В этом году фестиваль в Николо-Ленивце не то, чтобы обрел новое дыхание - до этого, пожалуй, далеко. Но кураторы нашли тот формат, который способен трансформировать оpen-air для горожан, жаждущих совместить культурный досуг, охоту к перемене мест с радостями сельской свободы, во внятно структурированный фестиваль.
Идея пришла вместе с французом Ричардом Кастелли, куратором основной программы. Наряду с основной программой, появились еще спецпроекты, стратегический проект - "Облачная кухня" и лекционная программа. Все, как полагается на "больших" международных фестивалях. Кастелли, который известен больше театралам как соратник и сопродюсер спектаклей Робера Лепажа, показанных во время Чеховского фестиваля в Москве, сделал элегантный ход. Он предложил сделать акцент не только на архитектурные объекты и даже не только на прекрасные места, где они построены, но и на … время. При этом Кастелли сделал акцент не на время историческое или мифологическое: отсылок такого рода в Николо-Ленивце много и без него. В сущности, большинство объектов Николая Полисского, с которых и началось путешествие "АрхСтояния" в мир, это попытки (весьма удачные, надо сказать) осмыслить-обмозговать встречу архаического, мифологического и, если угодно, сельскохозяйственного замкнутого времени со стрелой прогресса и технократической цивилизации. Смешение этих двух типов времен на просторах у реки Угры, осмысление этого места как границы двух миров, отмеченной дивными рукотворными объектами (вместо хай-тека - свои, "домашние" технологии) и сделало Николо-Ленивец притягательным для людей по обе стороны "границы". Откуда бы ты не пришел, хоть из Голландии, хоть из Калуги, ты не чувствовал себя "чужим" в "пограничье".
Так вот, куратору Ричарду Кастелли, разумеется, не было никакого смысла идти по уже протоптанной тропинке. Время, которое его интересует, это скорее "чистое" время. В этом смысле понятно, почему фирменной "заставкой" нынешнего фестиваля, тема которого звучит как "Здесь и сейчас", стала работа Марка Форманека "Ленивецкие часы". Более того, тот факт, что эта работа была показана в Амстердаме и Берлине, приобретает дополнительный смысл. Перед нами протяженность времени, понимаемого как смена минут на цифровом табло. Числовой ряд, открытый в бесконечность. Тот, факт, что художник предпочел круглому циферблату со стрелками "цифровые" технологии, тоже значимо. Стрелки, бегущие по кругу, все же "помнят" о цикличности природного времени. Цифры, сменяющие друг друга, нет. Это уже виртуальная (или, точнее, математическая) реальность. Так вот, Форманек эту "виртуальную" реальность превращает во время конкретной человеческой жизни. И в Амстердаме, и в Берлине, и в Николо-Ленивце деревянные доски, складывающиеся в огромные, 4 метра высотой, цифры, составляли рабочие. 32 часа подряд, без перерыва на обед, каждую минуту на наших глазах меняется цифровая "картинка". Нам рассказывали, что в Берлине в перформансе участвовали 70 человек, на нашем поле подсолнухов работали пять каскадеров из Калуги. Пять человек в зеленых комбинезонах и желтых касках, умудряясь еще и приплясывать и танцевать, "играючи" меняли минуты. Вели счет времени. Абстрактные минуты становились временем физического усилия, реальной жизни и предметом экономического договора.
Движение в сторону перформанса французский куратор продолжил работой японки Сашико Абе в строении "Удаленного офиса". На подходе к "офису" выстроилась очередь. Пускали внутрь по два человека, просили соблюдать тишину и не фотографировать. Внутри сидела прелестная девушка в белом платье, в облаках из паутинок тонко нарезанной белой бумаги. Звук ножниц благодаря динамикам звучал, будто топор гильотины. Восточная красавица явно напоминала образ античной Парки. Но Парки, во-первых, занятой офисной, "бумажной" работой. Время мифа переводится в расписание рабочего дня. Во-вторых, у античных богинь было разделение труда: одни пряли нити жизни, другая их обрезала. Здесь явная рационализация: девушка режет белоснежные листы на тонкие полоски, и тем самым создает "пряжу". Античный миф, романтический образ "невесты", траурный образ смерти оказываются "в одном флаконе". Но самое интересное, конечно, гротескный сюжет, который в итоге вырисовывается: "удаленный офис" оказывается местом, куда все хотят попасть, при этом очень туманно понимая, а чем же там люди занимаются. То ли просто чистые бумажки режут, то ли священнодействуют. Перед нами театр абсурда, замаскированный под романтический миф.
