Николай Сергеевич, вы познакомились с Раулем Кастро, нынешним первым секретарем ЦК Кубы, на теплоходе в 1953 году, за месяц до штурма Монкады. Ему было 23, Вам - 25 лет. Через два года встретились уже с Фиделем. Могли бы вы представить, что через несколько лет эти парни совершат Кубинскую революцию? Как они менялись за эти десятилетия?
Николай Леонов: Из трех лидеров революции за эти годы я больше всего общался с Раулем, далее с Че Геварой и уже потом с Фиделем, переводчиком которого я был в 1963 году, когда он приезжал в Советский Союз на полтора месяца. Я имел счастье видеть их совсем молодыми парнями, без всякой привязки к революциям и к будущим структурам государственной власти, в которых они оказались. Что касается Рауля, на мой взгляд, он не пережил какого-то радикального изменения в своем характере, в своем отношении к людям, к обществу и к тем перспективам, которые легли в основу его политической программы. Фидель был руководителем революции, Рауль - его самым преданным соратником, единственным, который был заранее в курсе всех перемещений брата. Их сравнивали с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. Один был идеологом, второй - материальной, организационной опорой. Было и романтическое сравнение этих двух людей, одного называли Дон Кихотом, другого - Санчо Пансой, который всегда знал, где надо остановиться, достать пропитание, накормить Росинанта и ослика и т.д.
Безусловно, Фидель породил эту революцию, направлял ее в тяжелые, нелегкие моменты, до самого конца держался тех принципов, которые в принципе сохранились в незапачканном виде. Рауль Кастро был при этом командарме начальником штаба, который действительно все просчитывал: материальные условия, снабженческие структуры, транспортные условия, то есть он был человеком, который всегда стоял твердой ногой на твердой земле. Лишь однажды он решился на моей памяти на радикальный шаг во время революционной борьбы в горах Сьерра-Маэстра. Для того, чтобы прекратить варварские бомбардировки мирных сел и деревень в горах, которые велись армией диктатора Батисты при американской поддержке, он в 1958 году фактически взял в заложники на длительное время крупную группу американских военнослужащих и бизнесменов, около 50 человек. Их задержали в разных районах Кубы, чтобы показать этим американцам весь ужас, который сеяли в кубинских деревнях и городах батистовские пилоты. Сама по себе это была информационная операция, пропагандистская, но она была очень рискованной, потому что под такой удар американцы могли подвести любую акцию, в том числе имеющую характер прямой интервенции. Рауль, разумеется, руководствовался самыми четкими и гуманными идеями невмешательства Соединенных Штатов в гражданскую войну на Кубе. Но реакция Вашингтона, мы ее достаточно хорошо знаем, может быть абсолютно неадекватной. Вспомним, Вьетнам, Ирак, Афганистан. Во всем остальном Рауль как был, так и остался человеком абсолютно практичным, прагматичным, если не считать его участие в штурме Монкады. Я видел Рауля на корабле, буквально за месяц с небольшим до этой операции. Мы целый месяц разговаривали обо всех формах революционной политической борьбы, и никогда в его устах я не слышал варианта, который предусматривал бы прямое вооруженное вмешательство, причем в такой форме, которая оказалась безрассудной. А Рауль, как показала история, ни к каким безрассудным акциям не тяготел.
В триумвирате - Че Гевара, и два брата Кастро, кто был настоящим романтиком революции? Че?
Николай Леонов: Романтиками революции они были все трое.
Все трое, но в разной степени.
Николай Леонов: Совершенно верно. И если Рауль, в принципе, первоначально, был сторонником классической, марксисткой формулы: чтобы победить, надо сначала внести идеологию в массы, формировать какие-то политические институты, постепенно вести дело к классической форме революции, беря за основу, наверное, Октябрьскую. Что касается Че Гевары, то, конечно, он был сторонником более резких действий. Однажды во время нашей беседы тет-а-тет Че Гевара, переводчиком которого я был в течение всего времени, когда он в первый раз приезжал в СССР в 1960 году, рассказал историю гибели революции в Гватемале, которая произошла в 1954 году. За три года до этого на выборах полковник-патриот Арбенс выиграл у проамериканского кандидата и вступил в острый конфликт с американской корпорацией "Юнайтед фруктс", которая фактически хозяйничала и на Кубе, и в Гватемале. В тот день, когда американские наемники свергли Арбенса, они разошлись по местным кабакам и стали отмечать победу. В одном из заведений избили курсанта местной военной академии и заставили его плясать голым перед проститутками. Когда парень вернулся и рассказал об инциденте, начальник академии, полковник поднял сотни курсантов по тревоге. Они устроили рейды во всех заведениях, разоружили наемников и провели их пьяных и ничего не соображавших по улицам столицы.
