Сейчас курсов нет. Как нет и Зои Васильевны, прожившей долгую, нелегкую, интереснейшую жизнь и скончавшуюся в 2009 году в возрасте 88 лет. Но Зарубину помнят все, кто хоть когда-либо ее видел, слушал ее лекции на прекрасном английском, так отличавшемся от нашего инязовского. Она была одновременно строга и доброжелательна, в ней угадывалась уверенность, которую она непонятным образом внушала и нам, молодняку, мечтавшему о профессии переводчика. Смотря на нее, я прямо-таки ощущал: старайся, бейся, и ты обязательно добьешься.
Но проглядывало в этой женщине и нечто не наше, не присущее преподавателям сугубо взвешенных 1970-х. В те сугубо застойно-дисциплинированные годы, да еще в таком "выездном" вузе, болтали и сплетничали мало. Да и почти все понимали, что среди преподавателей иностранного попадаются и те, кто "перешел в тичеры" из разведки.
Иногда проскальзывало нечто необычное и о Зое Васильевне Зарубиной. Конечно, никто тогда и не догадывался, слыхом не слыхивал, что ее родной отец Василий Михайлович Зарубин - генерал-майор, был резидентом разведки в нескольких странах, включая Соединенные Штаты, а мать Ольга Георгиевна - до развода - прикрывала отца. Зою брали с собой в разные страны, и она невольно видела, училась. Не могла тут не сказываться упрямая генетика.
И весь этот опыт не мог не превратить Зарубину в необычную для нас по тем временам европейскую женщину. Может, и мы невольно тянулись за ней, побывавшей за "железным занавесом" и молодым студентам дорогу туда прокладывающую.
Она передавала свой опыт разведчицы-переводчицы некоторым талантливым молодым людям. Читала спецкурс для узкого круга тех, кто мог бы, пройдя отбор, последовать по ее стопам. Некоторым удалось.
Жаль, что на инязе мое знакомство с Зарубиной и завершилось. Очень хотелось на ооновские курсы. Однако жизнь моя складывалась по-иному. Нельзя было тратить годы на совершенствование. Родители вышли на пенсию, болели, и я уехал переводчиком в иранское зарубежье на заработки. Хотя разговоры о поступлении "к Зарубиной" велись. Отец ее знал по Нюрнбергу, где молоденькая Зоя переводила на важнейшем в истории международном процессе. Вспоминал, что на редких вечерах, устраиваемых советской делегацией, Зоя Зарубина прекрасно танцевала. На стене у нас среди разных картин и картиночек висел карандашный набросок художника Жукова, запечатлевшего многих участников того процесса. Отец танцевал с молодой женщиной, а моя мама, не без оснований папу ревновавшая, была почему-то уверена, что это та самая красавица. Жаль, но когда я уехал на несколько лет из дома, рисунок бесследно исчез.
Удивительно, но оказалось, что уже после института я был хорошо знаком с дочкой Зарубиной - Таней Козловой. Мы вместе подрабатывали переводчиками в наиболее "выездном" учреждении той страны - Спорткомитете СССР. Несколько раз выезжали с Татьяной в загранку, у нас были общие друзья. Но никогда, ни разу (опять генетика?) Таня не рассказывала мне, что она дочь Зарубиной, а отчим ее - знаменитый генерал Леонид Эйтингон, один из главных участников покушения на Троцкого, до и после войны разработавший и осуществивший тончайшие операции советской разведки. И попавший в тюрьму после развенчания Берии. Таня даже издала книгу с его письмами оттуда. Эйтингона, понятно, реабилитировали.
В разведку с отчимом
Быть может, именно с отчимом в совсем юном семилетнем возрасте она выполнила свое первое и очень серьезное задание. Эйтингон служил в Китае, когда в 1927-м на наше консульство напали местные и совсем не миролюбивые жители. Всех согнали в одно помещение. И Эйтингон, работавший под дипломатической крышей, тихонечко шепнул падчерице: попробуй пробраться в квартиру и вынести спрятанный там сверток. Зоя тихо-тихо выскользнула из столовой, добралась до квартиры в консульстве, где все было перевернуто китайцами вверх дном. Быстро отыскала оставшийся незамеченным сверток. И, спокойно пройдя мимо бдительных охранников с раскосыми глазами, отдала его Эйтингону. С пистолетом, завернутым в тряпье, семье стало спокойнее.
