Я занят отрядом практически круглосуточно
Вы практичный человек?
Григорий Сергеев: Наверное, да.
Почему же занялись таким непрактичным, со всех точек зрения, делом?
Григорий Сергеев: С точки зрения семьи, личного быта, выстраивания карьеры, зарабатывания денег, обеспечения своих детей и родителей - это, конечно, неправильно. Наносит урон всей привычной жизни. В некоторой степени это даже безрассудство. А с другой стороны, если этим можно заполнить ту часть самосознания, где ты временами пытаешься ответить себе на вопрос "зачем я живу?", то волонтерство - ответ на такой вопрос.
А раньше вы чем занимались?
Григорий Сергеев: У меня был мебельный бизнес. Собственно, он и сейчас есть, но если раньше я занимался им с полной самоотдачей, то теперь полная самоотдача у меня в отряде, а бизнес - так, в свободное от основной работы время.
Эта "основная работа" не приносит вам ни копейки. Живете, получается, на доходы от бизнеса?
Григорий Сергеев: "Доходы" - громко сказано. Я занят отрядом практически круглосуточно, и бизнесу от этого пользы никакой. Слава богу, мне жена помогает. Себе и нашей дочке на пропитание мы какой-то необходимый минимум все-таки зарабатываем.
Для эффективной поисковой деятельности иногда достаточно простого рукопожатия
Как возник ваш отряд?
Григорий Сергеев: Он возник осенью 2010 года. Начало ему положила история Лизы Фомкиной, пропавшей в Орехово-Зуево. Пятилетняя девочка потерялась в лесу вместе с тетей, и в течение пяти дней ее практически никто не искал. И только когда информация о пропавших попала в Интернет, сотни людей откликнулись и начали поиски. Девочку искали почти пятьсот добровольцев, день за днем, метр за метром прочесывая лесные завалы и жилые кварталы. Лизу нашли, но было уже слишком поздно. Спустя двадцать дней появился добровольческий поисково-спасательный отряд "Лиза Алерт". Он был назван так в честь погибшей девочки.
Почему вы не регистрируете отряд как НКО?
Григорий Сергеев: Любая формализация делает нас более медленными и неповоротливыми. Для эффективной поисковой деятельности иногда достаточно простого рукопожатия. Ну и потом любая государственная организация, если захочет, всегда найдет юридические формы сотрудничества с нашим отрядом, что, собственно, и происходит. Во многих субъектах Федерации у нас подписаны соглашения с МВД и МЧС о взаимодействии. Что касается финансовой составляющей, мы сразу договорились, что у нас не будет "кошельков", счетов и всего такого. Отсутствие денежной бюрократии позволяет нам, во-первых, оперативно реагировать на любые события, а, во-вторых, не дает повода ссориться из-за "правильного" или "неправильного" расходования бюджета.
А почему вы отказываетесь принимать финансовую помощь от кого бы то ни было?
Григорий Сергеев: Совершенно не отказываемся. Мы просто денег не берем. Приходит человек, спрашивает: чем могу вам помочь? Мы ему говорим: нам надо столько-то фонарей, столько-то навигаторов, нужна также бумага для печати ориентировок, краска для принтера... Поисковая деятельность достаточно затратна. У обычного человека, каковым и является доброволец, нет в домашнем хозяйстве поискового фонаря, навигатора. У него, если он не турист, нет и необходимой одежды. И слава богу, что находятся люди, которые покупают нам кое-какое оборудование и амуницию.
У отряда есть хоть какой-то официальный статус?
Григорий Сергеев: Закон об НКО предполагает, что вовсе не обязательно организовываться "на бумаге". Мы ничуть не менее законное общественное объединение, чем то, которое имеет регистрацию, печать, кабинет и рабочие часы. Кроме того, для нас совершенно не проблема договориться о взаимодействии и с полицией, и со спасателями из МЧС. Мы обмениваемся информацией, налаживаем связи, проводим совместные учения, передаем друг другу опыт.
Сколько у отряда региональных филиалов?
Григорий Сергеев: Реально работающих - около 30.
А количество добровольцев?
Григорий Сергеев: Чуть более 10 тысяч. Это не костяк отряда, который участвует в каждой поисковой операции, а люди, которые соприкасаются с нашей деятельностью больше пяти раз в год. Костяк - это человек 300, если иметь в виду, например, Московский регион.
