Валерий Федоров, генеральный директор ВЦИОМ.
Эпидемия коронавируса влияет уже не только на общественное сознание, но и на поведение. Вопрос в том, что из приобретаемого опыта удержится, а что забудется как страшный сон. Эта развилка далеко не пройдена и с окончанием самоизоляции только начинается. Более того, если мир накроет новая волна вируса, как прогнозируют эпидемиологи, то устройство мира, привычки людей изменятся бесповоротно. И в этом смысле настроения людей в эпоху пандемии - лакмус того, как меняются сознание и поведение. Так среди страхов лидирует страх роста социальной несправедливости (57 процентов), угроза отмены бесплатных медицинских услуг (38 процентов), лишь потом - страх COVID-19 (33 процента). Далее - страх безработицы и сокращения доходов (26), опасение за здоровье (19), боязнь преступности (7) и роста цен (7). Люди приняли вызов, но угрозу безработицы пока не осознали.
Почему? Ведь в прежние кризисы это был страх №1?
Евгений Винокуров, главный экономист Евразийского фонда стабилизации и развития.
Один из парадоксов пандемии - впервые с 1998 года угроза социального кризиса важнее экономического. Прежде кризисы были финансовыми. Сейчас социальное измерение выходит на первый план, экономика впервые на втором. Чтобы избежать социального взрыва, придется создавать новую экономику - с другими ценностями и способами производства, транспортировки и распределения товаров, с другими принципами розничной торговли. Как? Мой прогноз: все будет зависеть от динамики развития коронавируса, включая его возможную вторую вспышку или локальные проявления осенью-зимой. От этого зависит диапазон экономического прогноза. С учетом повторения коронавируса роста мировой экономики не ожидается, и сохраняется шанс выхода в ноль и ниже. Нулевой рост мировой экономики - это беспрецедентно и тем страшно. В России ожидается падение экономики от нуля и до минус 3-х. Восстановление будет медленным из-за социального аспекта - роста безработицы.
Кому больше всех грозит потеря работы, и есть шансы смягчить удар?
Под ударом - сфера общественного питания, фитнес, отели, туристический бизнес. Менее востребованными станут сотрудники авиакомпаний. Цифровизация, которую ускорила самоизоляция, ведет к тому, что под угрозой увольнения оказались офис-менеджеры, фармацевты, риелторы, юрисконсульты, репетиторы, переводчики, полиграфисты и даже IT-спецы. Спрос на их услуги падает. Для восстановления спроса нужны колоссальные стимулы - монетарные и бюджетные. Печатный станок включен в три смены - это в мире. Россия этого себе позволить не может. ЦБ принял решение оставить ставку, теперь ее снизил, - это послабление в сторону экономики. В прежние кризисы ставка взлетала. Расширена программа рефинансирования малого и среднего бизнеса, но тут вновь включается социальное измерение - бизнес и потребители закредитованы. У 77 процентов граждан нет финансовой подушки безопасности. Мой позитивный прогноз: спасет помощь родных и друзей - в России это самая надежная подушка безопасности, но она все чаще дает сбои. Отсюда негативный прогноз - опять кредит с последующим ростом неплатежей по ним.
Александр Рар (Германия), политолог, руководитель проектов Германо-российского форума.
У нас тоже двойной кризис - коронавирус и рецессия. С рецессией просматривается пусть непростое и долгое, но решение - возврата производства из Китая в Германию. Поток экспорта синтетических сари в Индию и пластмассового ширпотреба в Африку, который подрывает экономику этих стран, а заодно и загрязняет окружающую среду, похоже, прервется. Германия задумалась о том, что ради сохранения рабочих мест производство, пусть дорогое, надо возвращать домой. С таким подходом появляются новые возможности для местных ремесленных сообществ - и Африки, и Индии, и Германии. Еще более значимое последствие такого решения - создание новой системы трудовых отношений - более социальной.
А вот с коронавирусом сознания, у нас, похоже, проблемы. 95 процентов немцев одобряют ограничение прав и свобод в связи с эпидемией, кстати, за это одобрение еще вчера ЕС и немцы критиковали Китай и Россию. 79 процентов немцев высказываются за сильное государство. Вообще, зов по сильному государству - люди добровольно соглашаются на контроль в будущем - новая тенденция общественного сознания.
Игорь Задорин, глава исследовательской группы "ЦИРКОН".
