Атом надежды
Владимир Викторович, сколько человек ваш центр сможет обслужить за год?
Владимир Уйба: 20 тысяч человек в год после того, как центр заработает на полную мощность.
Первых пациентов центр примет в апреле. Сначала - только для лечения на протонном ускорителе.
До конца года заработают все отделения. Центр уже сдан, но еще получены не все лицензии, предстоит настроить оборудование, подобрать и обучить персонал. На полную мощность выйдем к концу 2020 года.
В центре будут лечить любые опухоли или какие-то особенные?
Владимир Уйба: Любые злокачественные. У человека также может быть несколько опухолей, которым нужны разные виды лечения. И все виды они смогут получить в одном центре.
В комплексности и состоит его уникальность. В составе центра есть корпус радиологии с тремя рентгеновскими ускорителями. Все они разной мощности и для разных видов опухолей - от подкожных и до глубоко расположенных. Здесь есть радиохирургический корпус, поликлиника, оснащенная новейшим оборудованием, корпус для реабилитации пациентов.
Какая реабилитация нужна онкопациентам? Я думала, они восстанавливаются сами, в домашних условиях.
Владимир Уйба: Человеку всегда нужна реабилитация и после химиотерапии, и после лучевой терапии. Но центры реабилитации в онкологических центрах можно пересчитать по пальцам. Обычно больные действительно проходят ее самостоятельно либо в лучшем случае в другой клинике в условиях терапевтического отделения.
Мы человека не выписываем без реабилитации. Людям нужно снова восстановить кровь, вернуть после тяжелых операций двигательную активность. У каждого своя реабилитация. Она может длиться от нескольких дней до нескольких месяцев.
А как пациенты будут к вам попадать?
Владимир Уйба: Минздрав России разослал в регионы письмо с информацией о нашем центре. Сейчас мы с министерством разрабатываем критерии направления к нам на обследование и лечение, которые также будут разосланы в регионы.
Когда врачи на местах будут сталкиваться с опухолями, которые они не могут вылечить, будут направлять к нам по квоте. Чем населеннее регион, тем выше квота.
Кстати, в нашем агентстве хорошо работает вертикальная связь. Если пациент будет со сложной опухолью, но квоту ему по какой-то причине не будут давать, он сможет обратиться напрямую к нам в агентство по электронной почте. Документы будут направлены в центр, если это наш случай, будем выдавать направления "на себя".
Два миллиона рублей бесплатно
Онкобольных в стране несколько сотен тысяч. У вас пропускная способность 20 тысяч человек в год. Ваш опыт будет тиражироваться? Или вы будете наращивать мощность центра?
Владимир Уйба: У нас мощность не увеличишь. Минздрав разрабатывает программу по развитию ядерной медицины на региональных площадках. В регионах должны со временем появиться протонные ускорители и другие виды помощи в рамках ядерной медицины.
Пока федеральный центр протонной терапии единственный. И есть планы по их тиражированию. Но не за счет бюджетных средств, а за счет частных инвесторов.
Дорогое, наверное, удовольствие?
Владимир Уйба: Да. Законченный случай лечения одного человека на протонном ускорителе стоит, к примеру, около двух миллионов рублей. Рассчитан один такой ускоритель на 50 лет эффективной работы. Сам протонный ускоритель стоит порядка 6 миллиардов рублей.
Однако высокая стоимость лечения позволяет инвестору вкладывать длинные деньги. Примерно через семь лет он начнет выходить на прибыль. И инвесторы готовы на такие вложения.
Но оплачиваться лечение в частных центрах, как и вашем, будет за счет средств Фонда обязательного медстрахования?
Владимир Уйба: Да.
А за свой счет человек сможет приехать в ваш центр?
Владимир Уйба: Только если в центре будет неполная загруженность. Например, первое время после начала его работы.
Хотя я сомневаюсь в том, что у нас будет недостаток в пациентах.
А где вы кадры для нового центра возьмете?
Владимир Уйба: Мы их собираем по всей стране. Учим молодых ребят, которых "зафрахтовали", когда они были студентами медицинских вузов на третьем-четвертом курсах (сейчас они уже выпустились), и специалистов с опытом - всего более 300 человек.
Нужны уникальные специалисты, медицинские физики, радиохимики, радиофизики. Для них основной стимул - работа в суперновом центре, аналогов которому нет в стране и мире. У них будет возможность защищать кандидатские, докторские диссертации, расти профессионально, делать карьеру. К тому же они будут обеспечены жильем. Первые десять лет квартира будет служебной. По истечении этого срока специалист сможет оформить ее в собственность.
26 зданий для здоровья
Про строительство центра ядерной медицины в Димитровграде я впервые услышала от вас десять лет назад, но только сейчас он будет готов принять первых пациентов. Почему так долго?
