The Cure сыграли почти три десятка хитов на Пикнике "Афиши"

И многое другое не случилось бы тоже. Ведь речь о The Cure - то есть о тех, чьё влияние на развитие рок-музыки последних лет так тридцати (от того же Цоя и "Агаты Кристи" с ранним "Наутилусом" до полчищ зарубежных инди-команд) сложно переоценить - равно как трудно переоценить любовь российской публики к самим британцам. Вот и на нынешний Пикник "Афиши" многие пришли под занавес, исключительно ради прикосновения к легенде. Или с совсем небольшим запасом, чтобы в условиях традиционного для "Пикника" абсолютно сухого закона "разогреться" хотя бы приблюзованными ритмами "гаражных" альтернативщиков Royal Blood.

Как бы то ни было, чем ближе становилась заявленная по расписанию половина девятого, тем меньше свободного места оставалось у большой сцены в фестивальной зоне Коломенского - и тем активнее люди заполняли ближайший к сцене холм, откуда открывался отличный вид ещё и на Москву-реку, и на затянутое тучами небо, которое в первой половине дня поливало дождём любителей русского рэпа. Впрочем, любоваться главным столичным водоёмом и беспокоиться о погоде долго не пришлось: Роберт Смит и компания стартовали точно по графику - со слегка лукавой улыбки бесконечно обаятельного 60-летнего фронтмена, моментально согревшей многотысячную толпу. И с прекрасно узнаваемых аккордов в идеально выстроенном звуке.

Сначала - Plaingsong. Сразу же за ней - Pictures of You: культовый альбом Disintegration, разменявший в этом году четвёртый десяток, пусть и не был сыгран целиком, всё же предсказуемо составил костяк программы с потрясающим сетлистом. 27 песен - даже больше, чем на двух предыдущих шоу в рамках текущего летнего тура. От звонка до звонка - незаметно пролетевшие два с половиной часа сплошных суперхитов из разных творческих периодов. Что, кстати, позволило The Cure наглядно продемонстрировать восторженным фанатам, насколько легко им даётся жонглирование стилями и настроениями - не говоря уже о многослойных аранжировках, и насколько гармонично у них получается всё это сочетать не только в студии, но и вживую.

Вот, например, Lovesong - трогательная, простая, понятная каждому - спетая с прямо-таки мальчишеской искренностью. Или - наоборот - декадентская Fascination Street: перевозбуждённый бас, нервное жужжание гитар, длиннющее сложное соло и надрыв в звонком голосе Смита, застывшего у микрофона в максимально напряжённой позе - будто не знающего, куда деваться. Спустя считанные минуты он по-стадионному энергично заводит аудиторию, предлагая подхватить припев громкой и размашистой Never Enough, - однако ещё чуть позже отчаянно погружается в Deep Green Sea. Потом вдруг наступает время расслабленных танцев под знаменитый радио-шлягер Just like Heaven - и так же естественно мажор сменяется минорной A Forest, тревожно-медитативной классикой готик-рока.

Плюс выход на бис - такой, что при определённом раскладе, в принципе, сошёл бы за полноценное отделение. Мрачная сказка-колыбельная Lullaby; нью-вейвовые The Walk и Why Can’t I Be You; чуть заезженная и всё-таки прекрасная Friday I’m in Love; обязательная The Catterpillar. А напоследок, само собой, Boys Don’t Cry - сигнальный флажок той доисторической эпохи, когда совсем ещё сырой пост-панк только-только оформлялся в независимое самостоятельное явление, предлагая рефлексирующей интеллигенции альтернативу пролетарской агрессии панка. Кто-то обратился к экзистенциальной философии и мистицизму Joy Division, иных привлекла едкая социально-политическая сатира Wire... The Cure же сделали ставку на сильные эмоции, чувственные томления и артистизм.

С тех пор вокруг Роберта Смита то и дело чередовались соавторы, вспышка гениальности в андеграунде переросла в грандиозный коммерческий успех, но сохранилась суть. Москва увидела представление театра одного немолодого актёра, который - вопреки навязчивой общемировой повестке - не хочет строить из себя ни "лидера мнений", ни борца за чьи-то абстрактные "свободы", ни снобствующего "гуру". Зато всё ещё ярко красит губы, подводит глаза, смешно ерошит причёску, с детской радостью купается в аплодисментах - и драматично заламывает руки, стоит ему услышать какую-нибудь особенно проникновенную мелодию собственного сочинения на собственном концерте. Судя по тысячам радостных улыбок и слезам счастья - в том числе на лицах тех, кто якобы не плачет, - именно это вечером третьего августа было нужно многим из нас.