Один из феноменов явления COVID-19 - страх имеет гораздо большее распространение, чем вирусная пандемия. Так происходит потому, что коронавирус и пандемия страха, согласен с Раром, - это двойное явление. К самому заболеванию незримо примыкает кампания устрашения, развернутая во многих странах. Она порождена силами, заинтересованными в нагнетании страха и психологической включенности общества в эпидемическую повестку. Главный риск роста страха - меняются ценностные установки личности. Раньше, по данным "ЦИРКОН", 60 процентов россиян говорили о том, что их жизнь зависит не от внешних обстоятельств, а от них самих. Раньше 77 процентов в вопросах безопасности надеялись на себя. Теперь есть риск снижения веры в себя.
К риску снижения веры в себя примыкает второй риск - издержек цифровизации. Через "удаленку" самоизоляция ускоренными темпами внедряет высокие технологии. Между тем есть развилка - куда пойдет цифровизация? В сторону того, что цифровые платформы позволят людям коммуницировать друг с другом более интенсивно, создавая деятельные сообщества? Или "цифра" ведет к уберизации человека, когда он станет просто придатком технологической платформы при миминизации коммуникации человека с человеком. Как я вижу, оптимизация затрат ведет к преобладанию второго пути. Он меняет структуру общества - обособляет индивидуализированную личность. Автономность продвинутого пользователя связана с коммуникационными платформами, а не с живым общением. Эта развилка, на мой взгляд, критична и недооцениваема.
Но для людей, сидящих дома, интернет - окно в мир. Что нужно делать, чтобы он оставался инструментом, а не новым центром власти?
Глеб Кузнецов, директор Экспертного института социальных исследований (ЭИСИ).
Пока дрейф идет в сторону власти Сети. Одна из опасных тенденций самоизоляции - управление настроением общества через интернет. Причем не напрямую, а так, будто ты сам приходишь к решению. На медиаплатформах множатся якобы рекомендации, которые попробуй не выполни: "Заразишься!" Люди обязаны во имя инстинкта самосохранения понимать, что у навязываемых стандартов потребления и поведения есть бизнес-модель мышления. Кто извлекает выгоду из самоизоляции? Кому выгодно дистанционное образование, способное разрушить классическое - столп современного мышления? Кому выгодна доставка еды и одежды или производство тех же масок? Я уже не говорю о праве производства вакцины от COVID-19 - нехилого "куска" фармацевтических сверхприбылей… У самоизоляции как инструмента управления есть еще коммерческие интересы, а мир ведет себя так, будто придет новая Грета Тумберг и экологизирует мораль. Но намечается виртуальная разорванность - те, кому мы привыкли доверять, говорят одно, а те, кому надо подчиняться, - другое.
Что могут государство и гражданское общество сделать, чтобы избежать раскола через Сеть и тем более утилизации человека под предлогом оптимизации затрат?
Глеб Кузнецов, директор Экспертного института социальных исследований (ЭИСИ).
Когда история с коронавирусом будет отыграна, я вижу как ключевую проблему, - четко поляризованный нарратив госслужбы и частного бизнеса. Бизнес требует помощи и не может платить налоги, государство убеждает, что это неизбежно - налоги кормят госслужбу, медиков и полицейских - всех тех, кто занят на фронте войны с вирусом. Этот раскол - один из ключевых общественных расколов постсамоизоляции. Его развилка: как решать проблему сжатия ресурсов развития - для человека или за счет человека? Если хотите, это развилка Моисея - по каким минным полям "короны" водить народ, чтобы спастись? Рар в этом смысле четко подметил мировую тенденцию: "Зов по сильному государству". Однако на практике этот зов слабеет: видно же, что государство может контролировать уже не только через полицию, но и через смартфон, а что взамен - опять долг? Взамен нужна новая эффективность сильного государства, эффективность языка мобильного управления, а их пока нет ни в США, ни в ФРГ, ни в России. Они в муках рождаются. В том числе через соблазн "закручивания гаек", в то время как люди хотят не сильного, а эффективного государства, а вместо силы - психотерапии страха, а государство занимается мобилизацией, что способствует росту тревоги.
Игорь Задорин, глава исследовательской группы "ЦИРКОН".
Соглашусь с Кузнецовым. Из-за того, что часто государство действует стереотипно, растет часть общества, которая относится к самоизоляции не как к необходимости, а как к кампании по нарушению прав и свобод. Это еще одна развилка: в каких долях гражданское общество будет делиться на тех, кто принимает самоизоляцию как неизбежность или как нарушение прав и свобод? Например, ограничение доступа к QR-кодам, дающим право на свободу перемещения. Чем не элемент борьбы за права человека? Думаю, тут есть риск расбалансировки гражданского общества, который мы обязаны учитывать. Есть риск потери доверия как к государственным органам управления, так и к соседу по улице. Вспомните сутолоку в московском метро в день введения QR-кодов, сутолоку, созданную полицией, которая говорила о необходимости соблюдения социальной дистанции. Другой штрих: человек привыкает к социальной дистанции, а она в совокупности с насаждаемыми страхами, снижает доверие к людям.
