Творчеству Дмитрия Шостаковича, 110-летие со дня рождения которого отмечал в прошлом году весь музыкальный мир, посвятили программы Венский филармонический оркестр (дирижер Андрис Нельсонс), молодежный оркестр West-Eastern Divan под управлением Даниэля Баренбойма и Берлинский филармонический оркестр под управлением Саймона Рэттла.
Звучала музыка Шостаковича в рециталах и в камерных программах. Но титульным событием афиши, безусловно, стала постановка "Леди Макбет Мценского уезда" на сцене Grosses Festspielhaus (Большого фестивального зала), причем в "автографической" редакции партитуры, которую Янсонс реконструировал для зальцбургской постановки. По его словам, оригинал Шостаковича не звучал даже в исторических премьерах "Леди Макбет" на сценах МАЛЕГОТа (1934) и Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко (1935), где партитуры ставились в измененном виде.
Тщательная "академическая" работа Мариса Янсонса с оркестром Венской филармонии, каллиграфически точная, погружающая в глубину гротескно-трагической, обжигающей пароксизмом животных страстей музыку Шостаковича, оказалась наиболее убедительной частью спектакля, поставленного немецким режиссером Андреасом Кригенбургом. В оркестре - глубокие, страшно звучавшие в симфонических антрактах духовые, скрежещущие, острые линии струнных, жутковатые пиано, надвигавшиеся покойницкими "шагами" Бориса Тимофеевича, ернический канкан и черная бездна финала с хором каторжников, звучавшим как реквием, как печальный эпилог бессмысленной и уродливой жизни, потерявшей ориентиры человеческой души (хор Венской оперы под руководством Эрнста Раффельсбергера).
Такого же качества цельности постановщику спектакля добиться не удалось. Кригенбург переместил действие оперы в условное время середины ХХ века, размывая его конкретность бетонным пейзажем городского двора, где в запутанных лабиринтах балконов и лестниц, тускло освещенных шарами электрических ламп (художник Харальд Б. Тор), проходит странная, мутная жизнь обитателей, сводящаяся к пьянству и оргиям.
Катерину в таком окружении, скучающую в своей пустой комнате с евроинтерьером, распирает от желаний, материализующихся в галлюцинациях совокупляющихся пар на сцене. Муж Катерины - Зиновий Борисович, по ночам сидящий в компьютере, свекр - домашний тиран, выносящий всем мозг, а Сергей - мерзоватый тип, не подаривший Катерине любви даже на мгновение.
Драматургия этого действия выстраивалась режиссером достаточно прямолинейно, и сочувствия в этом гротеске не вызывал ни один персонаж, даже когда в финале Катерина повисала с балкона на веревке вместе со своей соперницей Сонеткой.
Между тем певцы создали серьезный музыкальный объем этому спектаклю. С партией Катерины отлично справилась заменившая в последних спектаклях заболевшую Нину Штемме Евгения Муравьева, которая поразила сильным и яростным вокалом (в первых спектаклях она выступала в роли Аксиньи). Брэндон Йованович оказался идеальным "подлецом" Сергеем, циничным и одновременно уставшим от ненасытной Катерины, а Ксения Дудникова - красивой, магнетизирующей темной глубиной своего голоса Сонеткой.
В своей коронной роли Зиновия Борисовича - тихого алкоголика, мечущегося между двумя огнями, деспотом-отцом и требующей страсти Катериной, абсолютно убедителен Максим Пастер. А Дмитрий Ульянов создал жутковатый образ Бориса Тимофеевича с угрожающими интонациями и воспитательной палкой в руках. По сути, в каждой роли в этом спектакле чувствовалась индивидуальная работа артистов - в основном российских, придавших в итоге сценическому гротеску Кригенбурга полновесное содержание.
Еще одной крупной премьерой фестиваля с "русским акцентом" стала "Аида" Верди под руководством Риккардо Мути с участием Анны Нетребко, дебютировавшей в партии Аиды, и Екатерины Семенчук - Амнерис. В первом составе с дуэтом солисток Мариинки партию Радамеса пел Франческо Мели, во втором - супруг Нетребко Юсиф Эйвазов.
Партией Аиды Анна Нетребко отметила 15-летие своего дебюта на Зальцбургской сцене в партии Донны Анны из "Дон Жуана", покорившей публику навсегда. С тех пор каждая ее зальцбургская роль вызывает ажиотаж, тем более что певица поет теперь новый репертуар, переходя к партиям драмсопрано.
Одна из вершин этого репертуара - Аида, эфиопская царевна и рабыня, погибающая от любви к врагу, египетскому военачальнику Радамесу. Для Нетребко в этой партии главным стало исступление чувств и огромная внутренняя сила Аиды - ни на мгновение не рабыни, а равной египетской царевне Амнерис соперницы. С первой и до последней ноты она вела свою партию с напряжением звука и внутренней яростью и одновременно с таким качеством лиричности, прозрачности звука, что было ясно, насколько тщательно она проработала эту роль с маэстро Мути. Потому что именно для него каждый вердиевский звук - это страсть на грани жизни и смерти, эссенция всего человеческого - любви, ненависти, страдания, надежд.
И хотя спектакль, поставленный Ширин Нешат, иранской видеохудожницы и кинематографиста, попытавшейся актуализировать в "Аиде" тему беженцев, оказался достаточно формальным по своей сценической эстетике, опера Верди под руководством Мути прозвучала актуально и без сценических прикрас - как поток живой жизни, в которой бесценно и хрупко только одно - человеческая душа.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"