Несколько лет назад Камбербэтча спросили, каких книжных персонажей он хотел бы сыграть в своей карьере, и, немного подумав, он остановился всего на двух: шекспировском Гамлете и - Патрике Мелроузе. Такое соседство может изрядно удивить отечественного читателя, ведь произведения Сент-Обина (помимо пяти книг, объединенных вышеназванным персонажем, им были написаны еще три романа) не только отстоят во времени от создания пьес Уильямом Шекспиром почти на пять веков, они даже не переводились на русский. Да и у себя на родине статус у Сент-Обина особый: он является признанным мастером пера, одним из самых блестящих знатоков английского языка, обладающим безупречным вкусом и чувством слова. Однако он ведет уединенный образ жизни и создает литературные работы, скорее, сообразно внутренней потребности, чем из профессионального зова. И появление его новых публикаций редко становится широкомасштабным торжественным событием, как это зачастую происходит с его талантливыми современниками.
В предисловии к увесистому тому, выпущенному издательством Picador Classics в 2011 году, куда вошел весь цикл о Патрике Мелроузе, писательница Зэди Смит весьма точно подметила, что в работах Сент-Обина присутствует "остроумие Уайльда, легкость Вудхауза и язвительность Во". Сравнение с этими глыбами английской литературы может, на первый взгляд, показаться несколько преувеличенным, потому что примеров удачного, не подражательного литературного преемства с признанными классиками достаточно немного. И Сент-Обин по праву может занять почетное место в таком списке, составлять который, правда, будет уместно лишь спустя несколько десятилетий.
Что же роднит Сент-Обина с вышеперечисленными авторами и что отличает его от собратьев по перу? Во-первых, если говорить о пенталогии о Патрике Мелроузе, это - тема произведения и отчасти его форма. По сути, Сент-Обин создал полноценную "семейную хронику", адаптировав ее к нынешнему ритму жизни. Пять повестей запечатлели пять разных дней в жизни Патрика, знаменующих важные этапы на его пути, подводящие его к переосмыслению своего прошлого. Не до конца понятная связь (как, собственно, и граница) между прошлым, настоящим и будущим, столь мучительное для Патрика обстоятельство, очень близко и понятно современному западному человеку, его самоощущению, даже без тех душевных потрясений, что выпали на долю этого героя. Человеку, живущему в эпоху безудержных вихревых потоков, состоящих из внешних информационных поводов, личных впечатлений, различных событий, судорожной, ни за чем не поспевающей рефлексии, такие сомнения, а также тягостность и усталость от существования, переполненного балластом, очень хорошо знакомы.
Во-вторых, Патрик (как и сам писатель) по рождению принадлежит к самой привилегированной части британского общества, что позволяет провести не только предметные параллели, но и динамический анализ изменений, произошедших в умонастроениях аристократических кругов за прошедшее столетие. Ведь именно в Соединенном Королевстве дворянство, ставшее в большинстве стран анахронизмом в начале двадцатого века, сумело сохранить себя до сих пор в практически неизменном виде.
А в-третьих, если говорить о манере повествования и его стиле, на ум не могут не прийти упомянутые имена великих соплеменников автора. Остроумие Сент-Обина во многом родственно уайльдовскому, если рассматривать письменное наследие последнего во всей совокупности - блестящей жовиальности молодости и горького трагизма последних лет. Влияние Пэлема Грэнвила Вудхауза (или же просто культурное родство), несомненно, присутствует, причем заставляет по-новому взглянуть на самого популярного персонажа произведений Вудхауза - Берти Вустера. Берти не только комичен, он временами трагичен в своей наивности и лекговерности, а его несерьезность маскирует куда более глубокие проблемы - неловкость, чуждость окружающему его миру, принадлежность к своей страте исключительно в силу происхождения, но не убеждений.
Он интуитивно чувствует косность своего окружения, но, к сожалению, не в достаточной мере вооружен мировоззренческим и познавательным инструментарием, чтобы уяснить причины внутреннего разлада и утвердиться в обоснованности своих ощущений, не говоря уже о том, чтобы найти себе и своим возможностям стоящее применение в жизни. Если же говорить о язвительности и сарказме Ивлина Во - это тот спасительный круг, являющийся настройкой по умолчанию британского менталитета и культуры, который позволяет герою Сент-Обина выжить морально. Сам же автор говорит в одном из своих интервью о наличии параллелей с Генри Джеймсом, но речь идет не о подражательстве, а о схожем жизненном опыте, столкновении с двумя культурами - британской и американской. Джеймс провел первую часть своей жизни в Новом Свете, переехав впоследствии в Европу, а Сент-Обин знаком с США по причине того, что родственники его матери на протяжении нескольких поколений проживали по другую сторону Атлантики.
Но Сент-Обин позволяет себе пойти дальше, чем авторы большинства ироничных произведений, написанных на английском. Он как литератор, но прежде всего - как личность сумел совершить очень смелый поступок: в существенной мере отказаться от условностей и создать эмоциональное, искреннее произведение, в котором сарказм и остроумие не служит маскировкой и законным поводом для рассказа о серьезных вещах. А ведь английская культура, по большей части, только в такой подаче и приемлет разговор на вечные темы, будь то литература или кинематограф. Что еще удивительнее, этот своего рода демарш и разрыв с традицией был принят обществом не со снисхождением, а с уважением. Вполне возможно, не в последнюю очередь в силу того, что в основу произошедшего с совсем маленьким Патриком на страницах художественного произведения легла крайне травматичная, если не сказать - чудовищная череда эпизодов, случившихся с самим Эдвардом Сент-Обином в детские годы.
