"Зритель любил нас за "мелкотемье"
Игорь Федорович, что вас сегодня радует, а что считаете порочным?
Игорь Масленников: Возраст, в котором я сейчас оказался, довольно солидный и толкает меня на то, чтобы заняться старческим ворчанием. Что свойственно людям в этом периоде своего развития. Поэтому не ждите от меня оптимистических, положительных размышлений о происходящем вокруг нас, и в кинематографе в частности.
Мне кажется, что мы находимся сейчас в критической зоне перелома цивилизации. Уходит век Гутенберга, книжный век, век коллективных общений. Началась цифровая эпоха, совершенно загадочная, стремительная, скоропалительная. Самое главное - она атомизирует общество. Если раньше любое зрелище (то, чем я в основном занимался в жизни) требовало соборности, встречи, общения, общих переживаний, большого зала, огромного экрана, люди приходили в кинотеатр, ощущали себя в каком-то новом состоянии, переживали, плакали, смеялись, забывали о бытовых проблемах, - то сейчас все исчезло. Перешло в зону абсолютной индивидуализации. Люди разделены на отдельные ячейки, у каждого в руках цифровой прибор, по которому он на маленьком экране смотрит кино. Скажем, "Ваттерлоо" Сергея Бондарчука, грандиозное, невероятное зрелище, теперь можно посмотреть на экране телефона. Ну что это? И аудитория становится "диванной"…
На самом деле, кинематограф невероятно развился. Чуть ли не каждую неделю на большинстве телеканалов идут премьеры фильмов. Я называю это "кинематограф из жизни говорящих голов". Появилась новая аудитория, ее интересы изменились. Теперь зрителям предлагаются мистика, потусторонние явления, шпионаж, стрельба, разные извращения, гламур, показ полуголых тел и т.д. Это заполнило практически все экраны, причем заключено в специфическую драматургию, очень говорливую. Один из моих вгиковских учеников, который учился на режиссера, а стал продюсером, на мой вопрос: "Отчего телевизионное кино стало таким болтливым?", ответил: "Ну как же? Домохозяйка не может все время сидеть у телевизора, она отлучается на кухню, там у нее картошечка жарится… А ей надо быть в курсе происходящего на экране".
Что же стало с кино? Я 20 лет преподаю: 10 лет преподавал во ВГИКе, еще больше - в петербургском Институте кино и телевидения. С чего начинается разговор о режиссуре, о создании фильма? С морали. Надо прежде всего объяснить ученикам, что цель искусства - усовершенствование человека, его воспитание, пробуждение чувств - доброты, отзывчивости. Чем всегда - с античных времен - занималось искусство. Но сейчас самое главное - заработать деньги. Главным двигателем культуры стало "бабло". Недавно я с ужасом прочитал победоносную информацию о том, как группа наших старшеклассников, знатоков нынешней цифровой культуры, на каких-то соревнованиях выиграла 18 миллионов долларов. И это произносится с радостным криком, как счастье! А еще добавляют, что какой-то бизнесмен поставил на них - и выиграл 35 миллионов…
Я прожил большую жизнь и помню, как смолоду (и это касалось не только меня) мы стеснялись говорить о деньгах, считали неприличным задавать вопрос: "А сколько вы мне заплатите?" И я до сих пор этого стесняюсь. Например, мне просто неловко позвонить в Союз кинематографистов, который что-то перечисляет мне за показы фильмов, и поинтересоваться, получу или нет я какие-то деньги…
Кино стало наживным делом. В кинотеатрах репертуар специфический: сказки, спорт и военные приключения. Никаких переживаний простых нормальных людей, "мелкотемья", это осталось за скобками. А, между прочим, чем был знаменит "Ленфильм", который сейчас находится в трудном положении? "Мелкотемьем", жизнью простого человека занимались все наши лучшие режиссеры: Хейфиц, Авербах, Микаэлян, Мельников, Трегубович… И я - тоже. Именно за это нас любил зритель, именно поэтому наши картины так известны.
"Вишня на торте"
Чем наполнены ваши сегодняшние дни?
