаю их ошибкой со стороны США, в том числе в силу их неэффективности. Это, опять же, напрасное расходование военных средств из бюджета. Кроме того, они являются раздражителями, ненужными раздражителями, и вызывают беспокойство в России, да и других странах. Тем не менее, конечно, работа над этим ведется.
И у этого есть последствия. Например, договор СНВ-III (договор между РФ и США о взаимном сокращении арсеналов развернутых стратегических ядерных вооружений, подписанный в 2010 году - прим. "РГ") должен был стать только первым шагом в серии переговоров. Но сейчас правительство России не проявляет к этому большого интереса. Я думаю, это большой шаг назад, что нам не удалось продолжить работу по СНВ. Думаю, США были бы готовы к новому раунду переговоров, президент Барака Обама действительно стремился к этому. Но я понимаю причины, которыми власти РФ объяснили свою позицию.
В прошлом году ученые перевели стрелки на символических "часах судного дня" на 23:57. Это самое близкое положение к "ядерной полуночи" за последние три десятилетия. Верна ли такая оценка угрозы ядерной конфронтации?
Уильям Перри: Думаю, да. Откровенно говоря, я уверен, что сегодня угроза ядерной катастрофы выше, чем она была во времена холодной войны. И не только в силу причин, о которых мы говорили.
Сегодня существует угроза ядерного терроризма, которой тогда не было, и она в равной степени опасна и для России, и для США. Террористическая атака с использованием ядерных материалов может произойти как в Москве, так и в Нью-Йорке или Вашингтоне.
Другая новая угроза исходит от возможности региональной ядерной войны, например, между Индией и Пакистаном. Этого тоже не было во время холодной войны. Кроме возможности многомиллионных жертв в Индии и Пакистане, использование сотен боезарядов может привести к ядерной зиме, что оказало бы влияние на всю планету.
Плюс те две возможности для ядерной катастрофы, которые существовали в период холодной войны. Это случайный конфликт из-за, например, ложного оповещения о ядерной атаке, или из-за ошибки, как это едва не произошло в период Кубинского (Карибского - прим. "РГ") ракетного кризиса. В 90-е вероятность этого отступила, но сегодня она вновь существует. Я лично пережил три случая ложного срабатывания системы предупреждения о ядерной атаке, которые едва не привели к конфронтации. Каждый раз я думал, что это, возможно, последний день в моей жизни.
Эти сценарии в совокупности делают угрозу ядерной катастрофы сегодня более высокой, чем во время холодной войны. И люди не осознают этого. Если бы осознавали, то вряд ли бы мы рассуждали в столь обыденной манере о той враждебности, которая существует в отношениях России и США. Мы позволяем себе сползать к возможности масштабной катастрофы потому, что недооцениваем опасность этой враждебности.
На ваш взгляд, должны ли Россия, НАТО и США преодолеть состояние заморозки отношений, сложившееся после кризиса на Украине? Возможна ли совместная работа против общих угроз, в том числе международного терроризма? Каков ваш совет политикам?
Уильям Перри: Я считаю императивом для правительств России и США найти пути для того, чтобы исправить столь плохие отношения. Это непросто. Экс-сенатор Сэм Нанн (один из соавторов т.н. программы Нанна-Лугара по ликвидации ядерных арсеналов в России и странах СНГ - прим. "РГ"), выступил с такой идеей. Я считаю ее мудрой идеей, чтобы РФ и США создали совместную рабочую группу, которая занялась бы выработкой предложений для обоих правительств по снижению угрозы ядерного терроризма. Не важно, какие между нами разногласия, мы должны понимать, что эта угроза касается обеих стран. Вместе можно заметно снизить степень этих угроз. Если бы мы сделали это, отодвинули в сторону другие разногласия и враждебность, работали сообща над этой конкретной проблемой, то это само по себе было бы достижением. Потому, что, как мне кажется, угроза ядерного терроризма является не столь уж и отдаленной.
Более противоречивые вопросы лучше пока оставить в стороне. Не стоит пытаться решить все проблемы сразу. Пока не видно, чтобы мы достигли существенного прогресса в поиске решения по Украине, приемлемого для обеих сторон. Но это отчасти и потому, что обе стороны подходят к этим дискуссиям, уже имея багаж враждебности.
Поэтому совместная работа по одному конкретному направлению, не вызывающему таких острых противоречий, могла бы заложить платформу и для того, чтобы вести конструктивную дискуссию по другим вопросам, которые в настоящее время, наоборот, углубляют разногласия, например, по Украине. Быть может, это создало бы основу для восстановления отношений.
Уильям Перри - математик, инженер, бизнесмен и политик. В юности служил в составе американского военного контингента в Японии после окончания Второй мировой войны. Затем получил математическое образование в Стэнфордском университете в Калифорнии, работал в частном секторе в сфере высоких технологий. Сыграл одну из ключевых ролей в разработке технологии-невидимки "стелс" для самолетов ВВС США.
В 1977-1981 занимал должность замминистра обороны США по исследованиям и разработкам, в 1993 году стал заместителем главы ведомства, а в 1994 году возглавил Пентагон. На этой должности в период после холодной войны являлся сторонником концепции превентивной обороны вместо традиционной концепции сдерживания СССР. Среди практических шагов на этом направлении - программы по сокращению ядерных арсеналов и переговоры с Россией о ядерном разоружении, усилия по нераспространению ядерного оружия, программа НАТО "Партнерство ради мира". Играл активную роль во внешней политике США. За три года во главе Пентагона совершил больше зарубежных поездок, чем любой из его предшественников. Известен стремлением поддерживать прямой личный контакт как с зарубежными коллегами, так и с рядовыми подчиненными. В 2013 году создал проект, целью которого является информирование общественности об угрозах, исходящих от ядерного оружия в XXI веке.
Считается одним из наиболее авторитетных экспертов в США по вопросам ядерного разоружения. Регулярно выступает на конференциях, телевидении и в СМИ в США и по всему миру. Входит в состав советов директоров ряда крупных компаний, исследовательских центров, университетов, в том числе Центра за новую американскую безопасность (англ. "Center for New American Security"- прим. "РГ") и компании, управляющей Лос-Аламосской национальной лабораторией.