Как отряд узнает, что нужна его помощь?
Григорий Сергеев: Первый и основной способ - люди напрямую обращаются к нам на "горячую линию".
Сразу к вам, а не в полицию?
Григорий Сергеев: Мы в любом случае направим человека в полицию, даже если обращение к нам поступило напрямую. Полиция должна быть извещена. Это необходимо в том числе, чтобы проверить, насколько адекватен заявитель, сколь правдиво его сообщение, не преувеличивает ли он опасность, не пытается ли устроить глупый розыгрыш. Заявление в полицию - обязательная вещь, с этого начинается поиск. Часть заявок мы получаем из полиции, часть - от "112", часть - какими-то удивительными путями.
То есть полиция может обратиться к вам за содействием?
Григорий Сергеев: Она к нам регулярно обращается по заявкам на поиск пропавших.
Как вы с полицией распределяете обязанности в процессе поиска?
Григорий Сергеев: У полиции есть полномочия от государства на розыск пропавшего человека. И это не только полномочия, это обязанность. Но полиция не располагает достаточными возможностями быстро и обстоятельно опросить всех друзей, знакомых, родственников пропавшего ребенка или какой-нибудь бабушки. Наш арсенал возможностей, инструментов для поиска значительно шире, чем у полицейских.
Что входит в этот арсенал?
Григорий Сергеев: Общение с родственниками, друзьями, распространение ориентировок, физическая проверка потенциально опасных мест. Например, мы всегда осмотрим заброшенную стройку на предмет криминала или несчастного случая, связанного с ребенком. А поиск людей, заблудившихся в лесу, - это вообще мало кто лучше нас умеет. Так что у нас с полицией получается некое разделение труда. Бывает, даже создаются два штаба - штаб в полиции и штаб у нас в отряде. Полиция занимается своим делом, мы - своим.
У нас очень хороший контакт с МЧС
Полицейские и спасатели не относятся к вашей работе с некоторой ревностью?
Григорий Сергеев: Бывает. Хотя в чем-то мы им не конкуренты, а они - нам. Например, в чем мы точно вне конкуренции, так это в умении поднять общественную волну из-за пропажи человека. Скажем, исчезает ребенок. Предполагается похищение. Единственная потенциальная возможность получить этого ребенка обратно - информационное давление на похитителя. Это давление оказывает все общество - СМИ, публикующие сообщения о пропаже, бизнес, позволяющий размещать билборды с портретом пропавшего. Причем все это надо делать не через неделю, а с максимальной оперативностью. Если же говорить о поиске человека в природной среде, то здесь вообще никакой ревности к нам со стороны госструктур нет и подавно. Полиция и МЧС последние годы стали, на наш взгляд, значительно активнее участвовать в поиске пропавших. Если лет пять назад увидеть полицейского или спасателя на поисках пропавшего грибника было событием, то сегодня событие - не увидеть. Здесь я уверенно говорю лишь про Московский регион, где мы выступаем не только как поисковая организация, но фактически и как гражданский контроль. Добровольцы ведь люди свободные в изъявлении своих чувств, и если они не увидели в районе поиска сотрудников силовых служб, то соцсети в тот же день будут заполнены гневными записями, и такое же отношение к сотрудникам этих служб появится у родственников пропавшего человека. Здесь все очень честно: работаете - мы хвалим, не работаете - ругаем. Поэтому у нас сейчас очень хороший контакт с МЧС. Спасатели значительно повысили свою квалификацию по части поиска в природной среде. По-человечески мы понимали их некоторую изначальную нерасположенность к взаимодействию с нами. Представьте, приезжают полковники, подполковники в район поиска, начинают отдавать команды, а тут выходят из леса молодые ребята и говорят: мы знаем, что надо делать. И мы действительно знаем. За шесть лет, что существует отряд, мы разработали технологии поиска и с удовольствием передаем их государственным службам. Считаем, что чем больше людей овладеет этими технологиями, тем больше будет найдено пропавших.
В городе больше шансов найти человека
Отряд существует с октября 2010 года. Сколько человек вы нашли за это время?
Григорий Сергеев: Более 5 тысяч.
Из них сколько в этом году?