Казалось бы, армия и законная власть должна была воспользоваться ситуацией и вернуть порядок, говорил Че Гевара. Он был убежден, что надо вмешиваться немедленно и решительно, и переворачивать колесо истории. Но власти побоялись и наутро, протрезвев, наемники вернули ситуацию под свой контроль, начальника академии арестовали, а Вашингтон посадил в кресло президента своего ставленника. Че Гевара говорил мне: "Почему же никто из руководителей страны, сбежавших в иностранные посольства, не вышел, не поздравил этого полковника с тем, что он восстановил, по существу, конституционный строй в стране? Почему его не назначили военным министром?". Подобные моменты сидели очень глубоко внутри у Че Гевары, он был всегда достаточно жестким критиком всяких трусливых мер в политике, где угодно. Когда его обвиняют в том, что призывал к жестким мерам на Кубе, это не соответствует истине. Будучи аргентинцем, он всегда очень аккуратно вел себя, не призывал к расправам. Но он был сторонником крутых мер в геополитическом масштабе в революционном понимании этого слова. Отсюда и его теория создать "сто Вьетнамов" для американцев и не щадить их никоим образом, потому что они никогда никого не пощадят. Эрнесто Че Гевара считал, что надо создавать новые очаги восстания по миру, новые очаги антиамериканской борьбы. И поэтому, закончив неудачно миссию в Конго, поехал в другое место, в Боливию. Других целей у него не было, и он считал себя совершенно законченным революционером.
Говорят, что у него были острые трения с советским руководством во время визита в Москву после Карибского кризиса?
Николай Леонов: Прямых острых дискуссий именно по Карибскому кризису, которые были бы у него здесь, в Москве, я не помню. То, что он не одобрял то, как за спиной у Фиделя закончился этот кризис в результате сделки Москвы и Вашингтона, это я чувствовал каждый раз, он в этом отношении был весьма критичен. Когда в Москве он решал вопрос о продаже кубинского сахара на рынках СССР и соцстран, то вел себя очень корректно, очень выдержанно и решил свою задачу, которая была в его миссии главной. А в его выступлениях перед общественностью, их было тогда тоже немало, он всегда очень критически оценивал поведение американцев, круче, чем даже допускалось по той политкорректности, которой придерживались в руководстве СССР после Карибского кризиса.
Наконец, Фидель…
Николай Леонов: Это был настоящий "реальный политик", в том понимании, который подразумевает эта немецкая формула власти. Он точно учитывал возможности, что можно сделать, а чего нельзя. И поэтому вся политика Фиделя, это, в принципе, конечно, образец политической эквилибристики, в ходе которой он учитывал все позитивные факты и все негативные, проявляя в нужные моменты максимум критичности и готовности вернуться к реальному воплощению в жизнь лозунга "Родина или смерть", в любой момент. С другой стороны, он все время держал дверь открытой, говорил американцам, что мы никогда не собираемся вас побеждать, это невозможно и абсолютно глупо. Речь идет о нормализации отношений в рамках добрососедства, скажем так. Для меня вся эпопея Кубы, это, конечно, феноменальная энциклопедия политического искусства, то, как можно выжить в тяжелых ситуациях, в крайне враждебной обстановке. Но тут уже сработало мастерство людей, о которых мы говорим.
Как-то в нашем разговоре вы вспоминали о буквальном зверином чутье Фиделя на всякую опасность.
Николай Леонов: Часто говорят, что был заговорен какими-то особыми чарами, особой аурой. Я не очень верю в саму эту ауру, потому что вряд ли кого она могла уберечь.А его природное чувство опасности поражало и самих его соратников. Взять историю с проводником в горах Сьерра-Маэстра, который оказался агентом Батисты, держал при себе и пистолет, и гранату, и спал в одной палатке рядом с Фиделем. Ведь его разоблачил сам Фидель, никто другой. У повстанцев не было агентуры в армии Батисты, но у Фиделя было совершенно феноменальное чувство логики. Он, проанализировал поведение этого предателя, и понял, что именно он, который отпрашивался время от времени из отряда "проведать больную маму", на самом деле передает информацию о местонахождении "барбудос" батистовцам, которые направлял авиацию в эти места. Когда Фидель разоблачил его, то тот упал на колени и стал плакать. Его казнили, а после победы революции окружили заботой его семью. Вот вам чутье Фиделя, нюх человека сработал, безусловно, совершенно.
Правда, что вы с Фиделем однажды чуть не разбились на вертолете?
