Что заложено в названии "Город, написанный по памяти"? И почему это "роман - расследование"?
Елена Чижова: Это погружение в память, я восстанавливаю историю своей семьи на протяжении ХХ века. Петербург становится городом памяти - личной, семейной, исторической.
Это не все, что я знаю о Петербурге и Ленинграде, более того, это не то, что я знаю о своем родном городе. Это то, что я о нем всегда помню, что с самого раннего детства медленно входило в мою память - из рассказов прабабушки, которая родилась в 1885 году, из их с мамой разговоров. Они пили чай и разговаривали о довоенном времени, о блокаде, эвакуации, но не прямо, а полунамеками, думая, что я ничего не понимаю. На фоне этих тихих и горьких разговоров прошло мое детство. Мои родные не предпринимали никаких специальных усилий, чтобы воспитать во мне уважение к блокадной памяти. Просто они передали мне свою память, травмированную, спрятанную так глубоко, что я даже удивляюсь тому, что мне удалось что-то понять.
Этот роман я писала больше двух лет, но и потом, позже, дорабатывала. Мне и теперь время от времени приходят какие-то важные мысли. Если будет переиздание, постараюсь их включить. Бездонная для меня тема - и ленинградская, и семейная, и петербургская. То, в чем я и все мы, петербуржцы, существуем, помимо всех других тем.
Как выбирали художника?
Елена Чижова: Я очень благодарна издательству АСТ, редакции Елены Шубиной за прекрасно изданную книгу. Фото на обложке попало в какой-то нерв. Насколько я знаю, художнику-оформителю пришлось перебрать множество фотографий, пока он совершенно случайно не нашел сайт немецкого фотографа, снимавшего наш город в 1970-е годы. Кроме того, в книгу вошли фотографии из нашего семейного архива, на которых я строю повествование. Это не просто иллюстрации, а неотъемлемая часть моего расследования.
То есть книга построена на воспоминаниях членов вашей семьи?
Елена Чижова: Несколько лет назад, когда моя мама тяжело заболела, я вдруг осознала, что с нею вместе уходит прошлое: моей семьи, города, страны. К счастью, мама выздоровела, но я уже не могла отрешиться от этой мысли. Я взяла диктофон и стала записывать все, что она может рассказать. Мне повезло, что у мамы прекрасная память. Так мы и проговорили целое лето. Про жизнь, про город, про умерших и погибших родных. И неожиданно для нас обеих поняли, что это не просто семейная история, а стратегия выживания одной, в данном случае, нашей семьи. История становления "городского сознания", главные свойства которого самостояние и противостояние.
Иначе и быть не могло. Ведь на протяжении прошедшего века город был полностью опустошен несколько раз. Мои родные были свидетелями этих опустошений. Моя прабабушка рассказывала мне, как в 1918 году, пережив революционное время в Петрограде, бежала с новорожденной дочерью на руках в Тверскую губернию. То время я вижу ее глазами. Знаете, я даже знаю, сколько до революции стоило, например, масло, сколько хлеб. Даже корова - в деревне. Все цены моя прабабушка держала в голове.
Вы петербурженка в каком поколении?
Елена Чижова: В четвертом. Моя прабабушка переехала в Петербург в самом начале ХХ века. Мне было интересно понять, каким образом они постепенно превращались в горожан. Горожане - это не место жительства, а особое мировоззрение. С одной стороны, отрыв от деревенских архаических корней, с другой - выбор собственной жизненной стратегии.
Как вашей семьи коснулись война, блокада?
Елена Чижова: Мой дед погиб на Ленинградском фронте 27 января 1944 года. В самый день снятия блокады. Маме было десять лет, когда началась война. Первую страшную зиму она пережила в Ленинграде. В августе 1942-го они уехали в эвакуацию на Урал. Обратно вернулись в 1946-м. Самое сильное мамино впечатление, оставшееся в памяти с того времени: все вокруг разговаривают "по-ленинградски". На Урале другой, не ленинградский, язык. Мама помнит, какое это было счастье - вновь обрести свой город. А потом началась тяжелая жизнь. После седьмого класса ей, круглой отличнице, пришлось уйти в вечернюю школу. И работать. Иначе им было не прожить.
Листая книгу, увидела, что вы пишете о петербургском тексте.
Елена Чижова: Да, у меня есть об этом глава.
И вот что еще вспомнилось. За всю мою школьную жизнь я только однажды получила двойку за сочинение. Кажется, в седьмом классе. Тема сочинения: "За что я люблю мой родной город". Внизу, под оценкой, было написано красными чернилами: "Тема не раскрыта, нет описания промышленности Ленинграда". Я страшно обиделась - при чем тут промышленность, разве за нее я люблю свой город? Но потом поняла, что учитель был прав. О Ленинграде я писала так, словно рисовала красивые картинки, как на открытках: вот Нева, вот Петропавловская крепость - глазами праздного туриста, которому нет дела до истории города, его трагической судьбы. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что город - это текст, объединяющий петербургскую и ленинградскую память. Что это не только литературная традиция, но и история, судьбы людей. Этот город нельзя понять, не учитывая опыта ХХ века. Да, конечно, Петербург - самый мистический город России. Однажды мне даже задали вопрос: "Можно ли встретить здесь отдельно гуляющий Нос?". Но для меня Петербург - самый трагический город Советского Союза и России. Это другая мистика, другая судьба.
Каким периодом заканчиваете книгу?
Елена Чижова: Моей смертью.
Смело! Неужели не страшно?
Елена Чижова: Страшно, опасно - это, прошу прощения, язычество. Есть художественная логика текста. Хочу я этого или не хочу, текст - живое существо. И если я начинаю со слов: "Город, где я встретила смерть, назывался Ленинград", - эти слова должны иметь завершение.
Роман "просится" на театральную сцену, как "Время женщин" (поставили и собираются ставить в нескольких театрах)? Может, кинематографичен?
Елена Чижова: Не знаю. Не уверена. В любом случае, для этого потребуется какой-то особый театральный или кинематографический язык.
На какого читателя вы рассчитываете?
Елена Чижова: Никогда не знаю, для кого я пишу. Но если представить себе идеального читателя... Это не только петербуржцы, а все, кого тревожит "тема памяти". Кто думает о том, как складывается наша общая - семейная, историческая - память.
Самое удивительное для меня - изумление в маминых глазах, когда, рассказывая о своей жизни, мама вдруг поняла, осознала страшную логику ХХ века. Словно увидела жернова, размоловшие нашу семью. И тогда она открыла мне тайну, которую хранили несколько поколений.
Мама счастлива, что появилась книга. Раньше она говорила: "У нас была самая обыкновенная жизнь. Как у всех. О чем ты будешь писать?". А я отвечала, что в Ленинграде-Петербурге даже "самая обыкновенная жизнь" все равно особенная.