105 лет назад родился поэт и переводчик Борис Заходер
Перефразируя Гумилёва, назвавшего Иннокентия Анненского "последним из царскосельских лебедей" (и, конечно, сильно драматизируя), можно сказать, что доживший до XXI века Борис Владимирович Заходер был последним из "детгизовских лебедей" - блистательных советских переводчиков детской литературы. То есть переводчиков, работавших для читателей, у которых были очень призрачные шансы прочитать переводимые им книги в оригинале и никаких шансов - увидеть места, где их действие разворачивается. Чем и определялся его творческий метод.
Но не только этим. Родившийся в 1918 году Заходер был человеком своего поколения. А это значило, что если на его старших товарищей (и в большой мере - наставников) по "цеху задорному" детского художественного перевода, Чуковского и Маршака, выпало по вполне полноценному куску дореволюционной биографии, подразумевавшей, в том числе, длительные вояжи в страны переводимых литератур, то на Заходера пришелся кусок биографии совсем другой - военной. И кусок не такой уж малый - с 1939-го, с финской войны, на которую он ушел добровольцем, по 1946-й. Конечно, он, ушедший воевать в июне 1941 года тоже добровольцем после нескольких месяцев обучения в Литинституте, служил всё-таки не в окопе, а во фронтовой газете ""Огонь по врагу" - но именно во фронтовой. Медаль "За боевые заслуги" просто так не давали.
Что не уберегло его, как и многих других вчерашних светских воинов, от негласного запрета на профессию - профессию поэта. "Не надо нам еще евреев в литературе" - вслух этого в конце 40-х литературные начальники не произносили, но поступали в соответствии с этой директивой. Так что первый же его шедевр, "Буква Я", написанный еще в 1947 году - так сказать, в качестве литинститутской дипломной работы, был опубликован только в 1955 году. Хотя, конечно, дело было не только в космополитизме….
Я ведь вам не просто буква,
Я - местоимение.
Вы
В сравнении со мною -
Недоразумение!
Недоразумение -
Не более не менее!
Тут вся азбука пришла
В страшное волнение.
Было от чего прийти в волнение!
Заходер, как и другие, перебивался анонимными-псевдонимными переводами, впрочем, отнюдь не восточными, от которых так болела голова у другого фронтовика, Арсения Тарковского; с успехом выращивал на продажу аквариумных рыбок ("Я кормил рыбок, а рыбки кормили меня", - добродушно шутил он много позднее), писал эстрадные репризы и пародии для тогдашней жены, актрисы оригинального жанра - пока не нашёл свою, как сказали бы сейчас, "фишку" - переводы-пересказы классиков детской литературы.
И попал в точку.
Действительно, кому, как не ему, автору другого шедевра - "Кит и кот", который сейчас разбирали бы с точки зрения витгенштейновской "философии языка", было дано понимание: детская поэзия, вообще детская литература сплошь и рядом построена на каламбуре, на том, что улетучивается при буквальном переводе, на том, что заставляет переводчика выкидывать белый флаг - примечание "непереводимая игра слов".
КОТ
Плывет по океану,
КИТ
Из блюдца ест сметану.
Всё переводимо! Только надо найти подход, выработать приём.
И Борис Заходер его нашел и выработал. "Да, существует только один способ перевода, позволяющий переводить непереводимое, - это писать заново, - объяснял (оправдывался?) он сам в статье "История моих публикаций". - Переводчик становится практически соавтором … если созданное на иноязычной основе сочинение в новой языковой стихии становится живым фактом живой литературы".
Переводы-пересказы Заходера - стали. При этом, как всякий удачный прием, как здоровье живого человеческого тела (тела языка, можно сказать), этот приём незаметен. Но отсутствие его оказывается невыносимо.
В случае "Вини-Пуха" это правило проявилось с наглядностью анекдотической. Когда в 1999 году, еще при жизни Заходера, ЭКСМО затеяло переиздать книгу про медвежонка и всех-всех-всех, не платя Заходеру, оказалось, что у объявившихся новых переводчиков намертво связаны руки: в "альтернативном переводе" действовали какие-то Тигер, Хоботун и… Хрюка! Потому что привычные нам всем Тигра, Слонопотам и Пятачок - придуманы Заходером. Ведь если Owl - это просто Сова (хотя, как убедительно показала Мария Елифёрова в своей статье "Багира сказал", здесь скорее Филин), то Piglet - это поросёнок, подсвинок, но уж никак не Пятачок. Это имя и выросший за ним характер (как за той же Cовой выросла старая дева - "синий чулок", хотя в оригинале это полуграмотный зазнайка-подросток мужеска пола) - гениальная находка русского соавтора.
"Сорок лет Винни-Пух, Кристофер Робин, Пятачок и Все-все-все, открытые Борисом Владимировичем Заходером, были нашими кумирами, - неистовствовал известный тогда интеллектуал Лев Бруни в статье с красноречивым названием "Украли медведя". - Юные личики покрылись морщинками, волосы выпали, бороды поседели, а мы все еще нет-нет, да и наведываемся к друзьям с криком "кто ходит в гости по утрам - тот поступает мудро" и, усевшись за стол, лукаво спрашиваем: "Не пора ли нам подкрепиться?" Короче, "куда идем мы с Пятачком"… То есть теперь, по милости гг. Вебера, Рейн и "ЭКСМО-пресс", надо просопеть "куда идем мы с Хрюкой". Фу, какая гадость".
Заметим, что лично Льву Бруни господа переводчики ничего не запрещали. Всякий новый перевод не отменяет старый и "имеет право быть". Но здесь этот новый перевод был вызван не концептуальными (как у Вадима Руднева, представившего своего Пуха-философа), а сугубо рваческими соображениями. И "ножницы" оказались слишком вопиющи - обманутые покупатели массово возвращали в магазины по неосторожности купленные книги - сами читайте своим детям эту хрюку!
Остаться в русской литературе даже одним словом - это очень много. Но всё-таки Борис Заходер несводим к "Винни-Пуху" - классическая иллюстрация из которого воспроизведена на его надгробье. И даже к "Винни-Пуху" с "Алисой" и "Питером Пэном". Осталось малоизвестным, что Заходер всю жизнь переводил Гёте, которого называл "моим тайным советником" (имея в виду, разумеется, не только высокий чин), и писал оригинальные, ничуть не детские стихи. Парой из них мы и закончим:
Диалог
"Чужая ли ты, моя ли -
А мне-то какое дело?
На кого бы ты там ни глядела,
Лишь бы глаза сияли!"
Не на меня ты глядела,
Но глаза сияли, сияли -
И радости - нет предела.
Не говоря о печали…
•
Памятник
Exegi monumentum...
Horac
Сказать ли правду?
Памятников - нет.
Ни рукотворных, ни нерукотворных.
Настанет срок - увы, сотрется след
Всех наших дел - и славных, и позорных.
Сотрется след побед и прочих бед,
След вдохновений и трудов упорных,
Черты царей на серебре монет
И надписи в общественных уборных,
След океанов и массивов горных,
Самой Земли, её сестёр - планет…
Ведь всякий срок - увы, всего лишь срок.
И он пройдет.
Сотрется след вселенной,
Где мы с тобой сумели - между строк -
Прочесть усмешку вечности.
Мгновенной.
Сотрется след…
Но не горюй, поэт!
Ты тоже усмехнулся - ей в ответ.
1965-1989