Игорь Масленников: В 2007 году я выпустил книжку "Бейкер-стрит на Петроградской". Написал о себе - как выпускник филфака случайно пришел в кино, постепенно переходил: из газеты - на телевидение, потом оказался на "Ленфильме", на Высших режиссерских курсах у Григория Козинцева. Я занимался многим: сценографией - в театре, режиссурой - театральной и телевизионной, преподавал редактуру телевидения в университете, писал сценарии. Кроме того, еще со школьных времен писал стихи, рисовал. Во мне до сих пор живет любовь к поэзии, более того - к старости из меня "поперли" стихи и меня все время тянет рисовать. Заканчивая свою кинематографическую деятельность, я взялся за перо. Стал много писать и рисовать. Чем хороша цифровая цивилизация? Вместо пишущей машинки у меня есть компьютер, на котором можно писать, а если ты подслеповат - увеличить шрифт и так далее. Я выпустил несколько книг и альбомов с рисунками, шаржами.
Издатели говорят, что "Бейкер-стрит…" прошла неплохо, распродана, можно читать книгу через интернет. Хотят переиздать. А я решил написать продолжение - про свою вторую половину жизни. И вот сейчас сочиняю книгу. Она почти готова, будет называться "Вишня на торте". Я анализирую в ней свои дневники. Всю жизнь вел ежегодники, полшкафа книжного забито ими. В этой книге слежу за тем, что происходит со страной. Об этом - в нашей с Владимиром Валуцким трилогии "Зимняя вишня".
Первая "Вишня" рассказывала о судьбе двух ленинградских инженеров, у которых случился "служебный роман". Это еще Советский Союз, "застой", брежневские времена. Половина женщин страны - матери-одиночки, а мужчины - слабовольные (как герой Виталия Соломина). Вторая картина - страна Горбачева, развал огромной советской империи. Наши герои пытаются выйти из положения… И наконец третья часть - время Ельцина, люди уезжали за границу. Одни герои "Вишни" уехали в Америку, другие - во Францию. Кстати, это отразилось и на моей биографии: именно в это время часть моих детей уехали в Америку, внучка - во Францию. Моя мечта - чтобы они все вернулись в Россию. Наша страна вошла в новую зону, новое время, надо, чтобы русские возвращались домой.
Я задумал четвертую "Вишню". Мой друг Валуцкий, к сожалению, ушел из жизни. Я написал сценарий сам. Но никому это не интересно. Писал письма: в Госкино, Фонд кино, на "Ленфильм", губернатору Петербурга, президенту России, председателю Союза кинематографистов… Всюду - ноль внимания. Наконец я состарился и предложил эту работу моим ученикам, талантливым ребятам - Коле Котяшу и Жене Черепанову, и они охотно взялись за дело. Более того, актеры, снимавшиеся в тех фильмах, согласны сниматься в продолжении бесплатно. Нас поддержали молодые продюсеры, посоветовав обратиться к краундфандингу, даже слоган придумали: "Народное кино станет по-настоящему народным".
Но ничего не получается. Мы попали в новую зону - все хотят выручки. Голливудские блокбастеры - это деньги. Наши мелодрамы не нужны. В очередной раз надо брать пример с китайцев. Они ограничили прокат американских картин. Это путь и нашего спасения.
Со студентами, вижу, не расстаетесь - дома их принимаете.
Игорь Масленников: Да, питерские ребята приходят. Регулярно приезжают ко мне мои московские ученики. Когда меня отвозят на машине в институт кино и телевидения - провожу мастер-классы.
Что особенно дорого вам в своей фильмографии, чем гордитесь?
Игорь Масленников: "Письма к Эльзе" (2002). Это моя атака на капитализм. История девочки, которая вышла замуж за бизнесмена, и что с ней произошло. Это единственная из моих картин - печальная, драматическая. Я люблю кино и литературу, в которых присутствуют отношения между мужчиной и женщиной, улыбка, насмешка, ирония.
Еще я снял картину "Тимур и его коммандос" (2004). Мальчик, который учится в Лондоне, сын бизнесмена, возвращается в Россию. И еще я обнаружил союзника в борьбе с капитализмом: драматург Островский, уже в середине 19 века он в штыки встретил надвигающуюся на Россию новую формацию. Три его основных антикапиталистических пьесы - "Волки и овцы", "Доходное место", "Свои люди - сочтемся". Я горжусь тем, что успел экранизировать их, сделал три фильма: "Русские деньги", "Взятки гладки", "Банкрот".
Коронавирус не обошел вас стороной?
Игорь Масленников: К сожалению, нет. И болел, и привился. Этим летом я лишился своей дорогой и любимой жены Наташи. Она покинула меня, подвела - все время просил ее: только после меня!..