Григорий Сергеев: Год еще не завершен, а заявки поступают практически каждый день. Могу сказать так: если в прошлом году у нас было чуть более 300 заявок на поиск в природной среде, то в нынешнем более 800. Это за счет того, что мы стали активней взаимодействовать с МВД и МЧС.
Почему вы говорите главным образом о пропавших в лесу? В городе тоже исчезают люди.
Григорий Сергеев: В городе значительно больше шансов найти человека. Типичные городские пропажи - пенсионеры с потерей памяти, дети, убежавшие из дома, дети, просто потерявшиеся, люди с различными заболеваниями, которые независимо от возраста не могут обезопасить себя, плюс, к сожалению, криминал. Но в отличие от леса в городе есть достаточное количество граждан, готовых прийти на помощь. Скажем, проезжающий по улице полицейский патруль, заметив восьмилетнего ребенка без взрослого человека рядом, может его подобрать и отвезти в отдел полиции, оттуда в детскую больницу, и ребенок будет в безопасности. В лесу же этого нет. Но это не значит, что в городе люди реже теряются. В этом году только по Москве было 2 тысячи 538 обращений о пропаже людей. Из них 1 тысяча 997 человек оказались живы, 148 погибли. И осталось еще много ненайденных.
Как долго могут продолжаться поиски, прежде чем стать бесполезными?
Григорий Сергеев: Мы владеем технологиями только оперативных поисковых мероприятий. Мы не можем эффективно искать спустя месяц после исчезновения человека. Наступает момент, когда мы вынуждены прекратить явно безрезультатные поиски, чтобы не тратить силы, которые пригодятся на спасение того, кого еще можно спасти. Я могу искать пропавшую бабушку неделю, но если у меня висит еще восемь заявок...
То есть вы выстраиваете приоритеты - кого искать в первую очередь, кого во вторую?
Григорий Сергеев: Именно так.
Вас пытаются благодарить люди, которых вы нашли, или их родственники?
Григорий Сергеев: Да, конечно.
Какие формы принимает благодарность?
Григорий Сергеев: Мы то и дело отбиваемся от людей, которые с деньгами в руках бегают за координатором поиска. Отправляем этих людей на сайт "Лизы Алерт", где перечислены наши отрядные нужды. Человек туда заходит, смотрит, что из перечисленного он может нам купить. Покупает и приносит.
По какому принципу вы отбираете добровольцев в отряд?
Григорий Сергеев: Мы не проводим отбор. Наши методики рассчитаны на эффективное применение любого новичка. Он никогда не пойдет на поиск в одиночку. Всех новичков сопровождают опытные волонтеры, и в конце концов из вновь прибывших кристаллизуется группа людей, готовых ко всему, что их может подстерегать в поисковой работе. Мы ведь иногда находим неживых, и это надо уметь пережить.
У нас в отряде есть правило: ты ничего никому не должен, пока не скажешь "я это сделаю"
Три года назад в Госдуму был внесен проект закона о добровольчестве (волонтерстве). По-вашему, зачем нужен такой закон?
Григорий Сергеев: Нет. Сейчас точно не нужен. Это документ, который вроде бы должен регламентировать добровольческую деятельность. Человек хочет безвозмездно творить добро, и этого человека хотят поставить в какие-то рамки. Зачем? Не надо регламентировать добровольцев. Не надо прописывать на бумаге, что они могут, чего не могут. Ни один даже самый прекрасный депутат Государственной Думы не сможет помочь нам в нашей деятельности, но если будет очень стараться, сможет нам в ней помешать. Для большей части добровольческой деятельности законодательная регламентация не требуется. Вот есть, например, закон об участии граждан в охране общественного порядка. В него вписали и добровольцев, которые участвуют в поиске пропавших людей. Сказано, что сотрудники полиции должны передавать добровольцам информацию о пропавших людях. Но они и так нам ее передают, без всякого закона. И если мне надо получить информацию о пропавшем человеке, я просто позвоню начальнику райотдела полиции, с которым давно нахожусь в постоянном контакте, и он мне эту информацию предоставит.
У вас есть "Личная книжка волонтера"?