Владимир Уйба: Действительно, разговор с Татьяной Голиковой о строительстве этого центра мы начали десять лет назад, кода она была министром минздравсоцразвития, в 2008 году. И нам понадобилось два года, чтобы доказать минфину, что он действительно нужен. На его строительство и оборудование требовалось 14 миллиардов рублей. В то же время высокотехнологические центры, которые тогда возводились (сердечно-сосудистой хирургии, травматологические и другие) стоили 2,5 миллиарда - почти в шесть раз дешевле, чем наш. И мы объясняли, что нельзя сравнивать Центр сердечно-сосудистой хирургии и Центр ядерной медицины. Они несопоставимы. Можно сравнивать только с аналогами.
А на что ушли еще восемь лет?
Владимир Уйба: В 2010 году вышло постановление правительства о строительстве центра и выделении на это денег. В 2011 году мы получили разрешение Главгосэкспертизы на проектирование. Как проектировать? Берется аналог, и по нему делается проект. В России аналогов нет. Значит, надо заимствовать за рубежом.
А за рубежом совсем другие нормы проектирования. Мы должны были параллельно с подготовкой проекта разработать нормы проектирования. Обычно такая работа делается пять лет, но мы ее сделали за год.
В 2014 году вышел новый закон по радиационной безопасности. Мы на тот момент уже начали строительство. И его пришлось остановить. Менять проект в соответствии с требованиями нового, более жесткого закона, вновь согласовывать все документы с Главгосэкспертизой. Новый проект оказался на шесть миллиардов дороже. И это казалось катастрофой. Деньги на новый проект нам выделили только в 2016 году. Стройка возобновилась в 2017 году.
Центр, который у нас в итоге получился, действительно, уникальный. Он лучший в мире по применению технологических решений в ядерной медицине, по доступности. Это признали и международные эксперты.
Гантри, ПЭТ и "горячие койки"
Что значит лучший по доступности?
Владимир Уйба: Когда у пациента есть подозрение на онкологию или диагноз уже подтвержден, то человеку приходится проходить множество исследований, а потом - несколько видов лечения, хирургию, химиотерапию, рентгенотерапию. Как правило, все это происходит на нескольких площадках.
Мы построили на площади 30 гектаров 26 зданий и сооружений общей площадью 105 тысяч квадратных метров и собрали всю палитру технологий, диагностики, лечения методами ядерной медицины и реабилитационный центр.
Например, у нас на площадке два ПЭТ-томографа со своим циклотроном, а это - современный уровень диагностики, стандарт - миллион человек на один ПЭТ.
Что такое свой циклотрон? Сегодня многие ПЭТ-томографы работают на привозном радиофармпрепарате. Он вводится человеку в вену, человек должен тут же лечь на исследование на ПЭТ-сканер, и он зафиксирует накопление этого радиофармпрепарата в участках скопления злокачественных клеток. При этом радиофармпрепарат быстро теряет свою мощность, и может так получиться, что исследование будет не результативным. Производится радиофармпрепарат как раз циклотроном.
Совсем другое дело, когда циклотрон находится "под брюхом" у ПЭТа. Тогда радиофармпрепарат вводится пациенту сразу после изготовления, и человек тут же идет на ПЭТ-томограф. Тогда результат диагностики стопроцентный.
Какие еще уникальные установки есть?
Владимир Уйба: У нас есть ПЭТ-КТ (позитронно-эмиссионная томография, она же двухфотонная эмиссионная томография - радионуклидный томографический метод исследования внутренних органов человека) - тоже диагностический аппарат. Меченый изотоп вводится пациенту, и можно диагностировать опухоль, посмотреть, как она себя ведет. Пройдя обследование, пациент тут же направляется на лечение.
Есть у нас протонный ускоритель (сейчас люди, чтобы получить лечение с его помощью, часто едут за рубеж, потому что в России он есть только в Обнинске, и то без гантри и в Санкт-Петербурге в одном из коммерческих медицинских центров, два гантри). У нашего оборудования четыре пучка, в том числе 2 гантри, и один уникальный пучок для лечения онкологии глаза.
Гантри? Поясните, пожалуйста.
Владимир Уйба: Гантри - это подвижная часть системы транспортировки пучка. Конструкция разработана для обеспечения максимального доступа к опухоли. Она позволяет лечить пациента под любым углом.
Гантри вращается на 360 вокруг пациента, позволяя лечить опухоли любой локализации в теле. Конструкция гантри удерживает цель (опухоль) с точностью до миллиметра, определяет наиболее подходящее положение луча для лечения каждого пациента, не затрагивает здоровые ткани, минимизируя риски вторичных раковых образований.