Наконец, третья работа, включенная в основной проект, - это "Купель" Александра Алефа Вайсамана, которую показывали в строении под названием "Функциональное мычание". Попадавший внутрь зритель (разумеется, отстояв в очереди) попадал в пространство меж двух бесконечностей, уходящих вверх и вниз. Как сказала коллега, словно в лифте. Только себя тут не увидишь в настенном зеркале. Если учесть, что в своей лекции Ричард Кастелли весьма иронично прошелся по поводу лени и завороженности интерфейсом концептуального искусства, то нельзя не заметить, что "место действия", то бишь сарай "Функциональное мычание", оказывается ироническим комментом куратора к сверхсерьезным поискам концептуального и высокотехнологического искусства. Словом, благодаря Ричарду Кастелли, основная программа обрела неожиданный драйв, французское изящество и остроумие.
Ну, а как насчет традиционных радостей? К традиционным радостям "АрхСтояния", как то: гуляние по полю, фотографирование всего, что попадает в поле зрения, исследование архитектурных объектов вдоль и поперек и сверху донизу, добавилось новое - очереди. Очередь стояла даже, чтобы залезть на свежепостроенный "Ленивый зиккурат" высотой 18 метров (проект Владимира Кузьмина и Николая Калошина из группы "Поле-Дизайн). Ленивый он, разумеется, потому, что рядом с Николо-Ленивцем. Ну, и возможно, потому, что в основу модели положена детская игра в кубики. Кубик на кубик - получаем зиккурат. Высотой 18 метров и из тяжелых бревен, врубленных одно в другое. А так он очень даже не ленивый: на него собирали деньги с помощью краудшифтинга, все равно что для "Геракла". С интернета по нитке - зиккурату на бревно. "Ленивый зиккурат" также, помимо основных эстетических функций, готов исполнить и роль экологического манифеста. Бревна для него делались из деревьев, поеденных жуком-короедом. Так что зиккурат еще и ответ жукам-короедам и тем, кто не разрешает поврежденные вредителем деревья рубить. Но вообще-то, экологический месседж фестиваля требует отдельного разговора. Он возникает в разных проектах, но не сказать, что он звучит столь же ярко, как основная программа, сформированная Кастелли.
Ричард Кастелли: "Этот коктейль не я изобрел. Я лишь им воспользовался".
Ричард Кастелли, куратор основной программы фестиваля "АрхСтояние 2014", предложил рассмотреть архитектуру не как искусство, работающее с пространством и в пространстве, а как … искусство, работающее со временем.
Означает ли это, что вы решили пересечь границу и двинуться на территорию сопредельных искусств - театра, музыки, кино? Обычно же именно их относят к искусствам, работающим со временем.
Ричард Кастелли: Сразу скажу, любое искусство работает со временем. Как минимум, потому, что меняются поколения зрителей. Если вы видели скульптуры Праксителя, то заметили, что многие скульптуры богинь и героев, созданных им, со временем понесли потери. Где-то мы не можем видеть руку, где-то - плечо. Но эти утраты тоже часть истории искусства, а значит - часть произведения. Кроме того, нужно иметь в виду не только время жизни самой работы, но и восприятие зрителя. Оно же тоже не в одну секунду происходит. Вы подходите к картине, рассматриваете детали, приближаетесь, чтобы увидеть фактуру мазка… Я уж не говорю о том, что восприятие одной и той же работы может меняться с возрастом зрителя. Время - часть любой работы. Просто оно "невидимая" часть, а в фильме или видео перед нами движущееся изображение. И это очевидно всем.
Словом, вы не нарушитель границ?
Ричард Кастелли: Нет-нет, я поклонник традиций. Кстати, если искать традиции, то в какой-то степени скульптуры и рельефы с выбитыми надписями о победах фараона Рамзеса II можно считать своего рода рассказом в "картинках" о его военных походах. А любой рассказ предполагает последовательность событий, то есть он разворачивается во времени. Чем не разновидность кино - за несколько тысячелетий до нас? Словом, все искусства связаны со временем. Этот коктейль не я изобрел. Я лишь им воспользовался.