Григорий Сергеев: Нет. И она не нужна мне. Понимаете, есть два типа добровольческой деятельности. Первый - когда эта деятельность имеет истинную мотивацию: например, спасать людей или собирать деньги на лечение больного ребенка. И второй - когда, прикрываясь этой мотивацией, можно заниматься коммерцией. Если вам по душе второй тип "добровольчества", тогда вам действительно нужна куча документов, в том числе пресловутая "личная книжка волонтера". В России гигантское количество добровольческих организаций, фондов... Но если мы сравним мировую и российскую статистику... В Великобритании 5 миллионов человек участвуют в поисках пропавших людей. 5 миллионов! А в России 10 тысяч. И никакой закон не увеличит нам количества добровольцев, он может только уменьшить его.
В некоторых странах Европы закон о волонтерах тем не менее существует.
Григорий Сергеев: Такой закон есть в Греции. Там большие лесные пожары. Добровольцы героически тушили их и нередко гибли в огне. Чтобы приравнять добровольцев к пожарным (а это выплата страховки в случае потери трудоспособности или гибели), в Греции быстро приняли такой закон. Он сырой, но он есть. Существуют еще несколько стран, где аналогичный закон имеется. Но если взглянем на Европу в целом, то увидим, что в тех странах, где действует закон о волонтерах, развитие добровольчества приостанавливается. Упирается в этот закон. На добровольца начинают действовать ограничения. У него появляется слово "обязан". Но как только человек, по доброй воле творивший добро, становится "обязан", он отходит от этого дела. У нас в отряде есть правило: ты ничего никому не должен, пока не скажешь "я это сделаю". С этого момента ты - обязан. Потому что все на тебя рассчитывают. Я это к тому, что любое компактное сообщество, например, поисково-спасательный отряд "Лиза Алерт", придумает для себя значительно более качественный и целостный регламент, чем может придумать для нас государство.
На ваш взгляд, почему государство с подозрением относится к волонтерской деятельности?
Григорий Сергеев: Вот как раз потому, что эта деятельность им, государством, не регламентирована. На самом же деле волонтеры могли бы брать на себя кое-что из того, чем сейчас занимаются государственные службы. Скажем, те же пожарные. Зарплата пожарного в Подмосковье 24 тысячи рублей. А совмещать ему нельзя, хотя он работает сутки через четверо. Если он будет где-то подрабатывать, он на пожаре никого не спасет и сам сгорит. Ему спать надо, он отдыхать должен. Так почему бы не создать добровольные пожарные дружины? Например, в США, если речь не идет о мегаполисе, нет государственных пожарных. Пожарные там - в основном добровольцы. Когда Сергей Шойгу в бытность главой МЧС заявил, что мы можем создать в России добровольные пожарные дружины общей численностью до миллиона человек, кто-то отнесся к этому скептически. Но посмотрите, как работают добровольцы-пожарные в Калужской области. Им купили списанную пожарную машину, они ее починили, покрасили, и теперь в соседних деревнях, случись что, не набирают "01" или "112", а звонят на аэродром Кудиново, где эти добровольцы дислоцируются, и они быстро приезжают, и эффективно тушат, и не получают за это ни копейки.
Почему волонтерская деятельность не пользуется одобрением российского большинства?
Григорий Сергеев: Не сталкивался с таким отношением. Вижу обратное. Люди активно включаются, помогают. Мне кажется, в нашем обществе растет интерес к добровольческой деятельности, повышается ценность солидарности и бескорыстия. Ведь что такое современное добровольчество? Это самоорганизация. Это горизонтальные связи. Это формирование гражданского общества. Это, наконец, стиль жизни, в основу которого положен старый, как мир, принцип: хочешь почувствовать себя человеком - помоги другому.
Григорий Сергеев - председатель поисково-спасательного отряда "Лиза Алерт". Родился в Москве в 1980 году. Окончил среднюю школу. Учился в медицинском институте, затем в юридическом. Занимался компьютерным и мебельным бизнесом. С 2010 года возглавляет созданный тогда же при его участии отряд "Лиза Алерт". Говорит о себе: "Я координирую поисковые работы семь дней в неделю. До этого я занимался бизнесом, у нас с супругой мебельный магазин, работал по двенадцать часов. За две недели до пропажи Лизы Фомкиной (с этого трагического случая началась история отряда "Лиза Алерт". - В.В.) у нас родилась дочь. Я пропадал на поисках, а супруга, будучи в декрете, вела бизнес. Сейчас я присутствую в бизнесе только как консультант. Некоторых сотрудников, наверное, уже не узнаю в лицо, если увижу".