Николай Леонов: Да, это было в 1960 году, когда наша делегация во главе с Анастасом Микояном привезла вертолет, как экспонат, на выставку в Гаване. Фидель, придя в восторг от машины, решил показать нам островки в Карибском море. За штурвалом был наш пилот, но вертолет сбился с курса. Горючего оставалось на 20 минут. Первый и последний раз я увидел крайне жесткого и решительного, даже немного разъяренного Фиделя Кастро. Он показал пилоту вдаль рукой и сказал - ноль градусов на север. Мы полетели в этом направлении, и когда приземлились на каком-то островке, в баке действительно не оставалось горючего. Хорошо, что работала рация и вызвали подмогу. Вел себя Фидель настолько решительно, твердо, и, как оказалось, был прав, указав направление в бескрайних водах, что мы были попросту шокированы. Конечно, Фидель Кастро обладал особыми качествами, которые позволяли ему руководить людьми в самых тяжелых условиях. Вот чего, наверное, не хватало во многом Че Геваре.
Что революционеры спрашивали у вас про Советский Союз, что их интересовало?
Николай Леонов: Наша первая встреча совместно с Раулем и Че Геварой была в Мексике, в частной квартире, которую занимал Рауль. Че Гевара был его как бы лечащим врачом, когда я пришел навестить больного Рауля. И мы просидели, я не помню, 4 или 5 часов, это был разговор, практически на 90 процентов, состоявший из расспросов Че Гевара и Рауля о Советском Союзе. Они крайне были заинтересованы в получении колоссального количества информации. Если говорить о Че Геваре, то основная линия его вопросов сводилась к тому, как Советскому Союзу удалось освободить человека от привязанности к частной собственности, которую он считал "грузом на ногах человечества". Эрнесто был в восторге, говоря о том, что Советский Союз в результате Октябрьской революции освободился от этого чувства земного притяжения, как он его называл. Он говорил: это колоссальное освобождение человека от бремени, которое калечит его душу, заставляет его воровать. Он интересовался вещами, которые потом меня поражали. Просил, достань мне некоторые книги. Интересовался "Чапаевым" Фурманова, полюбил "Как закалялась сталь" Островского, книгу Полевого про нашего летчика Маресьева "Повесть о настоящем человеке". Все время спрашивал, как проходит обучение в школах, чем занимается комсомол и пионерия, как функционируют общественные организации - это его интересовало в первую очередь.
Что касается Рауля, тот, конечно, в первую очередь интересовался социально-экономическими условиями жизни, бытия, уровнем взаимоотношений рабочего человека и начальства, производительностью труда и системой начисления зарплаты и премий. Он говорил: должна быть справедливость в этом отношении. И разработанный сейчас под его руководством проект новой кубинской конституции предусматривает специальным пунктом запрещение концентрации имущества или частной собственности в одних физических или юридических руках. В разговорах с Фиделем огромное количество времени занимали вопросы международного характера, он мыслил категориями планетарного масштаба. Рауль больше был сосредоточен на внутриполитических делах. 47 лет человек был министром Вооруженных сил Кубы, только представьте это! Причем, вот что поразительно - никогда кубинская армия не участвовала ни в каких формах насилия по отношению к населению, никогда. Когда кубинских силовиков Запад обвинял в репрессиях по отношению к диссидентам, Рауль говорил: вы когда-нибудь видели, чтобы на Кубе использовали собак, натравленных на демонстрантов, использовали слезоточивый газ, водометы? Таких инструментов нет, потому что мы находим формы общения со своим народом без насилия, говорил он. Больше того, в "особый период" начала 1990-х, когда судьба революции висела на волоске и всякий раз возникали очень тяжелые, до крайности драматические, если не сказать, трагические, ситуации, люди всегда обращались именно к армии, к Раулю Кастро. Например, были случаи, когда у людей не было транспорта, чтобы отвезти покойника на кладбище, даже приходилось гробы на велосипедах везти. И люди всегда говорили: надо обратиться к армии, армия найдет возможность. И каждый раз, когда обращались, Рауль всегда находил выход. Вы знаете, какой у него самый любимый подарок? Это дерево, которое надо посадить на его даче, где он живет вместе с внуком, который является и его адъютантом, и начальником охраны. Директор главного кубинского ботанического сада говорила мне, что для Рауля нет лучшего подарка, чем какое-нибудь фруктовое или декоративное дерево, которое мы ему обязательно выращиваем и дарим на день рождения.
Считается, что до победы революции Кремль абсолютно ничего не знал об армии повстанцев.