Большинство современных литераторов - в том случае, если они касаются темы сексуального насилия, - подробнейшим образом останавливаются на описании соответствующих сцен, нередко этим и ограничиваясь. Сент-Обин мог бы поступить так же (и стать лишь одним из множества писателей, развивающих этот своеобразный жанр). Да, две первых его книги вышли в 1992 году, когда, с одной стороны, словесная натуралистичность не была настолько массовым явлением, как сегодня, но с другой - и не была осуждаема, как десятилетиями раньше. Он же создал - на основе собственного опыта, осмысления, непростого повторного проживания, принятия и, что главное, возрастания над личным горем - многогранное произведение, поражающее своей искренностью, прямотой, эмоциональностью, психологизмом и, увы, реалистичностью.
На первый взгляд, у молодого Патрика Мелроуза есть превосходные возможности для того, чтобы прожить счастливую, осмысленную жизнь, выбрав любой понравившийся вид занятий - его происхождение, образование, материальный достаток, наличие множества связей в высшем свете тому порука. Но он не в силах это сделать. Более того, он (совсем как Берти Вустер), не может охватить всех открывающихся ему возможностей. Но если Берти не хватает кругозора, то проблему Патрика невозможно устранить внешними средствами. Ради инстинктивного самосохранения его психика очень рано вынужденно вытеснила осознанную рефлексию на тему моральных и физических страданий от надругательства над собой, вынудив, в отсутствие вокруг людей понимающих, любящих и способных защитить и утешить, расщепить свой мир и его восприятие. Живая, по-детски непосредственная и беззаботно-радостная часть Патрика умерла, едва сумев оформиться.
На ее останках разрослась всепоглощающая воронка тоски, обреченность, слепая вера в злой рок и собственную чудовищность, чуть ли не заразность, бесплодная и бесконечная саморефлексия, а главное - поиск утешения вовне, в окружающей обстановке, а позже - в наркотиках и алкоголе, дающих ложное чувство контроля и самоуспокоения. Такой защитный механизм дает о себе знать и в менее серьезных ситуациях - редкие детские воспоминания не содержат почти фотографических отпечатков интерьеров или каких-либо его деталей, когда речь идет о каком-либо потрясении: будь то мучительное посещение зубного врача или первое осознанное столкновение с тем, что человек смертен.
Патрик чем-то похож на птенца, что только вылупился из яйца и вместо матери увидел уродливую мусорную кучу, возлюбив ее со всей мощью неосознанно запускаемого импринтинга. И поэтому расставание с родным гнездом становится для него концом света, хотя, по логике вещей, именно от такого наследства он должен был бы избавиться сам, так как именно там развернулись события, изменившие всю его жизнь.
Обладая феноменальной памятью, Патрик отлично помнит, что говорили о нем или же что просто обсуждалось в его присутствии. В его картине мира много голосов, услужливо нашептывающих ему чужие мнения, суждения и неприменимые к жизни сентенции, только нет голоса его самого. Когда он все же начинает пробиваться, это воздействует на Патрика оглушающе и отправляет его в психиатрическую клинику. Ему, чуткому и доброму по натуре, необходимо научиться формулировать и расколдовывать разрушительные установки, сформировавшиеся в нем помимо своей воли.
И - уметь различать безразличие и отстраненность, о чем сам автор говорил в одном из своих интервью. По его мнению, безразличие свидетельствует о самонадеянности и уместно разве что в подростках, в более зрелые годы привычка к безразличию может разве что калечить. Что же касается отстраненности - она представляет собой искусство, которым нужно последовательно овладевать, потому что, как считает Сент-Обин, именно наличие этой способности является главным выражением свободы (по крайней мере, эмоциональной). Благодаря ей человек получает возможность думать не об одном и том же, навязываемом подсознанием в разных формах, а произвольно концентрировать внимание и ход мыслей на происходящем.
Сами методы, применяемые Сент-Обином, также отражают эту дихотомию: наигранный сарказм и "театральность", вечные спутники молодого Патрика, поначалу немало веселят читателя, но по мере развития событий улыбка становится все более натужной - но не потому, что шутки становятся избитыми - этого рассказчик избегает с удивительным мастерством, а потому что Патрик их перерастает. И постепенно им на смену приходит мягкая, беззлобная ирония, поначалу пугающая Мелроуза, уже отца семейства, той тишиной и спокойствием, которые она приносит. А за ней следует признание своих ошибок, взятие на себя ответственности за свою жизнь и попытка наконец-то отпустить тягостное прошлое, кропотливо извлекая из под обломков редкие благородные и здоровые ростки, которые ядовитые плевелы не сумели опутать своими корнями.
Насколько Патрик сумел простить своих родителей - поведение отца и бездействие матери, неизвестно. По крайней мере, ему кажется, что для того, чтобы простить другого, нужно самому встать на ступеньку выше своих обидчиков, а ответственно признать за собой наличие какой-либо добродетели, позволяющей это сделать, он не может. Но он, как минимум, сумел сделать несколько очень важных общечеловеческих выводов о том, что человеку необходимо, а главное - остановить череду перевоплощений порочных черт предыдущего поколения в своих потомках.
Остается надеяться, что за экранизацией самых известных произведений Эдварда Сент-Обина последует и перевод их на русский язык, что потребует недюжинного профессионализма, смелости и такта от переводчиков, решившихся взяться за крайне непростой, но вместе с тем увлекательный труд.