В принципе ничего необычного в том поступке не было. Разведчики всех стран и народов используют детей для прикрытия. Герои моих книг о разведке рассказывали, как помогали им малыши. Все-таки на людей с детишками или с колясками невольно и повсюду смотрят если не с умилением, то с определенной долей уважения. Потеря бдительности у контрразведки вполне объяснима. Некоторые, трудившиеся "под крышей" посольства или торгпредства, признавались, что частенько перевозили, передавали секретные документы, спрятав их в пеленки или в коляску. И это ни разу не давало осечки.
Спортсменка, переводчица, разведчица
Росла Зоя спортивной. Понятно, тренировалась в "Юном динамовце". Предпочитала легкую атлетику, отлично бегала.
Училась хорошо и поступила в престижнейший до войны ИФЛИ - институт философии, литературы и искусства имени Чернышевского, в 1941-м закрытый. Некий прообраз сегодняшнего МГИМО давал блестящее образование. К тому же английский она учила с детства: в Китае ходила в американскую школу, так что русский акцент был сразу отброшен.
А настала война, и после двух курсов ИФЛИ Зарубина твердо решила: только на фронт. Не пропустили кадровики - такими ценными кадрами разбрасываться нельзя. Она и до ИФЛИ мечтала о разведке. Но в семье отговорили: и так у нас слишком много разведчиков. Теперь же путь туда, а куда же еще, с английским, французским и немецким был открыт.
Хозяйка из Тегерана-1943
Некоторые знающие люди убеждали меня, что на Тегеранской конференции ее не было. Слишком маленькой была тогда дочка Таня, как ее оставить. Но еще более знающие по моей просьбе заглянули в личное дело: точно была, но давайте без подробностей.
Миловидный лейтенант госбезопасности (кто б тогда это знал) Зоя Зарубина осуществляла связь между делегациями СССР, США и Великобритании. Общалась с британским премьером Черчиллем и главным образом с президентом США Рузвельтом, жившим в советском посольстве. Американцы считали ее некой хостессой, хозяйкой.
Переводами деятельность хозяйки, без лингвистических услуг которой англосаксам было не обойтись, никак не ограничивалась. Таковы уж законы сознательно выбранного профессионального жанра. Зарубина принесла пользу, что отмечено (и совсем недавно подтверждено) в ее послужном списке.
Приблизительно те же функции она выполняла на конференциях в Ялте, Потсдаме, на Нюрнбергском процессе. Правда, в Нюрнберге некоторые уже знали, что Зоя переводит в основном документы, интересующие нашу разведку.
Схватка с немирным атомом
Но, конечно, Зоя Васильевна Зарубина занималась не только оперативной работой. А переводить-то кто будет? Вопрос встал ребром, когда из США, Великобритании и Канады потом пошли секретнейшие документы по атомной тематике, добытые разведкой.
Их переводу не обучали ни в каких академиях. И опытные технические переводчики приходили в отчаяние. Руководивший советским атомным проектом академик Курчатов, единственный, читавший все переводы, был недоволен. Почему ему на стол кладут галиматью? И Зарубина одной из первых, превозмогая раздражение, взялась за освоение неслыханной терминологии. Составила, так делают многие переводчики, свой собственный словарик. Побеседовала со специалистами рангом пониже курчатовского и хотя бы поняла, что и зачем.
Приходилось переводить на русский сотни и сотни страниц документов. Полагаю, Зоя догадывалась, что многие добытые в США шли через ее отца - резидента Василия Зарубина. От судьбы не уйдешь. Разведка должны была стать и стала семейным делом.
Но развернулась в СССР борьба с космополитизмом. В результате чистки из разведки ушла ее мачеха. В 1948-м отправили отдыхать родного отца. Затем пришел черед отчима: его посадили надолго. Зое Зарубиной, преподавательнице языка в МГБ, предложили отказаться от Эйтингона. Ну и что? Подумаешь, отчим. Альтернатива: уход с работы. И Зоя Васильевна, не колеблясь, ушла.
Как мы знаем, она все равно победила. Преподавала. После нескольких лет не выездного затворничества разрешили командировки за рубеж. Она создала свою языковую школу: организовала курсы переводчиков ООН.
...Вот что припомнилось мне в инязе. Зою Васильевну там помнят. И не только там.