Протонный ускоритель опухоли головного мозга лечит?
Владимир Уйба: Он может лечить все виды опухолей. И главное достоинство протонного ускорителя - как раз возможность лечить опухоли головного мозга.
Как правило, эти опухоли очень злокачественные, они не поддаются рентгенотерапии и химиотерапии. К тому же рентген - это очень жесткое и плохо фокусируемое облучение. Пучок в протонном ускорителе можно сфокусировать на площади 0,1 миллиметра, как кончик хорошо заточенного карандаша, а рентгеновский луч наводится минимум на площадь до одного сантиметра. И облучать пучком тяжелых рентгеновских частиц головной мозг не всегда бывает возможно, потому что на его пути перед опухолью, как правило, расположен какой-то жизненно важный центр в структуре головного мозга.
А что это за корпус "горячих коек"?
Владимир Уйба: Корпус так называемых горячих коек ОРНТ - отделение радионуклидной терапии. ОРНТ - это когда лечение происходит радиоактивным препаратом, например, йодом (при раке щитовидной железы), который человек выпивает, либо человеку ставят его в виде стержней, это уже метод брахиотерапии (при раке предстательной железы в нее вводится более ста микростержней, пропитанных радиоактивным веществом).
В этот момент человек сам становится источником радиоактивного излучения и опасным для окружающих. Радиоактивным становится все, что он выдыхает, его физиологические экскременты, и он сам как объект в период полураспада радиоактивного препарата радиационно опасен. Следовательно, он должен быть в изолированном помещении, "капсуле" с вакуумной вентиляцией, вакуумной канализацией, иначе будет радиоактивное загрязнение. Не каждый медицинский центр может позволить себе оборудовать такое помещение. У нас же такой корпус на 37 активных коек.
А потом? Для человека такое лечение не опасно?
Владимир Уйба: Нет, не опасно. В отделении радионуклидной терапии лечат только рак щитовидной железы. Например, радиоактивный йод полностью ею усваивается.
А после брахитерапии (вид радиотерапии) рака предстательной железы мужчина может стать папой. Хотя до недавнего времени считалось, что это невозможно, и он сохранит только эректильную функцию - об этом написано в мировой медицинской литературе.
Такие методы лечения в России применяются уже восемь лет. И недавно был случай, когда такое лечение было проведено мужчине 40 лет. И через три года его жена забеременела. Дело до развода дошло. Но когда ребенок родился, анализ ДНК показал, что он действительно является отцом малыша. Ученые начали изучать этот случай, и оказалось, что через три года сперматогенез восстанавливается полностью.
Поликлиника приехала!
Давайте поговорим об еще одном направлении работы ФМБА - мобильных госпиталях. У меня есть ощущение, что стало больше происходить чрезвычайных ситуаций и потребность в них растет. Оно субъективное или действительно так?
Владимир Уйба: На самом деле, мобильные госпитали работают не только во время ЧС. Действительно, они задействуются во время всех катастроф, и природных и техногенных - наводнений, пожаров, военных конфликтов и так далее.
Но основное их предназначение в другом. Ежегодно они выезжают в труднодоступные населенные пункты страны и проводят там полномасштабную диспансеризацию. В прошлом году, к примеру, они проехали десять регионов, включая дальневосточные. В отдаленные села приезжают сразу 40 разных специалистов со специальным оборудованием - аппаратами ЭКГ, УЗИ, маммографом, флюорографом, рентген-аппаратом, смотровым креслом для женщин.
Это выездная хорошо оснащенная поликлиника. Как правило, в одном регионе в ходе такой диспансеризации находится 200-300 впервые выявленных патологий, а значит, и спасенных жизней. Как правило, выявляются те же болезни, что и у остальных жителей страны - сердечно-сосудистые патологии, онкология, травмы. Чаще всего медицинская помощь нужна людям старшего возраста и детям.
Вы отслеживаете их судьбу?
Владимир Уйба: Конечно. Мы ведем регистр пациентов, передаем их на лечение в региональные медицинские центры, некоторых - сразу в федеральные медицинские центры ФМБА. Они есть в каждом федеральном округе.
Может, лучше организовать регулярную медпомощь вместо того, чтобы каждый раз направлять мобильные госпитали ? А то лотерея получается - приедет - не приедет, чтобы у человека болезнь выявить...
Владимир Уйба: Программа мобильной диспансеризации началась в регионах два года назад. И на протяжении этого времени регионы постепенно оснащаются своими мобильными госпиталями, чтобы регулярно обследовать сельское население.
Мы сейчас закрываем прорехи там, где совсем тяжело, там, где такие бригады еще не сформированы. После того как их сформируют, мы будем выезжать на подведомственные территории и ЧС.