Что бы вы посоветовали людям - как справляться с тревогой и недоверием?
Евгений Винокуров, главный экономист Евразийского фонда стабилизации и развития.
Для начала не грузить себя философией, не ковырять болячки души, а сосредоточиться на посткоронавирусных делах. Например, когда появится финансовая возможность - обновить компьютерную технику и гаджеты. Но не с учетом пафоса, а прагматично: дистанционная работа и роль интернет-ресурсов рванули вперед и будут расти. При этом надо экономить, это позволяют высокие технологии, если не гнаться за последними моделями. Тут надо отдать должное короновирусу - он поставил на карантин потребление. Стремление к сверхпотребелению, особенно эгалитарных слоев общества, никуда не делось, но замедлился его темп. Потребление современного человека состоит из двух категорий: витального - того, что обеспечивает жизнедеятельность, и статусного, того, что воспроизводят элиты. Те же путешествия восстанавливают здоровье и силы, но одно дело активный туризм, другое - отдых на яхте. Когда человек сидит дома, идет переоценка: чтобы дойти до ближайшего магазина он наденет затертые кроссовки, а не туфли за 500 евро. И машина у него, какая разница - "Мерседес" или "Лада", стоит за углом без дела. Впрочем, престижное потребление восстановится, но есть резоны и отвыкание. Люди учатся работать дистанционно не с Гоа или Таиланда, а из дома. Это новая норма, которая снижает статус не только образа жизни рантье, но сверх потребления. Так вынужденно учимся меньше потреблять, в том числе и информации. Понимаем: придется урезать объем своего имущества, меньше тратить, больше обходиться тем, что есть.
Валерий Федоров, генеральный директор ВЦИОМ.
Вот тут я пессимист с осторожной верой в эволюцию. Вспомните, как в разгар эпидемии футболисты-миллионеры требовали повышения зарплат, рантье уезжали в Куршевель или Майами. Чего только стоит поездка в Испанию главного инфекциониста Ставрополья, заразившего коронавирусом до 11 человек. И это проблема не только элит. Ощущение, что смерть ловит кого-то другого, а не тебя, норма для относительно сытого общества. У элиты, разбалованной деньгами, есть убеждение, что она избрана Богом и может не соблюдать правила, которые установлены для "плебса". Это ее негласное убеждение. Много случаев заболевания представителей этой прослойки, думаю, привели ее в чувство, но скоро все вернется на круги своя: элита всегда будет вести себя иначе, это ее атрибут, выражающийся в демонстративном потреблении. В странах, где элита состоит из "старых денег", она более цивилизованна. У нас страна "новых денег", нуворишей. Нашим деньгам еще надо "постареть".
Что будет завтра
Глеб Кузнецов, директор Экспертного института социальных исследований (ЭИСИ):
Все устали от самоизоляции, все фантазируют о будущем, но боятся планировать жизнь, поэтому пока получается как в фильме "Москва слезам не верит". Помните, там один из героев говорил, что в будущем не будет ничего, кроме телевидения? Сейчас это звучит так: "Мы идем в "цифру". А "цифра" - это землю будут пахать роботы, у станка и в офисах будут стоять роботизированные линии-системы… В общем, люди, готовьтесь к тому, что после самоизоляции вы никому не нужны. Воздух, мягко говоря, эти фантазии не озонирует. Они рождают неуверенность и разобщенность. Это психотерапевтическая проблема для государства. Людям надо объяснять: "Люди, вы нужны были раньше, нужны сейчас, нужны завтра, нужны всегда".
А вал воспоминаний о будущем коммерчески заинтересованных людей, мол, мы искусственным интеллектом облагодетельствуем человечество, а потом его балласт сам уйдет на свалку истории - это сладкая ложь. Тяжелая правда: новый мир после эпидемии - это мир, в котором доверия станет меньше, больше разорения, бедности и разобщенности, если не беречь базовые ценности. Однако если общество будет агрессивно сопротивляться модернизации, то и счастливое цифровое будущее нас не ждет. Нужен баланс. Чувство меры как барометр. И тогда хорошая новость в том, что не будет ни цифровой демократии, ни цифровой диктатуры. Плохая новость, она же хорошая - будет тяжелая и заряжающая смыслами работа по восстановлению - доверия и уровня жизни.