Лучшей - хотя бы потому, что Рафаэль Боб-Уоксберг (и все прочие, кто принимал в создании шоу непрерывное участие) сумел найти безупречную - ранее доступную лишь богопоцелованным сценаристам-гениям вроде братьев Коэн - сцепку между двумя фундаментальными составляющими жанра. Смешной и намеренно глуповатой легкомысленностью формы с одной стороны - и глубиной экзистенциального погружения с другой.
Фирменную формулу BoJack Horseman, в принципе, продемонстрировал на самом старте - в далёком 2014-м. Однако его уникальной особенностью оказалось перманентное развитие от сезона к сезону - как стилистически-постановочное (благодаря чему из отдельных фрагментов многосерийного шоу получились полноценные, разные по настроению шедевры-короткометражки), так и стилистическими категориями не ограниченное.
Не будем, впрочем, ходить вокруг да около, умничая. Ведь - пускай даже это снова прозвучит пошловато-сентиментально - антропоморфный жеребец со товарищи успели стать нам по-настоящему родными. Двухмерными и схематично отрисованными снаружи - зато настолько сложными и, опять же, настоящими внутри, что не сопереживать каждому, будто самому себе, параллельно порицая их за слабости (слишком уж узнаваемые) и тут же слабости прощая, было нереально.
Такого рода психотерапия - построенная на опосредованности эзопова языка - всегда являлась общим местом, несущей конструкцией шоу; её же итоговым сеансом всё вполне логично и завершилось. Шестой сезон неслучайно разделён на две половины. Первая служит чем-то типа спокойной (обманчиво, конечно же) интерлюдии - с переключением фокуса то на постигающую азы материнства Принцессу Каролин, то на раздавленную жестокой депрессией Диану, то на якобы оптимистичного, нелепого, инфантильно-простодырого Тодда...
И постепенно подводит титульного героя к финишному рывку: необходимости выбирать окончательное место в судьбе друзей - роль либо терпеливого ангела-хранителя, либо циничного оппортуниста. Чётко определиться с собственным "я" без пространства для обманного маневра, трусливых отступлений в пространную рефлексию - и без иллюзорных "начинаний с чистого листа", априори недоступных протагонисту с целой свитой беспощадных призраков прошлого.
Один их них, кстати, постоянно преследует несчастного иппокефала отражением звёздного купола планетария в любой стекляшке: очевидный до примитивности рефрен именно здесь вдруг срабатывает на поражение. Равно как срабатывает, например, односложный надрыв монологов - едва ли способных хоть на толику своего щемящего эффекта вне контекста. Или нахально постмодернистский тон ряда сценок, в которых грубый нигилистический абсурд удивительным образом подчёркивает силу эмпатии.
В подобных парадоксах - весь "БоДжек" как сатирический "роман воспитания" и весь БоДжек как протагонист. Списанный в тираж, склонный к саморазрушению экс-баловень Голливуда, одержимый сизифовыми поисками личностной гармонии и некой сермяжной правды на голливудских же холмах. То есть там, где вместо реального мира - лишь аляпистая реконструкция реконструкции, и, казалось бы, даже случайные остатки неподдельности уничтожены вульгарными банальностями, но за вездесущими кулисами и пёстрыми нарядами всё-таки небезнадёжно теплятся слабые огоньки искренности.
На их-то неизбывность - отвлёкшись от цитирования поп-культурных вех, троллинга феминисток, леволиберальной болтологии, диктата "универсальных схем" - призывает ориентироваться последний аккорд сериала. Точка настолько дзен-буддийская по сути, что её довольно сложно назвать хэппи-эндом, - и в то же время, наверное, единственно правильная на исходе долгих мытарств. Порою полезных для примирения с истинным собой. Конём ли, человеком ли - неважно.