Плюс у нас есть международные задачи. Мы проводим диспансеризацию населения в Южной Осетии, Абхазии, в будущем, возможно, будем проводить диспансеризацию беженцев в Сирии, которые возвращаются на свои места проживания.
Проверено: все чисто
У вас есть такое направление работы, как оказание специализированной научно-клинической помощи. Можете привести пример?
Владимир Уйба: Да, мы оказываем научно-клиническую помощь, связанную с всевозможными факторами радиационного, химического, токсического поражения.
Осенью прошлого года был случай в Армянске. Там население начало массово болеть. Появились аллергии, носовые кровотечения, экземы. Глава Крыма Сергей Аксёнов забил тревогу и вызвал нас как экспертов. Представители Санкт-Петербургского института гигиены ФМБА выехали на место, взяли пробы воды, земли, провели анализ, выявили причину проблемы и разработали программу по устранению последствий.
Оказалось, что в "советские времена" там было предприятие, которое занималось выпуском химических реактивов. Оно использовало кислоты и их производные. Все отходы предприятия сливались в специальный огромный затон, который потом заполнялся водой. Все донные отложения были под водой, она их не пропускала.
После того как Украина перекрыла Северо-Крымский канал, вода перестала поступать, уровень воды снизился до критического и обнажилось дно. Потом наступило несколько жарких периодов, и донные отложения начали подниматься в воздух, в том числе - хлористый водород, который вызывает острые и хронические поражения кожных покровов и дыхательных путей. Итог - массовая заболеваемость жителей. Сейчас ситуация нормализована.
Часто ли в регионах происходят подобные ЧП?
Владимир Уйба: Нет. Эта история - скорее исключение. Есть локальные предприятия, которые в свое время радиационно "фонили". Например, "Маяк" в Челябинской области в 1957 году. В то время пострадали люди, которые проживали поблизости, там была повышенная онкозаболеваемость. Мы до сих пор наблюдаем за людьми, которые там живут. Сейчас родилось уже третье поколение. И там нет рисков на повышенную онкологическую заболеваемость.
То есть сейчас в стране нет потенциально опасных мест, способных вызвать у людей, скажем, онкологию?
Владимир Уйба: Да.
А что с Байконуром?
Владимир Уйба: Байконур - очень хорошо контролируемая и чистая территория. Мы за последние несколько лет провели обследование 25 тысяч проживающих там представителей местного населения, в том числе - в местах падения ракет. И не выявили ни одного случая онкологии или токсического поражения органов, связанного с деятельностью космодрома Байконур. И в соседнем российском Алтае - такая же картина. Там безопасно.
С кровью в стране сегодня нет проблем? Служба крови - это ведь тоже ваша епархия?
Владимир Уйба: С обеспечением кровью и ее производными проблем нет. За десять лет служба крови претерпела очень серьезные изменения: техническое переоснащение, система информатизации, отношение общества к донорству.
Сейчас ситуация устойчиво хорошая, но стоять на месте нельзя. Мы подготовили вторую серию модернизации служб крови - возведение модульных зданий, там, где помещения неспециализированные, обновление оборудования.
Это потребует больших затрат, но это нужно делать обязательно, чтоб процесс был безопасным. У нас сейчас хороший уровень заготовки крови. И его надо поддерживать, продолжать обеспечивать безопасность. Очень важно для дальнейшего развития службы крови России поэтапная централизация на федеральном уровне всех ее учреждений в субъектах Российской Федерации. Этим мы тоже планомерно занимаемся.
Говорят, у ваших организаций самый большой запас доноров костного мозга?
Владимир Уйба: Да. Мы этим вопросом занимаемся уже около 40 лет, когда в 1978 году в нашем НИИ гематологии и трансфузиологии в Санкт-Петербурге был создан центр иммунологического типирования тканей и такие же лаборатории при станциях переливания крови.
Сейчас профильные организации ФМБА России имеют самый большой в стране регистр типированных доноров костного мозга - 36 тысяч человек. Мы плотно взаимодействуем с другими регистрами, с объединенной информационной базой, с общественными и благотворительными организациями.
Совместная работа в этом направлении повышает эффективность, формирует в обществе позитивное отношение к донорству. Мы являемся экспертами в этой области. В нашем институте гематологии и переливания крови в Кирове есть Центр заготовки донорских гемопоэтических стволовых клеток (ГСК), и мы уже обеспечили 100 донаций для российских пациентов. По сути, успешно решаются все вопросы в данной сфере ответственности ФМБА России, и мы готовы транслировать свой опыт на другие учреждения Службы крови, позиционирующие себя в качестве донорских регистров.