Скульптуры Рамзеса II, конечно, замечательный пример. Но все-таки пирамиды не совсем обычный род жилища. Они больше для потусторонней жизни предназначались. А обычные здания - здесь и сейчас, для нас, смертных, строятся.
Ричард Кастелли: Я бы сказал, что "здесь" и есть "сейчас". "Здесь" любого здания отсылает к конкретному моменту встречи с ним зрителя. А моменты эти разные. Одно дело вы, если вы смотрите на "золотые мозги" на здании президиума РАН утром или днем, другое - ночью. Время суток, погода, освещение - все меняет наше восприятие. Я уж не говорю про то, что в архитектуру любого здания закладывается драматургия.
В каком смысле?
Ричард Кастелли: В прямом. Скажем, когда Альберт Шпеер строил новое здание рейхсканцелярии по заказу Гитлера, он сделал его в виде каре. И кабинет Гитлера был напротив входа. Но чтобы попасть в этот кабинет, посетитель должен был по длинным коридорам пройти путь по периметру всего здания. Иначе говоря, долгий путь к главе III рейха был заложен в архитектуру. Он подчеркивал важность персоны, создавал определенное настроение у посетителя. Эта стратегия архитектора, в сущности, абсолютно театральной природы. Архитектор режиссировал церемониал приближения. Конечно, это не его изобретение. Храмы античности демонстрируют то же смешение стратегий театральных и архитектурных.
Поэтому вы не удивились, что вас пригласили курировать фестиваль в основе своей архитектурный? В России вы больше известны как сопродюсер постановок Робера Лепажа, которые были показаны на Чеховском театральном фестивале.
Ричард Кастелли: Я не удивился, но и не ожидал этого. Что касается моих театральных работ, то кураторы этого "АрхСтояния" познакомились с ними уже после встречи со мной. Но они знали меня как куратора выставок. Подошли с другого бока…
Это к вопросу о границах искусств… На своей лекции на "АрхСтоянии" вы сказали, что одним из вдохновляющих факторов была не столько природа, сколько контекст Николо-Ленивца и работы Николая Полисского и его бригады. Что вы имели в виду?
Ричард Кастелли: Природа здесь красивая, но в принципе в моем саду под Парижем тоже есть деревья, трава, птицы поют. Но там нет работ, которые в Николо-Ленивце произвели на меня огромное впечатление, будь то "Бобур" или "Вселенский разум". Они там и не могли появиться. Само решение Полисского отказаться от прежней жизни и приехать сюда, в деревню далеко от Москвы, - сильный выбор. Этот выбор послужил основой для возникновения объектов в Николо-Ленивце.
Это если говорить о месте. Если же говорить о времени, точнее, о "здесь и сейчас", то не менее существенна последовательность событий. Вслед за объектами Николая Полисского сюда пришел архитектурный фестиваль, затем - появились музыкальные события. Это процесс, который ищет свои формы, он изменчив. Он здесь на месте. И он включен в достойную "раму". На мой взгляд, очень важно, что допускается изменение природный среды. Тут нет консервации старого. Наоборот, фактически фестиваль способствует возвращению сюда природы. Насколько я знаю, здесь были колхозные поля. Теперь возникает молодой подлесок, с которым работают. Здесь проложены "аллеи", но в то же время тут нет жесткости регулярного парка, существующего столетиями. Художник тут более свободен. Возможность изменений - один из важных плюсов "АрхСтояния".
Справка
Ричард Кастелли - один из известных французских кураторов, режиссеров, продюсеров. Он разрабатывал культурную программу "Лилль - культурная столица Европы" (1999-2007). Курировал выставки в Берлине, в Шанхае, в Риме, в Стамбуле и США… Как продюсер, участвовал в создании интерактивных 360 ° интерактивных инсталляций и стереофильмов Жана Мишеля Бруйе, Робера Лепажа, Джеффри Шоу и Сары Кендердайн, Широ Такатани и Сабуро Тешигавары, Ду Жень Юнь. Фильмы, которые он режиссировал, получили награды на нескольких фестивалях, включая Золотой приз фестиваля музыкальных фильмов в Рио-де-Жанейро и первую премию фестиваля в Эставар.