Николай Леонов: После победы революции меня доставили в кремлевские покои, там мне первый раз сказали: с Кубой происходят удивительные исторические изменения, а что представляют из себя эти "бородатые руководители", мы абсолютно не знаем. У нас не было дипотношений с батистовской Кубой. Мы получали информацию по линии разведки от народно-социалистической партии Кубы, то есть от кубинских коммунистов, которые сами сидели в подполье, находились в эмиграции, и не сотрудничали с Кастро. Я рассказал об этих людях, давал им только положительные характеристики, сказал, что это убежденные, во-первых, антиимпериалисты, во-вторых, настоящие патриоты Кубы, восставшие против проамериканской диктатуры. Когда было принято решение о поездке на Кубу Микояна, он предложил мне направиться с ним его переводчиком и в качестве помощника, консультанта. Мы прилетели с Микояном на Кубу, и нас встретил Фидель. Он обратил внимание на меня, вспоминая встречи в Мексике, улыбнулся. Фидель спросил у Микояна: "Вы уверены, что это ваш человек?", - показывая на меня. Микоян ответил" "Это мой переводчик, конечно, я в нем уверен". Фидель тогда рассмеялся, сказав: "Слава Богу, потому что мы-то в Мексике сперва думали, что это мог быть какой-то засланный ЦРУ казачок".
Не испортилось ли отношение лидеров революции к нашей стране после Карибского кризиса?
Николай Леонов: Во время встреч с советским руководством Фидель часто повторял по-испански фразу, которая звучала так: Куба никогда не подведет, Куба останется верной, чтобы с нами не случилось. Эта фраза врезалась мне в память, и совсем недавно, когда уже Рауль Кастро оставлял пост председателя Государственного совета Кубы, он тоже очень тепло высказался по поводу нашего Отечества, он сказал: мы никогда не подведем, и всегда будем благодарны России или Советскому Союзу в той или иной форме. Даже в самые тяжелые времена, я имею в виду 90-е годы, Куба никогда не критиковала Советский Союз и Россию, что бы ни случалось. Рауль говорил: это ваши собственные проблемы, которые, естественно, вам и решать, но мы всегда будем предельно благодарны, - Рауль употребил слово, - русскому народу, в первую очередь. Десятилетия очень тесного братского сотрудничества связали наши страны какой-то особой человеческой, сердечной дружбой, которая продолжается до сих пор.
Что дала Кубинская революция миру, каковы ее главные уроки?
Николай Леонов: Революция, совершенная в очень небольшом государстве, каковым является Куба, на самом деле произвела переворот в умах всего Движения неприсоединения, всего так называемого, третьего мира, дав многим странам новую модель для поведения. Во-первых, доказав, что героизм и лозунг: Родина или смерть, готовность действительно умереть, но не жить в рабстве, имеют право на жизнь. Вьетнам, со всем своим опытом противостояния Соединенным Штатам - это пример Кубы в огромной степени. Не зря в отношении революционной Кубы и Фиделя, выигравшего все сражения у североамериканцев, применяют библейскую формулу Давида и Голиафа, признавая возможность победы даже слабого над очень сильным. Второе. Это революция, которая полностью изменила страну, я имею в виду Кубу. Она воспринималась в мире как сахарница, поставщик табака, рома, разгульной жизни для американцев, которых там было сколько угодно.
Прошло всего 60 лет и теперь Куба абсолютно другая страна, которая резко увеличило свою ценность в современном мире. Она стала образованным государством с образованным народом, высоким уровнем профессионализма, нет уже сахара, нет практически разгульных гулянок, резко сокращено производство спиртных напитков, табака. В чудовищных условиях блокады создана совершенно новая экономика, с акцентом прежде всего на высокие технологии - это микробиология, в первую очередь, медицина, фармацевтика. Построена совершенно новая туристическая индустрия на основе самых современных методов работы, сохранена экология. Вы посмотрите, какой авторитет у крошечной Кубы в мире, он не соответствует масштабам этого острова. Сколько легенд и исторических персонажей подарила кубинская революция. То, что сейчас происходит на Кубе, я считаю величайшим примером зрелости революции. Страна на пороге принятия новой конституции заканчивает свой революционный период, практически уходит поколение революционеров, приходят люди, родившиеся уже после революции, никто из них не воевал, все они люди мирных профессий. И это совершенно другая Куба. Надеюсь, что в истории она навсегда останется образцом блестящей социальной революции, антиимпериалистической, национальной, патриотической. Я чувствую себя совершенно счастливым из-за того, что мне удалось увидеть эту революцию от начала и до конца, всю, без всяких драм, трагедий, без всякого пожирания, как говорят, своих детей. Это блестящий показательный пример в истории.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"